что вчера с вашей квартирой еще ничего не случилось.
– Браво. Вы угадали. Я вышла из дома незадолго до девяти. До магазина несколько остановок, а мне надо было приехать к открытию. Заманивают людей несбыточными обещаниями, а потом выясняется, что курицы давно уже нет. Сами знаете, как оно обстоит. Покупать продукты по обычным ценам не каждому под силу…
– Когда вы вернулись домой?
– Недавно. Вы, я вижу, несколько нелюдим. А значит, с вами не поговоришь, как с нормальным человеком.
– Сколько могло быть времени?
– Около одиннадцати, – внезапно вклинился Голум.
– А вы кто? Муж? – спросил полицейский.
– Я? Нет! – отперся Голум.
– Вы что, спятили?! – Я повернулась к Боревичу. – Я – с ним? Как вам такое в голову-то пришло!
И я посмотрела на бедного Голума. Волос на голове – раз-два и обчелся. Пусть бы вообще лысый был, но нет. Жалкие пучки, произраставшие у него на голове, пробуждали болезненные воспоминания о былой шевелюре. На бледном лоснящемся лице – огромные голубые зенки. Сутулый, с тощего зада мешком свисают тренировочные штаны. Абсолютно никаких достоинств, вот вам крест. Как можно было дать такому человеку имя киногероя? Голум из фильма небось богатырь, красавец, высокий и сильный, с буйной шевелюрой. А этот что? Лысое чучело с Медзяной, десять.
– Кем вы приходитесь потерпевшей? – спросил Боревич.
Я ответила за Голума:
– Никем.
Лицо у Голума еще больше вытянулось, что придало ему исключительно неприятный вид.
– Сосед. Я живу напротив, – все-таки ввернул Голум.
– Вы ничего подозрительного не видели? Между девятью и одиннадцатью?
– К сожалению, ничего.
– Удивительно… – усомнилась я. – Я хорошо знаю, что вы постоянно сидите возле дверного глазка. А владелец хозяйственного разболтал, что вы себе купили панорамный глазок, и вам даже лестницу видно.
– Как же так? – напирал полицейский. – Вы обычно ведете наблюдение за лестничной клеткой – и именно сегодня ничего не видели?
– Да, я и правда смотрю в глазок, но именно сегодня преступника не видел.
– Что, без перерыва смотрите?
– Без малейшего!
– И как это у вас получается?
– Признаюсь, я на минутку отошел. В туалет. Пописать.
– Сколько времени вы могли отсутствовать? Минуту?
– Нет, уважаемый, нет! – Голум снисходительно захихикал. – Пописать обычно занимает у меня от двенадцати до пятнадцати минут.
Как же меня поражал этот человек. Я уж думала, что он не сумеет стать еще ничтожнее в моих глазах, а оказалось – сумеет, да еще как! Как можно рассказывать такие неинтересные и даже отвратительные подробности своей жизни, да еще совершенно посторонним людям в прихожей?
– Вы не помните время? – спросил полицейский.
– Глупый вопрос! – вмешалась я, видя, что такой разговор никуда не приведет. – Откуда ему знать, сколько было времени, когда он пошел в туалет?
– Было десять часов тридцать минут, – проговорил явно довольный собой Голум. – Я это знаю, потому что если в воскресенье утром выпью один стакан молока, то писать пойду только в одиннадцать, но сегодня суббота, а по субботам я выпиваю два стакана.
– Отлично. – Боревича явно не смутила урологическая исповедь моего соседа. – И когда вы вернулись, вам показалось, что дверь сломана?
– Дверь мне вообще никак не показалась, потому что ее уже не было.
– И это не возбудило у вас подозрений? Вы не позвонили в полицию?
– А зачем? Я же не знал, что произошло. Если бы я увидел разломанную дверь, то, конечно, забеспокоился бы, но двери же просто не было.
– И что вы сделали?
– Ничего. Сел на стульчик…
– У вас стул стоит под глазком? – спросила я.
– Да.
– Высокий, барный?
– Я вам скажу, где такой можно дешево купить.
– Ладно, только потом. – Я фыркнула. Я, конечно, была бы не против что-нибудь выгодно купить, но еще больше мне хотелось поймать преступника.
– И, как я уже сказал, я снова сел на стульчик.
– Вы никого не видели?
– Нет. И только потом появилась соседка. Вошла в квартиру. Она так странно двигалась, такая была напряженная… – Голум, говоря это, сгорбился, вытянул голову и сделал пару шагов.
– Да успокойтесь вы, – перебила я.
– Но я зашел спросить, что произошло, – продолжал он.
– Итак, кража со взломом имела место между половиной одиннадцатого и без двадцати одиннадцать, – подытожил Боревич. – Большое вам спасибо.
– Можно я уже пойду?
– Пора пописать? – Я так беспокоилась о его здоровье!
– Да. Можете идти, – отозвался полицейский.
И Голум зашаркал к себе.
Боревич достал блокнотик и стал что-то записывать.
– За пятнадцать минут дверь не взломаешь, – заметил он, поднимая взгляд от своих записей. – У вас есть враги?
– У меня? Что вы! Откуда? Меня любят. – Я проводила взглядом Голума. – Точнее, уважают.
– Преступник мог знать вас. А мог и ранее у вас бывать.
– Что вы такое говорите!
– Возможно, преступник − человек из вашего близкого окружения.
Боревич нес околесицу, но в конце концов он все же сдвинулся с места, шагнул в квартиру и оглядел разбросанные по полу вещи. Поднял книгу – «Пятьдесят оттенков серого» – и внимательно посмотрел на меня.
– Мне ее подарили. – Я пожала плечами.
Боревич полистал книгу, еще раз взглянул на меня и отложил томик. Мне стало скучно; я ушла на кухню и взялась за уборку. Бандит устроил бог знает что. Высыпал содержимое кофейной банки – судя по всему, искал деньги. В каком-то смысле неплохой тайник. Мне бы в голову не пришло хранить деньги в банке с кофе. Так или иначе, я не собиралась долго печалиться. Смела зерна в совок, высыпала в дуршлаг и промыла под краном. Сегодня солнечно, зерна быстро высохнут, а кофе вещь дорогая.
– Тут кое-что странное, – подал голос полицейский.
– Умничка. Долго вы искали, но говорите, что там у вас.
– Разбитое зеркало. Очень нетипично.
– Шерлок Холмс, мать вашу за ногу.
– Что-что?
– Ничего. Маловато, говорю. Экая невидаль – разбитое зеркало. Может, вы еще что-нибудь найдете?
– Нет, это интересно. Понимаете, взломщики обычно стараются не привлекать к себе внимания, оставлять как можно меньше следов и поменьше шуметь. Даже любители. У них это инстинктивное. Может быть, злоумышленников было двое, и между ними произошла ссора? Может быть, зеркало разбили инструментом, при помощи которого преступники проникли в квартиру? Может, это зацепка?
– Я уже поняла, что у нас ничего не выйдет. – Я со вздохом посмотрела на колесико от тележки.
Боревич нагнулся, чтобы получше рассмотреть треснувшее зеркало. Кажется, оно его сильно заинтересовало – через минуту он встал на колени, а потом опустился на четвереньки и ткнулся носом в пол.
– Видели? – спросил он.
– Вы же не ожидаете, что я вместе с вами буду ползать на четвереньках?
Боревич взял телефон и сделал несколько снимков пола, после чего
