Глава 28
Ярослав Львович 
 (по вашим просьбам)))
  
 Я открывал один ящик за другим, но аптечки нигде не было. Сегодня неорганизованность Марины злила особенно сильно.
 – Красная коробка в ванной может быть аптечкой? – тихо, как мышка, произнесла Анюта, словно боялась отвлечь меня.
 – Вполне, – кивнул я и улыбнулся.
 Видишь, какая ты молодец, воробушек? Убери с лица это затравленное выражение. Просто думай, какая ты молодец…
 Коробка действительно оказалась аптечкой. И там, к моему тайному сожалению, действительно обнаружилась мазь от синяков.
 Передо мной встала дилемма.
 Если мазь здесь – смысла везти Анюту домой как будто бы нет.
 Но я же не мудак. Чем позже обработать щеку, тем дольше она будет болеть.
 «Не мудак», – повторил я себе и, прихватив всю коробку, пошел к дивану, на котором, трогательно обняв колени, сидел мой секретарь за короткое время ставший мне небезразличным.
 Хотя стоит ли себе врать?
 На диване сидела молодая, привлекательная девушка. И обычно это словосочетание вызывало разве что усмешку (мало ли таких сидит по диванам), но конкретно эту: с ее большими доверчивыми глазами, с курносым носиком, со способностью краснеть за считаные секунды… Ее мне хотелось защитить. Спрятать от всего мира.
 Это было странно. Непривычно. Но интересно.
 Это интриговало. Хотелось, чтобы и у нее я вызывал волнительные, но приятные чувства. Последнее сейчас было актуальнее.
 Поэтому я мягко, чтобы не напугать, спросил.
 – У тебя что-то еще болит, воробушек?
 Она опустила глаза, а я напомнил себе, что показывать, насколько меня бесит ситуация – не стоит. Анюта закроется, как в самом начале, и ни слова вытянуть не получится. Сейчас главное другое.
 Я поставил коробку с лекарствами на стол и мягко погладил Анюту по спине. Оттаивай. Видишь, я хочу тебе помочь.
 Светлые влажные после ванной волосы лежали на плечах и я, чтобы не задеть, перекинул прядь волос со спины вперед. Что такого? Ситуация – ерунда. Но она вздрогнула.
 Медленно, очень медленно я выдохнул, отодвигая мысли и предположения, что случилось с моим хрупким воробушком, на потом.
 Посмотри, милая, я абсолютно спокоен и адекватен.
 – Анюта, хорошая моя, что у тебя болит?
 Она вскинула на меня свои большие серые глаза и практически сразу покраснела. Так привычно, так мило…
 Было бы мило, если бы покрасневшая распухшая щека не выделялась так сильно.
 – У меня… – она сглотнула и опустила глаза, и от этого крошечного, мимолетного движения меня прострелило.
 Я почувствовал настоящий зуд, потребность…
 Как люди не могут обходиться без воздуха, а я не едва сдерживал себя, чтобы не обнять своего секретаря…
 Да какого, к черту, секретаря? Анюту.
 Сейчас это казалось важнее всего. Даже собственного дыхания.
 – Я затылком ударилась. Немного голова болит.
 Слова подействовали, как ушат с холодной водой.
 Внутри заклокотало, но я выдохнул, натягивая на лицо улыбку. Как маску.
 – Иди сюда, воробушек, – произнес и, не дожидаясь ее ответа, сам подхватил ее и посадил к себе на колени.
 Анюта то ли возмущенно, то ли от неожиданности пискнула и тут же попыталась сползти, но я удержал.
 Да-да, обняв.
 – Мне нужно посмотреть, что у тебя с затылком, – ровно произнес я, когда она повернулась ко мне. Испуганно, смущенно.
 Теперь, когда потребность обнять ее была удовлетворена, организм, решив не останавливаться на достигнутом, сообщил: теперь поцеловать.
 Взгляд сам собой скользнул на ее губы, и она вмиг покраснела.
 Малышка-глупышка.
 Я усмехнулся.
 На поводу у эмоций и желаний я не пойду. Не сейчас.
 Как бы ни хотелось.
 Только от маленькой шалости, я не удержался. Когда она на миг отвернулась, я наклонился, ближе.
 – Покажи, где ударилась.
 Ее кожа тут же покрылась мурашками, а я удовлетворенно хмыкнул.
 Думай обо мне, воробушек. Так гораздо приятнее.
 Рука ее скользнула на затылок.
 – Тут. И можно… можно я сяду рядом? – глаз она на меня не поднимала, рождая внутри горячие, собственнические мысли.
 Учитывая их и стеснительность Анюты, не можно, а нужно.
 Я сам пересадил ее рядом с собой, и тут же, чтобы отвлечься от потери теплого, мягкого и, готов поспорить, податливого девичьего тела, посмотрел на ее затылок.
 – Говори, если будет больно.
 Я осторожно раздвигал ее пшеничные волосы, а Анюта вздрагивала, когда я касался кожи.
 – Крови и открытых ран нет, это уже неплохо, – сообщил я, опуская руку.
 Мое компетенции не хватало, и это бы раздражало, но в голову пришла идея, как добиться того, чего хотел с самого первого момента, как оказался в этой квартире.
 – В душе тоже крови не было, – дисциплинированно произнесла Анюта, оборачиваясь.
 – Замечательно, – кивнул я, улыбнувшись.
 Замечательно, что она сама рассказывает мне все. Сама делится.
 Анюта почти машинально ответила на улыбку и тут же вздрогнула, а ее щека дернулась.
 Я сжал зубы, но вновь охватившую меня злость, подавил, и отвлекая больше себя, чем ее, задал вопрос:
 – У тебя есть шапка, воробушек?
 – Что?
 – Нужно показать тебя врачу. Проверить на сотрясение, – последние слова сказать спокойно мне удалось с огромным трудом.
 Анюта вновь вздрогнула (надеюсь, это не я ее напугал) и коснулась своих волос. Да, маленькая. Они мокрые. И это небольшая, но проблема.
 – Шапки нет. Может, я по-быстрому их высушу? Я видела фен в ванной.
 – Не стоит. Не уверен, что это будет полезно, – даже не знаю, можно ли при возможном сотрясении греть голову. Лучше не рисковать. – Возьмем сухое полотенце. Обмотаешь им голову.
 – Я буду выглядеть нелепо, – Анюта кинула на меня взгляд и вздохнула, но послушно поднялась.
 А я улыбнулся.
 – Ты будешь выглядеть очень мило.