Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илья Эренбург: «Вряд ли сейчас возможна правдивая литература, она вся построена в стиле салютов, а правда — это кровь и слезы».
Шпанов Н. М.: «Мы живем среди лжи, притворства и самого гнусного приспособленчества».
Кассиль Л. А.: «Все произведения современной литературы — гниль и труха. Вырождение литературы дошло до предела».
Сталин все это читал. Наверное, смеялся над надеждами интеллектуальной элиты России. Как и Ленин, он ненавидел интеллигенцию. Не один раз, могу предположить, рассуждал он в том плане, что интеллигенция — она такая. Ворчит, ворчит, всякими фантазиями мается, а власть приласкает, десяток квартир подарит да орденов сотню рассует, она и успокоится, в глазах блеск восторга появится. А если потом две-три сотни в лагерь отвезут, то и вовсе все ладно будет.
Было, конечно, и такое. Но если внимательно прочитать чекистские доносы, то картина получается несколько другая. Это уже не занудное брюзжание интеллектуалов, а серьезные размышления и выводы людей, болеющих за свой народ, переживающих его беды и страдания. От них можно было ожидать любых неожиданностей, и Сталин шел по проторенному пути — новые расправы с вольнодумцами и травля инакомыслия.
14 августа 1946 года появляется постановление ЦК ВКП(б)
о журналах «Звезда» и «Ленинград». Их обвинили в том, что они публиковали произведения Ахматовой и Зощенко. На столы членов Политбюро легли характеристики КГБ на обоих писателей. «Знатоки» литературы из спецслужб обвиняют Зощенко в создании «малохудожественных комедий», в нежелании писать произведения, «отражающие советскую действительность». И постановление ЦК, и особенно доклад Жданова на собрании партийного актива Ленинграда отличались базарным хамством. «Подонок литературы», «мещанин и пошляк» — это о Зощенко. «Полумонахиня-полублуд- ница» — это об Ахматовой. Через несколько дней Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателей.
После войны была арестована и приговорена к 25 годам тюремного заключения актриса Зоя Федорова, посадили трубача Рознера. Оказались в концлагере архитектор Мержанов, артистка Добржанская. Сталин дал санкцию на арест актрисы Окуневской, певицы Руслановой, племянницы жены Сталина актрисы Аллилуевой. В мае 1948 года Жданов взялся за композиторов — Мурадели, Прокофьева, Шостаковича, Хачатуряна, Шебалина, Мясковского и других, которые были отнесены к представителям «антинародного, формалистического направления».
Продолжались свирепые гонения и в науке. Еще накануне Второй мировой войны начались преследования генетиков и биологов. В 50-е годы истекшего столетия они возобновились с удвоенной энергией. В 1947—1948 годах академики Жеб- рак, Жуковский, Орбели, Сперанский, Шмальгаузен и их ученики — буквально сотни исследователей, были изгнаны со своих кафедр и факультетов. Оказались запрещенными генетика и другие отрасли знаний: квантовая механика, теория вероятностей, статистический анализ в социологии. Всем этим Сталин обрек страну на научное и технологическое отставание, которое мы расхлебываем до сих пор.
В ходе изучения архивных документов открываются невероятные факты пыток людей с мировыми именами в специальных пыточных на Лубянке и в Лефортове. В июне 1939 года был арестован В. Э. Мейерхольд. Ему предъявили обвинение в принадлежности к троцкистам, связях с Бухариным и Рыковым, в шпионаже в пользу Японии. В результате избиений следователями Родосом и Ворониным Мейерхольд вначале виновным себя признал, но в суде заявил, что оговорил себя в ходе истязаний. 2 и 13 января 1940 года наивный Мейерхольд направил два письма Молотову. В первом он писал:
«Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать как собака, которую плетью бьет хозяин... Смерть (о, конечно!), смерть легче этого!», говорил себе подследственный. Сказал себе это и я. И я пустил в ход самооговоры в надежде, что они-то и приведут меня на эшафот. Так и случилось...».
Во втором Мейерхольд сообщал Молотову о способах получения от него «признаний»:
«...Меня здесь били — больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху с большой силой), по местам от колен до верхних частей ног. А в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим крас- но-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что казалось на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной. Руками меня били по лицу, размахами с высоты... Следователь все время твердил, угрожая: «Не будешь писать (то есть — сочинять, значит!?), будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела». И я все подписывал... Я отказываюсь от своих показаний, так выбитых из меня, и умоляю Вас, Главу Правительства, спасите меня, верните мне свободу. Я люблю мою Родину и отдам ей все мои силы последних годов моей жизни».
1 февраля 1940 года Военная коллегия приговорила Мейерхольда к расстрелу.
«Оттепель» — так назвала интеллигенция короткий период после XX съезда 1956 года. Она открыла какую-то возможность освобождения от духовной тирании. Появилась надежда, что власти откажутся от практики массовых рас- прав за инакомыслие. Не тут-то было! Снова возобновились политические судилища, инакомыслящих лишали работы, травили в средствах массовой информации. Особенно отличалась газета «Правда».
В начале 1957 года критике был подвергнут роман Дудин- цева «Не хлебом единым». Автора обвинили в том, что под флагом борьбы против культа личности он пытается перечеркнуть достижения советской власти. Я учился в это время в Академии общественных наук. Когда в газетах появились разгромные статьи, аспиранты бросились на поиски журнала. Зачитывали до дыр. Развернулись острые дискуссии. Спорили все, и мало кто оказался на официальной стороне. Осторожнее других вела себя кафедра литературы, где училась Светлана Аллилуева.
Ярчайшим примером политического террора, а одновременно и человеческой мерзости стало «дело» Бориса Пастернака. Оно достаточно известно, но без рассказа о нем картина послесталинской сталинщины будет далеко не полной. Началось, как и всегда, с записки параллельной власти — КГБ. Сообщалось, что Пастернак написал идеологически вредный роман «Доктор Живаго», собирается опубликовать его на Западе. ЦК поручил своим подразделениям заняться Пастернаком и его романом.
Президиум ЦК КПСС 23 октября 1958 года (в день присуждения Пастернаку Нобелевской премии) принимает постановление «О клеветническом романе Пастернака». Машина травли, запущенная КГБ и аппаратом ЦК, работает с нарастающим накалом. 25—27 октября состоялись собрания московских, я бы сказал, «офицеров человеческих душ». На них обсуждался вопрос «О действиях члена Союза писателей СССР Б. Л. Пастернака, не совместимых со званием советского писателя».
Поликарпов — заведующий отделом культуры ЦК, докладывает, что «все выступавшие в прениях товарищи с чувством гнева и негодования осудили предательское поведение Пастернака, пошедшего на то, чтобы стать орудием международной реакции», что «партийная группа приняла единодушное решение вынести на обсуждение писателей резолюцию об исключении Пастернака из членов Союза писателей СССР».
В те же октябрьские дни состоялось заседание Президиума Правления Союза писателей СССР. Поликарпов сообщает, что на нем присутствовало 42 писателя. И далее Поликарпов доносит: «Пастернак прислал в Президиум Союза советских писателей письмо, возмутительное по наглости и цинизму. В письме Пастернак захлебывается от восторга по случаю присуждения ему премии и выступает с грязной клеветой на нашу действительность, с гнусными обвинениями по адресу советских писателей. Это письмо было зачитано на заседании и встречено присутствующими с гневом и возмущением...».
Комментировать ход этого балагана нет нужды. Он до краев наполнен грязью. Ополоумев от жажды расправы, бездари топтали талант. Полагаю, однако, что следует обратить внимание на список писателей, не явившихся на собрание. Не пришли 26 писателей: Корнейчук, Твардовский, Шолохов, Лавренев, Гладков, Маршак, Тычина, Бажан, Эренбург, Ча- ковский, Сурков, Исаковский, Лацис, Леонов, Погодин, Всеволод Иванов. Сам Пастернак на заседание тоже не пришел. Он прислал письмо, оно опубликовано.
Во время разгула бесовщины вокруг Пастернака я учился в США, в Колумбийском университете. На витринах книжных магазинов везде и всюду «Доктор Живаго». В университете только и разговоров об этом. Прочитавшие книгу студенты и преподаватели подходили ко мне и просили показать строки или страницы, за которые преследовали писателя. Я прочитал «Доктора Живаго» в английском переводе. Книга до сих пор хранится в моей библиотеке как память о том смутном времени. Должен честно сказать, роман не произвел на меня впечатления, которого я ожидал. Такое осталось ощущение, что об этих метаниях русской интеллигенции я уже читал. Я ожидал от Пастернака, после его прекрасных поэтических творений и переводов Шекспира, чего-то более мощного. Но это, как говорится, дело индивидуальное.
- Академия Драконесс - Ная Геярова - Прочее
- Постмодернизм в России - Михаил Наумович Эпштейн - Культурология / Литературоведение / Прочее
- Как я делаю мультфильмы - Андрей Шумин - Прочая научная литература / Прочее / Программирование
- 100 величайших соборов Европы - Саймон Дженкинс - Искусство и Дизайн / Прочее / История / Архитектура
- Ничья. 20:20 - Быков Дмитрий - Прочее
- Морской волк – 8. Сумерки богов - Савин Влад - Прочее
- Пародия на роман Сумерки мира Г Л Олди - Геннадий Мовчан - Прочее
- Приключения диккотов. Книга вторая - Элен Макс - Прочая детская литература / Прочие приключения / Прочее
- Так родилась Душа - Кристина Колегина - Прочая детская литература / Прочее / Эзотерика
- По миру: Миражи Хаоса - Алексей Рудольфович Свадковский - LitRPG / Прочее