на друга, но мой взгляд такой тяжелый, что я едва могу поднять его из-под ресниц. Тогда мама зачем-то кивает и уходит. Съежившись на стуле, я слушаю, как она смывает воду, как моет руки, как уходит спать.
Да и мне, наверное, пора. Не допив чай, я ставлю кружку в раковину и иду к себе. Квартира спит вместе со всеми своими обитателями. Мне кажется, я слышу, как дышит каждый из них. Проверяю замки, выключаю торшер в коридоре и какое-то время еще стою в кромешной темноте. Если бы сейчас кто-то вышел из комнаты, он бы страшно напугался, но я в этот момент, кажется, переживаю внутри себя не менее ужасающее перерождение.
А когда в своей спальне беру в руки телефон и залезаю в постель, накрываясь одеялом до подбородка, то вдруг ощущаю прилив такого волнующего счастья, что меня тянет то ли разрыдаться, то ли рассмеяться.
Как ты?
Лисий хвост?
Я ведь не удалил этот мессенджер? Почти уверен, что нет.
Или тебя украли инопланетяне?
Ты сделал тесты по истории?
Опа. Теперь понял. Зеленые человечки сначала тебя украли, а потом охренели от тестов по истории и скинули тебя обратно))
Нет, Наумов) Они поняли, что тебе я нужнее, иначе ты рубежный контроль не закроешь!
Ты мне нужнее, потому что от твоих поцелуев мне жить хочется.
Закрывая рот ладонью, я смеюсь. Натягиваю шуршащее одеяло на лицо, как будто кто-то может увидеть, что у меня щеки горят.
Что, если некоторые люди и правда созданы друг для друга? Я с ума сошла, если предполагаю подобное? Или мы с Наумовым сошлись так быстро и прочно, потому что мы два кусочка головоломки, которые больше никуда не подойдут так идеально?
Вылезаю из-под одеяла и строчу ему ответ.
Это флирт?
Совсем нет.
Просто вспомнил, как ты целовала меня сегодня.
Я – тебя?!
А я – тебя. Это обоюдный процесс.
И как это было?
Нежно. Сладко. Всегда волнительно. Потом горячо.
Замолчала моя Джинни. Смутил тебя?
Мне нравится не только как ты целуешься. Мне нравишься ты.
И тогда, поддавшись порыву, я делаю кое-что странное. Я звоню Гордому. Прижимая телефон к уху и слушая первые долгие гудки, я прикладываю свободную ладонь к горячей щеке. Интересно, когда-нибудь я смогу привыкнуть к тому, как он открыт этому миру?
– Алло? – говорит он с какими-то нотками недоверия.
– Привет.
– Привет, – обычно грубый голос звучит непривычно мягко.
– Просто хотела тебя услышать.
Наумов молчит, но я слышу, как он дышит. Это странным образом успокаивает. Я устраиваюсь поудобнее на подушке и бормочу:
– Не могу уснуть. Поговоришь со мной?
– Конечно, Джинни.
– Я спросила у Алисы сегодня, как умер ваш отец.
Он снова молчит. Потом интересуется осторожно:
– Зачем?
– Мне хотелось все про тебя знать. А еще хотелось послушать про чужую боль, чтобы понять, что моя не так уж много весит.
– Рыжик, любая боль весит много.
Я улыбаюсь, закрывая глаза. Его голос окутывает и убаюкивает. Вздыхаю и говорю:
– Извини, мне показалось, что это как-то… неправильно.
– Хочешь что-то еще узнать?
– Эм-м-м, – тяну неуверенно, а потом все-таки интересуюсь, – как вы узнали об этом?
– Магазин рядом с домом. Нам рассказали, когда тело еще не успели увезти.
Распахнув глаза, таращусь в темноту. Спрашиваю:
– Вы его видели? Там.
– Видели.
Прикладываю пальцы к своим губам и стараюсь не разрыдаться. Молчу в трубку и борюсь со своими эмоциями. И, кажется, вопреки всему, влюбляюсь в Гордея еще сильнее.
– Я с тобой, Гордый.
– А я с тобой.
– Почитаешь мне?
– Гарри Поттера? – спрашивает он со смешком, от чего в трубке шуршит.
– Давай.
И я впервые в жизни засыпаю с телефоном около уха, пока мой молодой человек читает вслух историю о мальчике, который выжил. Если он смог, значит, и у нас есть право на жизнь.
Глава 39
Маша
Выходные мы проводим с Гордеем и по какой-то негласной договоренности ни слова не говорим о Славе или его стендапе. Мой телефон по-прежнему непривычно молчалив, а ноутбук я даже не открываю. Пока не готова.
Наумов тренирует меня в зале, водит в кино: один раз на мультик, а другой на такой мерзкий ужастик, что я половину фильма сижу с закрытыми глазами. Заходит к нам домой, чтобы поиграть с Асей и поговорить с Егором. Предусмотрительно надевает лонгслив, который скрывает татуировки. Я знаю, что ему это не очень нравится, но я сама об этом попросила, и он не спорит. Допускаю, конечно, что родители уже влюблены в него настолько, что им будет все равно до картинок на коже, но рисковать пока не хочется. Не уверена, что справлюсь с проблемами еще и здесь. Как-нибудь потом.
Я тоже захожу домой к Наумовым, где Алиса утаскивает меня в свою комнату, чтобы вместе разобрать ее косметику. Гордый ходит вокруг нас кругами и показательно вздыхает, а потом, не церемонясь, поднимает меня с пола за локоть. Вся моя рука исчерчена помадами и разноцветными подводками, а на губах неоновый розовый блеск.
Он возмущенно говорит:
– Мало того, что украла мою девушку, так еще поставила капкан от поцелуев!
Алиса закатывает глаза:
– Дюш, ты такой душный.
– Перестань меня так называть.
– Ага, жди. Ну что ты злишься, я только нашла себе подругу, с которой можно косметос обсудить.
– Леля где твоя? С ней обсуждай, мне Маши самому мало.
Я смеюсь, упираясь лбом Гордому в грудь. Слышу, как его сестра цокает языком и говорит:
– Не делай вид, что не в курсе. Для Бахман эта квартира теперь – слепая зона.
– Так переубеди ее.
– Брата своего переубеди.
– Своего? Он и твой брат тоже, – чувствую, как Наумов напрягается и вскидываю на него взгляд.
Он на Алису смотрит хмуро. Повернув голову, успеваю отметить такое же непоколебимое выражение лица, которое тут же смягчается.
Девушка говорит:
– Они сами разберутся. Мы туда лезть не будем, хорошо?
– Окей, – он тоже быстро сдается.
– А где ваша мама? – спрашиваю будто бы невзначай, когда он ведет меня в свою комнату.
– С подругами. Хочешь познакомиться?
Выпаливаю слишком быстро:
– Нет!
Гордый посмеивается, заметив мое смущение. Конечно, мне очень любопытно, но я не уверена, что в действительности готова с ней знакомиться. Мы и встречаемся с ним не так долго… Хотя Наумов уже покорил
