Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ибрагимов кашлянул. Она тотчас же обернулась, глаза их встретились. Вновь Ибрагимов в смущении улыбнулся. Гондванка поспешно отошла в сторону. Однако ученый успел рассмотреть, что цвет ее лица стал значительно свежее и вся она по сравнению с предыдущим днем казалась бодрее.
Не прошло и двух-трех секунд, как девушка поднялась с земли и двинулась к нему навстречу. Она произнесла несколько слов, опять таких же непонятных, и, подойдя к Ибрагимову, указала рукой на пищу, словно приглашая его приступить к завтраку.
Он беспрекословно повиновался ей. Еще много недель тому назад решил Ибрагимов подчиняться на первых порах всем ее желаниям. Таким образом, думал он, гондван-ка гораздо быстрее привыкнет к нему и освоится с окружающей обстановкой. Теперь они поменялись ролями: уже не он за ней, а она наблюдала за ним.
Когда Ибрагимов поднялся из-за стола и с благодарностью поклонился, Гонда вышла из пещеры. Ученый последовал за ней. Она еще раз попыталась заговорить с мужчиной. Показывая рукой на его лицо, удлиненную голову, бронзовый загар тела, девушка вопросительно смотрела на него. Затем она поднесла палец к своему языку, к его рту и что-то зашептала губами. Ибрагимов понял: гондванка недоумевала, как это он, гондванец, говоря на чужом языке, не знает отечественного наречия? Не было никакого сомнения в том, что она принимала его за соплеменника.
Ибрагимов прошел в пещеру. Там среди бронзовых орудий находилось несколько предусмотрительно приготовленных аспидных дощечек и кусочков мела. Он принес их к пепелищу костра, уселся и начал старательно выводить иероглифы. Гондванскую письменность к этому времени он изучил уже настолько, что мог начертать все, что было под силу при довольно ограниченном словаре. Затрудняясь поэтому в письменной передаче некоторых понятий, ученый решил применить свои познания в области древнеегипетского наречия.
«Если действительно гондванцы соприкасались с египтянами, вряд ли Гонда не знала их языка. Это совсем было непохоже на великого историка, удостоенного бальзамирования!» — думал он про себя.
Ибрагимов не мог не заметить любопытства девушки. Аспидная доска, мел совсем не вызывали ее удивления. С невероятным волнением Гонда следила за каждым знаком, которые он наносил на дощечки. Девушка понимала или догадывалась, что он хотел написать. Затрудняясь в расшифровке одних начертаний, она в то же время торопила его в других местах.
Наконец Ибрагимов протянул ей испещренные записями дощечки. Гонда почти вырвала их из его рук; она стояла перед ним теперь напряженная и поглощенная чтением иероглифов.
Вот что написал Ибрагимов:
«Мне было одиннадцать лет, когда меня захватили с собой предавшие город разрушению воины. Они увели меня в свои земли, и вот уже двадцать три раза я наблюдаю весеннее равноденствие. Черные меня не тронули. По приказу вождя они поселили меня на этой горе, запретив покидать ее. Да и глубокие пропасти не позволили бы мне уйти отсюда. Черные кормят, содержат меня, а я за это исполняю обязанности их секретаря, и они вызывают меня по мере надобности. Мой отец, имени которого я не помню, был великим ученым мужем. По его требованию я изучил письменность. Но язык свой давно уже забыл потому, что ни с кем за время пленения я не перебросился ни одним словом. Я надеюсь, что ты воскресишь его в моей памяти».
Все это было написано на трех дощечках. Две остальные были посвящены Гонде. Больше всего волновало ученого их содержание, ибо он не знал, какое впечатление могли они произвести на нее.
Ибрагимов старался не пропустить ни одной морщины на ее лице: слишком боялся он за результаты своего откровения. И когда Гонда, прочитав первые три скрижали, приступила к расшифровке двух остальных, он замер вместе с ней, вновь перечитывая написанное.
«…Тебя принесли сюда несколько дней тому назад. Вероятно, тебя захватили тоже во время войны. Когда тебя сюда принесли, ты показалась мне бездыханной. После двух суток сна ты очнулась. Черные про тебя говорили, будто ты славишься своей ученостью и что они полонили тебя во время твоей болезни. Ты будто страдаешь поражением памяти!…»
Прочитав дощечки, Гонда бессильно опустила руки. Неужели действительно память изменила ей?
Да, взгляд ее блуждал рассеянно по сторонам, растерянный вид говорил о том, что она никак не может собраться с мыслями. Пробудившаяся природа доисторического человека не могла взять верх над тем, что она представляла собою в данный момент. Девушка чувствовала инстинктом, что то, что она видела, слышала, осязала вокруг себя, было неизвестно ей раньше, ново для нее. Словно бы только с этой минуты для нее начиналась жизнь.
Некоторое время она была как бы в забытьи, затем наконец очнулась. А когда пришла в себя и увидела Ибрагимова, он показался ей ближе всего на свете, потому что первые ее впечатления по пробуждении были связаны с ним: в его лице гондванка видела человека, на которого она могла положиться, который ее поддержал в первый момент и, безусловно, поддержит и впредь.
В ее голове возник уже целый ряд представлений, которые она могла считать по сравнению с незаполненными страницами других жизненных ощущений уже известными ей. Взять хотя бы ту же мегалистическую пещеру, обстановку, лес.
Некоторые предметы будоражили ее нетронутую память: где-то под спудом новых переживаний таились когда-то испытанные, но выдохшиеся ощущения.
Почему больше всего тревожит ее вид моря? Почему знакомым представляется оно ей? Почему земляничное дерево, махровые серебристо-полынные папоротники кажутся ей знакомыми, виденными, а вот впечатление от густолистого ясеня или пахучих мимоз кажется чуждым?
Раздвоенность захватила Гонду с первых шагов в заповеднике.
Ибрагимов понял ее состояние. Он прикоснулся к ее руке, невольно вздрогнув, так как это было первое прикосновение к пробудившейся гондванке. Он помог девушке дойти до ее ложа.
Напрягая всю волю, она пыталась ответить себе на вопрос: почему же в одних предметах она инстинктом находит элементы чего-то родственного! Почему же эти начала отсутствуют во всем остальном?
Под вечер, после завтрака, они собирали фрукты. Девушку поражало все, что встречала она в заповеднике. Однако это надолго не останавливало ее внимания, так как она узнала, что место, в котором она находится, далеко отстоит от ее родины; поэтому было вполне естественным резкое отличие природных условий, подмечавшееся ею на каждом шагу. Утомившись, Гонда расположилась на ступенькообразном выступе скалы. Вдали открывался пустынный морской простор. Едва заметными веерами кружились над водой бакланы да стаи дельфинов играли на солнце. Со скалы невозможно было определить ни их размеров, ни формы.
- Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн - Морские приключения
- Дети капитана Гранта - Верн Жюль Габриэль - Морские приключения
- Коммодор Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт - Морские приключения
- 49 дней в океане - Иван Ефимович Федотов - Морские приключения
- Ромашка. Легенда о пропавшем пирате - Гастон Буайе - Исторические приключения / Морские приключения
- Корсары Южных морей (сборник) - Эмилио Сальгари - Морские приключения
- Бунт на «Баунти» - Чарльз Нордхоф - Морские приключения
- Рыцари моря - Иван Медведев - Морские приключения
- Маленький мир - Сергей Соболев - Морские приключения
- Марадентро - Альберто Васкес-Фигероа - Морские приключения