Форма входа
Читем онлайн Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Мой отец настолько серьезный и чопорный, а Мухаммед был беспечный и большой любитель едких шуточек, так что меня всегда поражала их дружба. Отец редко улыбался и еще реже принимал участие в праздных разговорах — чтобы перечислить все случаи, хватит пальцев одной руки. Но каким-то непостижимым образом этих двоих связала самая крепкая дружба, какая только была в жизни отца.
Отец сказал, что я должен выполнять хоть какие-то обязанности, пока мы живем здесь, в горах, и заявил, что я буду его личным слугой. Поверьте, я обрадовался этому, поскольку жизнь на горе Тора-Бора была скучна так, что не опишешь словами. Находясь рядом с отцом в любое время дня и ночи, я получил возможность глубже изучить его и понять его истинный характер. Все мое детство отец оставался для меня далекой, почти призрачной фигурой. Он был всегда слишком занят, чтобы растрачивать время на сыновей. Но в Афганистане я оказался единственным членом семьи, кто находился с ним рядом, и зачастую одним из немногих людей — всего трех или четырех, — кому он мог безоговорочно доверять. И я оправдывал его доверие. Пусть я даже ненавидел то, что он делал, и не мог простить бед, которые его поступки навлекли на нашу семью, — все равно он оставался моим отцом. И раз так, я никогда не посмел бы его предать.
Со временем он даже стал делиться со мной своими мыслями. Признаться, мне было приятно, когда это случалось, и приятно было делать все, чтобы ему угодить.
Помню, как-то днем я омывал ступни отца перед молитвой. Мы понятия не имели, что мулла, живший неподалеку, решил навестить нас. Он прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть процедуру, ставшую для нас привычной. Мусульмане должны омывать тело перед каждой молитвой — пять раз в день. Как-то отец сильно устал и попросил меня сполоснуть ему ноги. С тех пор это стало традицией.
Мулле не понравилось, что я мыл ноги отцу. Он раздул из этого целый скандал и заявил отцу: то, что он делал, неправильно в глазах Аллаха. Ни один человек не может ставить себя выше другого. Мужчина не должен мыть ноги другому мужчине или выполнять другие унизительные действия. Мулла сказал:
— Даже если к вам в дом придет сам король Саудовской Аравии, мальчик не должен мыть ему ноги.
Отец молча слушал муллу, и лицо его пылало от смущения, потому что отец всегда питал глубочайшее уважение к представителям религии и меньше всего ему хотелось проявить невежество в отношении велений Господа. Отец повернулся ко мне и резко сказал:
— Омар, ты слышал, что сказал мулла? Он прав.
С того дня он никогда не позволял мне мыть ему ноги. Я сердился за это на муллу, потому что во время этой процедуры чувствовал особенно тесную связь с отцом. Мне хотелось выразить свое несогласие, но я не посмел.
Помимо случая с омовением происходили и другие неприятные вещи. Однажды я подавал чай отцу и его друзьям, когда он напомнил мне один из самых унизительных моментов моей юности:
— Омар, помнишь тот день, когда к нам пришел египетский генерал, который тоже сражался с русскими в Афганистане, где я с ним и познакомился?
Я густо покраснел, вспомнив тот позорный случай. Мы жили тогда в Хартуме, и отец велел мне принести воды для омовения. Поскольку генерал был почетным гостем в его доме, отец приказал:
— Сначала нужно омыть руки нашему гостю, Омар.
Я встал на одно колено, чтобы сделать, как велел отец, но у генерала было свое мнение на этот счет, и он отказался от моих услуг. Он потянул у меня из рук кувшин с водой и сказал:
— Мне нужен только кувшин. Я умоюсь сам.
Поскольку я был молод и не знал, что делать в такой ситуации, я повиновался указанию взрослого и протянул ему кувшин.
В тот самый момент отец увидел, что генерал берет в руки сосуд. Не разобравшись, что произошло, и не задавая вопросов, отец начал кричать на меня и всячески оскорблять:
— Ты что, захотел отведать палки? Зачем ты позоришь меня? Как ты посмел предложить генералу омыть тебе руки? С какой стати он станет омывать твои руки? Ты никто!
Отец так разозлился, что пена появилась у него на губах. Он схватил кувшин и лично омыл руки генералу, который при этом не проронил ни слова.
Я ждал, что меня жестоко накажут после ухода генерала, но в тот раз отец почему-то не прибег к насилию. Я решил, что он увлекся делами и позабыл про случившееся.
Теперь, спустя несколько лет, я вновь переживал свой позор, когда он подробно пересказывал ту историю друзьям — людям, с которыми я теперь довольно тесно общался. В конце он посмотрел на меня с одобрением.
— Ты многому научился с тех пор, сын, — сказал он.
Я не знал, рассмеяться мне или заплакать. Отец так и не узнал, что произошло в тот день — что генерал сам забрал у меня из рук кувшин. Но я не пытался ничего объяснять, потому что давным-давно понял: если отец что-то вбил себе в голову, его мнение не изменят даже очевидные факты. Стоило кому-то выразить несогласие, и гнев вспыхивал мгновенно, словно от горящей искры. А кому хотелось испытать на себе всю силу его ярости?
Я делал все, чтобы жизнь отца стала приятнее. Заваривал ему чай так, как он любил: очень горячий, но не слишком крепкий, с двумя ложками сахара — и всегда наливал его в маленький стакан. Не помню, чтобы отец хоть раз попросил сварить кофе. Чай был его любимым напитком. А еще он иногда пил мед, разведенный кипятком, считая, что это оказывает целебное действие на тело и разум. Отец презирал разные газировки и никогда не разрешал класть лед в напитки. Он ненавидел холодные жидкости, и если кто-то, не знавший об этой особенности, угощал отца холодным напитком, то он терпеливо согревал напиток в руках.
Как-то отец признался, что скучает по своему любимому напитку, который часто готовил в Судане. Высушенный виноград засыпали в большой чан, который затем доверху заливали водой и оставляли на ночь. Виноград и вода смешивались, и к утру получался вкусный и полезный виноградный сок, который отец с удовольствием пил.
Из еды отец больше всего любил фрукты, он с нетерпением ожидал, когда наступит сезон для манго. Также обожал хлеб, но ел его немного — только чтобы утолить голод. Он не особенно любил мясо, предпочитал ягнятину — ел ее куда охотнее, чем курицу или говядину, особенно с рисом на гарнир. Но по правде, отца мало волновало, какое кушанье ему подадут. Он часто говорил, что ест лишь для того, чтобы поддержать силы. И я могу заверить, что это правда.
Отец никогда не расставался с двумя вещами: своей тростью и автоматом Калашникова. И требовал, чтобы несколько других важных для него предметов тоже всегда были под рукой: его четки, карманное издание Корана, радио, принимавшее европейские радиостанции, включая его любимую «Би-би-си», и маленький диктофон. Еще в Хартуме отец завел привычку записывать на пленку свои мысли и планы. И эта привычка сохранилась у него в Афганистане.
Пока я молча составлял ему компанию, он мог часами говорить в диктофон, записывая свои размышления о каких-то исторических событиях или текущих политических вопросах, а также рассуждения об исламе и его традициях. Когда его одолевали грустные мысли, касавшиеся последних перемен в его жизни, он с негодованием вспоминал свои злоключения или высказывал новые идеи о том, как изменить к лучшему этот мир.
Пока я сновал туда-сюда, выполняя разные его распоряжения, я слышал, как он яростно ругает королевскую семью Саудовской Аравии, американцев и британцев. Он сокрушался о том, что к исламской вере не проявляют должного уважения — это всегда оставалось отправной точкой его растущего недовольства. Эти мысли и слова отца зачастую вызывали у него бурю эмоций. Он начинал говорить очень громко, лицо его искажалось гневом — подобные проявления чувств сильно отличались от его обычной, спокойной манеры речи.
С неделю послушав его тирады, я заткнул уши и перестал обращать внимание на эти злобные речи. Теперь жалею о том, что проявил к ним так мало интереса. С тех пор я столько раз желал, чтобы те пленки оказались у меня в руках! Я мог бы лучше понять причины дикой ненависти отца к правительствам многих стран и того, что он погубил столько невинных жизней.
И все же за те три-четыре месяца в Афганистане я узнал об отце больше, чем за все предыдущие годы. Хотя отец, всегда отличавшийся чрезмерной серьезностью, редко заговаривал со мной о личных переживаниях, в Тора-Бора случалось, что он полностью расслаблялся и, словно забывшись, начинал рассказывать мне о своей юности.
Поскольку я знаю теперь, что больше не увижу отца — путь насилия, который он выбрал, разлучил нас навсегда, — все чаще вспоминаю те дни и истории, которыми он со мной поделился. Самые светлые его воспоминания касались далеких дней детства, когда он приезжал в Сирию к родственникам своей матери. В то время он еще не был зол на весь мир.
— Омар, подойди сюда, — говорил он приятным низким голосом, похлопывая рукой по яркому коврику, лежавшему у его ног. — Я хочу рассказать тебе одну историю. Когда я был подростком, я ездил на каникулы в Сирию. И мы с Наджи, братом твоей мамы, часто уходили на длительные прогулки. Мы оба любили изучать окрестные леса, обследовать каждый уголок, каждый изгиб узенькой тропки, которая порой выводила нас к быстрой, бурлящей речке. Леса на холмах Сирии были девственными, совершенно дикими. Думаю, мы с дядей Наджи — единственные смельчаки, которые решились войти под сень могучих крон этих деревьев. Однажды мы гуляли по лесу, где росла особенно густая трава, и вдруг услышали шелест змеи. Змея была прямо у нас на пути, но мы не хотели ее убивать. Мы стояли и наблюдали за ней. Змея замерла и стала смотреть на нас с таким же пристальным вниманием. Наконец она скользнула в сторону, а я поспешно отошел в другую, но дядя Наджи проявил чрезмерное любопытство — ему хотелось разглядеть цветной рисунок на спине у змеи. Я предостерегал его от этого, но твой дядя был слишком упрям и подвинулся ближе к длинной твари. Внезапно змея, раздраженная столь явным вниманием человека, зашипела и стала сворачиваться кольцами. Глупому Наджи такое поведение змеи показалось любопытным, и он подошел еще ближе, пока змея не сделала стойку и не прибегла к угрожающим выпадам — это заставило Наджи обратиться в бегство. — Отец улыбнулся и, немного помолчав, добавил: — Он бежал так быстро, что вскоре догнал и даже перегнал меня. Когда я обернулся, то чуть не вскрикнул от удивления — змея переключила свое внимание на меня. И я припустил что было сил. Так мы и бежали с твоим дядей, стараясь обогнать друг друга. Никто из нас не хотел оказаться ближе к разъяренной змее.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен бесплатно.
Похожие на Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Путешествие во тьме - Джин Рис - Современная проза
- Старость шакала. Посвящается Пэт - Сергей Дигол - Современная проза
- Повесть о глупости и суете - Нодар Джин - Современная проза
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза
- Семья Машбер - Дер Нистер - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Другие голоса, другие комнаты. Летний круиз - Капоте Трумен - Современная проза
- Любовь к ближнему - Паскаль Брюкнер - Современная проза
