Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минут через двадцать, пропутавшись достаточное количество времени по кривым и тесным переулкам, кишащим в эту пору полуголыми кули и рабочими всех специальностей, он являлся уже на аэродром и, поставив машину в тени коновязей, шёл к своему детищу, гостеприимно раскрывавшему широкие полотняные объятия под дощатым навесом.
Изо дня в день первые два часа Беляев неукоснительно посвящал на «ощупывание» каркаса и испытание стальных тяжей своего аппарата.
Товарищи по профессии, регулировавшие аппарат в полчаса, а то и значительно меньше, постоянно острили над ним и смеялись над «французскою» трусостью.
Но Беляев знал, что трусость и осторожность — две вещи разные. Он уже имел случай убедиться на собственном опыте, что в случае нужды сумеет встретить смерть, как следует мужчине, особенно когда противник — стихийная сила, с которой невозможно бороться. Но умирать от собственной оплошности, от упущения, от лени, от того, что предусмотреть и исправить вполне в его руках, считал, по меньшей мере, глупым.
Публика, с наслаждением эгоизма любующаяся на красивые эволюции «стрекоз» с их незаметными снизу пассажирами, не подозревает, что большинство несчастий происходит во время полётов вовсе не от неисправности мотора, на которую привыкли валить всякую вину и которую почти всегда удаётся парализовать удачным планирующим спуском, а именно от недостаточно тщательного регулирования тончайших стальных проволочных тяжей и тросов, поддерживающих аппарату крылья.
В горизонтальном положении последние поддерживаются тяжами сверху, прикреплёнными к ребру каркаса шасси. Но подъёмная сила обеспечивается силою давления воздуха на нижнюю поверхность крыла, и, чтобы крылья, треснув в «суставах», не сложились бы кверху, как у бабочки, необходимо оттянуть их с тою же силою книзу. Непременно с тою же силой, с которой тянут тяжи его вверх.
Если перетянуть слишком нижние тяжи, могут лопнуть верхние, и крылья при первом повороте, спуске, словом всяком колебании пути, неминуемо «свихнутся» книзу. С другой стороны, нельзя перетянуть и верхних, так как тогда рискуют лопнуть нижние, и давление воздуха снизу сломает крылья, как щепку…
Достаточно вспомнить трагическую судьбу Леблана, погибшего именно таким образом на прибрежных скалах.
Беляев возился с проверкой тяжей по нескольку раз в день. Потом он переходил к мотору.
К этому времени заспанный и угрюмый являлся Билль. Они вместе испытывали на станке работу винтов. Потом звали сапёров, отряженных на аэродром. Те цеплялись за крылья и рёбра шасси, механик пускал мотор, и Беляев, заняв своё место, ловил перебои и кашель мотора.
Если всё было в порядке, выводили аппараты на стартовую дорожку и, взвившись, начинали знакомиться с условиями аэродрома, кто брея землю, а кто уходя ввысь, метров на пятьсот, и начиная с выключенным мотором планировать оттуда ступенчатой спиралью до самой земли.
Беляев намеревался и здесь выступить претендентом на призы за продолжительность и точность спуска, как самые солидные в денежном отношении. Но мысль о том, что в числе публики эффектными полётами на приз высоты будет любоваться Дина, что она, как всякий профан, не обратит, пожалуй, и внимания на его особенно серьёзную и трудную, но для зрителя малоэффективную задачу, заставляла его записаться в числе первых и на приз высоты и особенно тщательно тренироваться теперь на планирующем спуске.
В самом деле, человек, не летавший на аэроплане, совершенно не в состоянии усвоить, что брить землю на высоте каких-нибудь 15—20 метров неизмеримо труднее и требует неизмеримо большего уменья и напряжения, чем парить в облаках. В верхних слоях воздушные течения сравнительно ровны и постоянны. Над землёй же воздушные течения, отталкиваясь от поверхности её, от холмов, деревьев и зданий, протискиваясь между строений и заборов и встречаясь с такими же ломаными течениями, ежеминутно образуют восходящие и нисходящие токи, крутящиеся вихри, невидимые глазу, но с силой давящие на крылья аппарата, качающие и сталкивающие его с пути, грозящие ежеминутно опрокинуть…
К четырём часам, еле держась на ногах, Беляев вылезал из своего «гоночника» вместе с механиком у подъезда сметанинского «дворца», и как ни тянуло его сердце в гостиную или на веранду, выходившую в сад, где обыкновенно проводила свой досуг Дина, ноги, бедные одеревеневшие ноги несли его в его комнату, и, пыльный, неумытый, не снимая кожаных гетр, он валился в постель и засыпал как убитый, пока хорошенькая Кани-Помле не являлась деликатно постучать ему в дверь, часу этак в восьмом, и напомнить, что саиб и мисс ждут его обедать. Являлась губастая бронзовая статуэтка в виде мальчишки-индуса, помогавшего умыться и переодеть платье. И, освежённый ледяною водой и одеколоном, тщательно смывши густую кору пыли, вместе с потом присохшую к коже, в тончайшем батисте и чесуче, Беляев выходил к столу, за которым встречала его Дина ласковым взглядом лучистых серых глаз.
После обеда, выцедив через соломинку стакан освежающего «мазаграна» — вина и обычного здесь «шерри-коблер» Беляев во время рабочего дня не признавал, — он получал наконец возможность побродить с Диной по саду или посидеть возле неё на веранде, но не успевал он перекинуться с ней парою слов, как у подъезда начинал фыркать чей-нибудь автомобиль и в облаке батиста, чесучи и газа появлялась вдовушка Понсонби или кто-нибудь ещё из новых приятельниц Дины.
Появлялись безукоризненные молодые люди в белоснежных костюмах и шлемах с проборами, словно трещиной рассекавшими вместе с причёсками их аристократические черепа.
Раздавался корректнейший свист и шипенье, которого не переваривал Беляев, несмотря на то что за этот год довольно сносно успел «насобачиться» по-английски.
Насколько ухаживали за «душкой авиатором» дамы, считавшие особенно модным флиртовать с человеком, жизнь которого ежедневно висит даже не на волоске, а просто на воздухе, настолько мужчины косились на Беляева и довольно демонстративно сторонились от него.
Помилуйте!.. Редкий из этих молодых людей не мог похвастаться, по крайней мере, парою предков, державших за волосы Марию Стюарт, когда ей рубили голову, собственноручно избитых Кромвелем или имеющих права на иные равноценные заслуги.
Сами они — баронеты и лорды, будущие пэры, которых лишь невинная шалость, вроде пристрастия к покеру, пари или почерку своего папаши на векселе (By Jove! ведь герб же всё равно один и тот же и так же уважаем!), заставила совершить переход на индийском линере и вступить в ряды колониальной армии.
Местных уроженцев офицеров, отбывших обязательный учебный ценз в Англии, в этом обществе редко можно было встретить. Эти чудаки, большей частью отпрыски захудалых или разночинных семейств, сидели по своим казармам, возились с новобранцами и дрессировкой диких, норовистых, злых, как бенгальские тигры, пони. Эти, большей частью неуклюжие, загорелые, как голенище, ребята отсылались куда-нибудь на южную оконечность полуострова или в гористые дебри Непала и Бутана; здесь они не стеснялись не только говорить с чернокожими туземцами как с равными на их варварских наречиях, но ходили даже босиком по примеру своих солдат, по целым неделям не отдирали от щиколоток и голеней впившихся в ноги при переходах через болота местных маленьких, но жёстких пиявок и, наконец, возвращались в Бенарес или в Калькутту в таком виде, что людям порядочного общества оставалось лишь с ужасом таращить на них глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Утопленница - Кейтлин Р. Кирнан - Триллер / Ужасы и Мистика
- Большая книга ужасов – 55 (сборник) - Эдуард Веркин - Ужасы и Мистика
- Дочери озера - Венди Уэбб - Исторический детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Паутина - Александр Щёголев - Ужасы и Мистика
- Виагра для дракона - Доктор Хаус - Ужасы и Мистика
- Темная луна - Лори Хэндленд - Ужасы и Мистика
- Ты - Светлана Уласевич - Ужасы и Мистика
- Зеленые глаза Баст - Сакс Ромер - Ужасы и Мистика
- Питающийся тьмой. Пролог - Ульяна Шарова - Городская фантастика / Ужасы и Мистика