Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошла к черту!
– Давай, Алиса, рассказывай, – тихо попросила Светлана Колганова. – Я же слышала, что ты Саше кричала там, в квартире: слюнтяй, недоумок, тряпка, трус! Только он был не слюнтяй. Он и тогда, мальчишкой, не мог этого вынести – хотел с собой покончить. А теперь, взрослым, он все это пережил заново, и, если бы только она заговорила, он бы во всем признался. Он так тебе и кричал: я больше не могу, я устал бояться и каяться всю жизнь! ОНА все вспомнила!
Если бы только она заговорила…
Она все вспомнила…
– Единственное оправдание того, что мы сделали это, что мы были такими тварями в детстве, – твердо, безжалостно повторила Елена, – это то, что мы находились под негативным влиянием, наслушавшись россказней твоей бабки Авроры, бабки-алкоголички, свихнувшейся на ваших семейных мерзостях. Это и на взрослых воздействует, а уж на тринадцатилетних подростков – ого-го! Мне ли не знать, у меня двое детей. Это ты, Алиса, бесплодная смоква. Червивое чрево. Ну же, рассказывай, подруга, с самого начала! У твоей прабабки-суки Аннет, по словам Авроры, ведь тоже имелось свое оправдание.
Елена обернулась к Кате, словно ища у нее поддержки. Но Катя, как и они все, пока еще ничего не понимала.
Алиса Астахова глядела в окно – в надвигающиеся на Безымянный переулок сумерки.
Темные глаза – провалы на бледном лице.
Лицо – как гипсовая посмертная маска.
Из сумерек, запечатленное на стекле, на нее смотрело сквозь время и расстояние другое лицо, другие глаза.
Тоже темные, с расширенными зрачками, когда-то прекрасные, бездонные очи, а ныне полубезумные, покрасневшие от дыма, усталости, злости и слез.
Глава 42
Пальцы врастопырку
26 декабря 1917 года
Аннет Астаховой исполнилось двадцать пять лет. Свои первые четверть века она отмечала в нетопленной спальне особняка, доставшегося ей от старшей сестры Адели, на кровати, заваленной шелковыми пуховыми одеялами и матросскими бушлатами.
В ночной сорочке и панталонах она подошла к окну, стала вглядываться в сизый зимний день. По заплеванным семечками, облитым мочой улицам среди сугробов ездили грузовики. На стылых площадях Москвы до хрипоты и ора митинговали. Осатаневший от митингов и пьянства народ с гиканьем и улюлюканьем ловил не успевших сбежать городовых и полицейских приставов и швырял их в полной выкладке с мостов в ледяную воду Москва-реки, набив карманы полицейских шинелей камнями. Тем, кто пытался выплыть, стреляли в голову из винтовок и «маузеров».
Аннет Астахова приобрела и себе «маузер». Он оттягивал ее тонкую руку, но стреляла она прилично.
Таких времен она ждала давно. В такие времена можно было заставить платить по всем долгам. И она собиралась это сделать.
Она закурила сигарету в мундштуке. Начала одеваться – очень скромно. Платье и пальто она позаимствовала у своей горничной. Но грубое сукно не могло скрыть ее природного фамильного изящества.
Аннет была похожа и не похожа на свою старшую сестру Адель. Та заменила ей мать, стала первой наставницей, подругой. Аннет восхищалась Аделью – ее деловой хваткой, ее энергичным характером, ее бесстрашием, бескомпромиссностью и передовыми взглядами. Адель управляла бакалейными предприятиями своей закадычной подруги Серафимы Козловой. И Серафиму Аннет тоже обожала. Две эти женщины были ее путеводными звездами с самого детства, потому что родители умерли рано, и сестра и ее богатая подруга взяли на себя воспитание и образование Аннет.
Аннет училась в лучшей гимназии Москвы. Затем в лучших пансионах Швейцарии. Она слушала лекции в Сорбонне и весело и с пользой проводила время в Париже. Она хотела посвятить себя юриспруденции, потому что с пятнадцати лет все ее воображение занимал долгий судебный процесс, который вела Серафима Козлова с помощью Адели против изуверов сектантов-скопцов, прятавшихся под крылом мыльного фабриканта Якова Костомарова.
Но мечтам стать первой в России блестящей юрист-девицей не суждено было исполниться. Летом тринадцатого года Адель Астахова и Серафима Козлова, отправившиеся на автомобильную прогулку из подмосковного имения на Яузе Светлое, бесследно пропали. Их искали три месяца, но так и не нашли. Ни следов, ни тел. Ничего.
Аннет приехала в имение, когда там кишела полиция, а вызванные из города казаки нагайками жестоко пороли мужиков, добиваясь от них признания в том, что это они убили хозяйку имения и ее управляющую.
У молоденькой Аннет имелась другая версия, и она высказала ее полицейскому приставу. Тот внимательно выслушал, но предпринимать ничего не стал. Позже Аннет советовалась с юристами Серафимы Козловой, но те отвечали: это лишь ваше предположение, милая, доказательств полиция не нашла.
Вообще все сразу изменилось со смертью Серафимы и Адели. На состояние Серафимы нашлись наследники из числа дальних родственников из Самары. На воспитанницу Аннет они откровенно косились. Аннет получила наследство от сестры Адели. Но оказалось, что та многое жертвовала благотворительным фондам, а также кружкам движения за женскую эмансипацию и равноправие и негласно – организациям, поддерживавшим разного толка революционеров.
Деньги утекали быстро. С революционерами Аннет познакомилась и сошлась. Октябрь семнадцатого она встретила в Москве. И поняла, что час пробил.
Для оплаты по всем долгам, даже тайным.
Для мести.
Для сведения счетов, не опасаясь возмездия.
Она жаждала отомстить. Она ведь точно знала, кто причастен к смерти Адели и Серафимы. Но все эти годы у нее, молоденькой барышни, были связаны руки. И вот путы спали. А сердце Аннет давно окаменело от горя.
Дымя сигаретой в длинном мундштуке, застегивая пуговицы дрянного пальто, напяливая на себя портупею с «маузером», Аннет прикидывала в уме, к кому обратиться за помощью в таком деле.
К анархистам в Дом анархии или же к деятелям из совсем недавно созданной Чрезвычайной комиссии? И тех и других она знала – встречалась с ними на митингах и собраниях. Красивая образованная барышня-товарищ – о, она научилась это использовать! Жизнь всему научит, господа!
Анархисты… Но там, в этом Доме анархии, все говоруны-ораторы в матросских бушлатах и чеховских пенсне. И все сплошь охальники. А это значит, что придется многим давать под портретом князя Кропоткина, прежде чем ей окажут помощь.
Чекисты из чрезвычайки… От них мурашки по коже. Но они все – страшные ханжи и моралисты. А это значит, давать придется только одному – тому, кто подписывает ордера на обыск и арест.
Взвесив все, Аннет решила обратиться в Чрезвычайку к товарищу Мандрыкину-Перетятько. Мосластый, здоровенный, он смотрел на нее несытыми глазами. Когда они здоровались, у него потели ладони и краснели уши.
И вот спустя два часа она уже стояла в кабинете в маленьком особнячке в окрестностях Лубянки. Тут во всех ближайших особнячках, как тараканы, ползали по лестницам разные личности, воняющие махоркой. А кабинеты запирались на ключ.
Мандрыкин-Перетятько был немногословен. Он снова адски вспотел. По его осоловелому виду Аннет поняла, что она и правда ему сильно нравится. Пока на старом кожаном диване, из всех щелей которого пахло клопами, Аннет раздевалась, подтыкала юбку и спускала панталоны до щиколоток, Мандрыкин-Перетятько повернул в замке ключ.
Он навалился на нее, как камень, притиснул к дивану. От его кожаной тужурки несло скотобойней. И он неуклюже возился, прилаживаясь то так, то этак, но все никак не попадая в нужное искомое место. Складывалось впечатление, что при крупном сложении и благородной седине на висках он либо вообще делал все это впервые, либо совсем забыл в угаре революции, как это совершается у обычных людей.
Наконец он задвигался, сопя ей в ухо. Он боялся стонать от наслаждения громко, потому что по коридору за дверью его кабинета сновали деятели Чрезвычайки, громогласно призывая «немедленно отбить в Питер, на Гороховую, по телеграфу депешу товарищу Менжинскому, товарищу Дзержинскому, товарищу Урицкому, товарищу Блюмкину, товарищу Петерсу» и еще хрен столовый знает кому.
Но вот наконец Мандрыкин-Перетятько достиг пика. Он забился и запищал тоненько, как комар, Аннет в ухо: ииииииииииииии, слааааасть!
Пока она натягивала панталоны, оправляла юбку, напяливала пальто, он, все еще дрожа, подписывал ордер.
Аннет попросила у него в помощь людей. Он вышел в коридор и отобрал из слонявшихся там без дела двух молодых парней, угрюмых, в грязных папахах, и одного бесстрастного, как будда, в кожаных галифе.
В шарабане с верхом, конфискованном у извозчика, они все вчетвером приехали к Андронью, и Аннет велела выйти, затаиться и ждать.
Они мерзли на морозе около часа. А потом появился тот, кого они ждали.
Онуфрий Притыкин, безбородый великан с голым скопческим лицом в морщинах. Аннет знала о нем, как и обо всех прочих участниках уголовного процесса, с пятнадцати лет, с 1907 года, когда Серафима и Адель после убийства на фабрике жениха Серафимы Семена Брошева с головой погрузились в судебную тяжбу.
- Мойры сплели свои нити - Татьяна Юрьевна Степанова - Детектив
- Арест в облаках - Издательство «Развлечение» - Детектив
- Достаточно одной таблетки - Наталья Андреева - Детектив
- Корень зла среди трав - Татьяна Юрьевна Степанова - Детектив / Классический детектив
- Призрак - Роберт Харрис - Детектив
- Пейзаж с чудовищем - Татьяна Степанова - Детектив
- Призрак в храме - Robert van Gulik - Детектив
- Тайна Белого дома - Издательство «Развлечение» - Детектив
- Она в моем сердце - Татьяна Полякова - Детектив
- Не говори маме (СИ) - Степанова Саша - Детектив