Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картина шестая
Утро в квартире Эсфири Львовны. Эсфирь Львовна и Сонечка сидят на кухне.
СОНЕЧКА. Я давно знала, будет что-нибудь вот такое. Ужасное.
ЭСФИРЬ. Ничего ужасного не случилось! Подумаешь! Он весь в своего отца. Такой характер. Покойный Вениамин тоже взбрыкивал. И этот взбрыкивает. Я тебя уверяю, все будет хорошо. Главное, ты успокойся.
СОНЕЧКА. Эсфирь Львовна, я уезжаю в Бобруйск.
ЭСФИРЬ. С чего это ты поедешь в Бобруйск? Чего ты там забыла? Тебе нечего там делать.
СОНЕЧКА. Поеду в садик. Там мои детки. Они меня очень любят.
ЭСФИРЬ. Еще бы они тебя не любили!
СОНЕЧКА (с ужасом). А что я девочкам скажу? Ленке с Наташкой?
ЭСФИРЬ. Во-первых, никому ничего говорить не надо. Что говорить? Он напился пьяный и завтра будет дома. Что, я его не знаю? Он всегда – пофордыбачит, пофордыбачит, а потом делает как надо.
СОНЕЧКА. Посмотрите. Вот письмо, ясно сказано. (Читает.) «Дорогая Соня! Извини, что так глупо все получилось. Я не смог тебе вовремя объяснить, и все так далеко зашло. Я глубоко перед тобой виноват, но мне трудно объяснить ту сложную ситуацию, в которую я попал. Ты очень хорошая, замечательная и красивая девушка. Надеюсь, что со временем я смогу перед тобой оправдаться и ты не будешь считать меня последним подлецом. Лёва». Вот, видите!
ЭСФИРЬ. Дай-ка сюда! (Рвет письмо.) Вот! Вот! Вот! Наплевать на это дурацкое письмо! У моего мужа был брат Шурка. Левин дядя. Так вот, это типично его поступок. У него всегда то одно, то другое и никогда его не поймешь!
СОНЕЧКА. И как это мне в голову пришло, что он действительно на мне женится! С какой стати! И правильно! (Сквозь слезы.) Тетя Фира, но какой позор! Вся эта свадьба, наряды, фотографии! Ой!
ЭСФИРЬ. Сонечка, что ты говоришь! Ты слушай меня! Все устроится! Тоже мне, безвыходное положение! Да он сам к тебе на коленях приползет! И будет просить прощения за все эти фокусы. Я его знаю! Он всегда так – сначала покажет характер, а потом делает как надо... расскажи мне, как все было вчера вечером. Он тебе ничего такого не говорил?
СОНЕЧКА. Вчера мы вернулись из ресторана, с нами пришли еще двое, из лаборатории, Миша и Толя. Сначала мы все долго сидели у Лёвы в комнате, они пили коньяк, а потом Лёва говорит:
«Иди спать, Соня, а я еще с ребятами посижу». А сам смурной такой. Я думаю, пьяный все же. Я и пошла. А утром я просыпаюсь, никого нет. Потом вижу – записка на столе. Написано: «Соне».
ЭСФИРЬ (бодро). Значит так, Сонечка! Во-первых, не обращать внимания! Поверь, на них вообще не стоит особенно обращать внимание. Это я тебя потом научу. И вообще – все будет в порядке! Поверь мне, я буду не я, если он через неделю не вернется домой. В крайнем случае – через две. Поняла?
СОНЕЧКА. Эх, Эсфирь Львовна, разве в этом дело? Он просто раздумал на мне жениться! Тогда бы и не надо! Как будто я его заставляла...
ЭСФИРЬ. Глупости! Просто такой характер! Главное, ты никому об этом не говори. Никаким знакомым.
СОНЕЧКА. Да нет у меня никаких знакомых.
ЭСФИРЬ. И очень хорошо. Это никого не касается. Это наши семейные дела! Потом вы еще будете внукам рассказывать, как дедушка со свадьбы удирал!
Картина седьмая
У Елизаветы Яковлевны.
ЭСФИРЬ. Что он делает, сумасшедший, что он делает? Я нашла ему такую девочку! Золото, а не девочка! Чистый брильянт! Чем она ему нехороша? Да он ногтя ее не стоит! А показать тебе, какое он мне письмо оставил?
ЕЛИЗАВЕТА. Как, и тебе тоже?
ЭСФИРЬ. А как ты думаешь? Он же понимает, что мама с ума сойдет, если он вот так уедет без единого слова. Утром рано я приехала от тебя, вижу на кухне на столе эти два письма. Сначала я их спрятала, потом понимаю, что нужно ей отдать. Положила на стол. Побежала звонить из автомата этому чертовому Толе, это его, его интриги, я же этого гада давно знаю. Никто не подходит. Ты думаешь, это он против нее так поступил? Нет, он влюблен в нее без памяти, в этом я уверена! Как это можно в такую девочку мужчине не влюбиться? Я сорок лет проработала в театре и я очень понимаю в этом вопросе. Уж в чем, в чем! Это он все придумал против меня! Вот послушай, что он мне пишет: «Дорогая мама! Видимо, я совершил большую ошибку, что не ушел из дому вовремя. Я не могу терпеть постоянное насилие с твоей стороны». Ты слышишь? Сукин сын, это он от меня терпит, а? Вот, дальше. «Я очень тебя люблю и ценю, но жить с тобой вместе под одной крышей я больше не могу». Крыша моя ему не нравится! Интересно, а чистые рубашки, а обед на столе, а белье, которое я в жизни не относила в прачечную, – это ему нравилось! Ты подумай, Лиза! Он думает, я побегу его догонять! Он не дает мне своего адреса, а то я его не найду в одну минуту! Он думает со мной шуточки шутить! Всю жизнь я на него положила! Ты же помнишь, Лиза, как было трудно. Ни на один день я не отдавала его в садик. Я была заведующей костюмерной мастерской – и я ушла на сдельщину, и сидела с ним, и шила по ночам! И каждое лето я увозила его в этот проклятый Судак и торчала там по три месяца, он не знал слова «нет»! А когда умер Beниамин, ему было всего четыре года, и с тех пор я не смотрела ни на одного мужчину. И ты не думай, Лиза, за мной очень даже ухаживали. Владимир Антонович, заведующий постановочной частью, и еще один, тоже очень интересный. Всю жизнь я сыну отдала – и вот благодарность! Ты слышишь, Лиза?
ЕЛИЗАВЕТА. Фирочка, успокойся. Мне кажется, ты сейчас не права.
ЭСФИРЬ. В каком смысле? Как это?
ЕЛИЗАВЕТА. Ты не должна была настаивать, чтобы он на Сонечке женился.
ЭСФИРЬ. Я что, заставляла? Я же ни одного слова не сказала! Он сам сделал ей предложение и повел в ЗАГС!
ЕЛИЗАВЕТА. Ну, это не совсем так.
ЭСФИРЬ. Ты хочешь сказать, что я его за руку вела? Ты на него посмотри, Лиза! Это же патологический тип! С чего он начал? В шестнадцать лет он спутался с Лидкой, и десять лет я не могла его отодрать. Ты бы ее видела! Старуха! Ей было двадцать пять лет, и она дважды была замужем. А уродка! Бабушка Роза ее бы в кухарки не взяла! Глаза как блюдца и вот такая голова, и ростом как пожарная лестница, и называется художница. Лёвушка ей понадобился! Бессовестная! Теперь берем дальше – только с ней распутался, я думаю – слава Богу! Нет, не слава Богу! Он же патологический тип! Опять нашел себе старуху! Да если бы не я, он бы на них всех женился, это я тебе точно говорю! И теперь, когда я нашла ему такую невесту, – он убежал! Не знаю, может быть, он хочет царскую дочь, как Иосиф прекрасный. Но пусть тогда имеет в виду: другой невестки, кроме Сони, у меня не будет!
ЕЛИЗАВЕТА. А если он не вернется?
ЭСФИРЬ. Как это не вернется? Такого еще не было. Никогда.
ЕЛИЗАВЕТА. Фира, ты не горячись. Может быть, надо было как-нибудь подипломатичнее?
ЭСФИРЬ. Ты что, принимаешь меня совсем за дуру? Я похожа на дуру? Ты помнишь, как дедушка Натан взял палку и побил Сёму, когда Сёма хотел жениться на Марусе Пузаковой? Первый раз в жизни дедушка кричал – если ты женишься на русской, в мой дом ты больше не войдешь!
ЕЛИЗАВЕТА. Но ведь он женился на Марусе!
ЭСФИРЬ. И что? И через месяц началась война!
ЕЛИЗАВЕТА. Ты хочешь сказать, что, если бы Сёма не женился на Марусе, война бы не началась?
ЭСФИРЬ. Нет, я другое хочу сказать. Сёма погиб, и все наши – и бабушка Роза, и дедушка Натан, и первенец мой Илья погибли еще раньше, и все – в один день. Кагановские погибли, и Тонечка Шапиро с детками, и Винаверы, кроме Симы, и Ехелевичи. И я хочу, чтобы мой сын родил детей с Соней Винавер, а не Бог знает с кем! И чтобы за стол садилась большая семья. Я хочу, чтобы его дочери были похожи на бабушку Розу и на Симу Винавер, а сыновья – на моего покойного мужа Вениамина и на брата Сёму! Я хочу, чтобы кровь моя не умерла на земле! И если он дурак, который в мозгах своих ничего, кроме физики, не имеет, если он не выполнит моей воли, он мне не сын!
КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯДействие второе
Картина восьмая
В квартире у Эсфири Львовны. Эсфирь Львовна и Сонечка шьют.
ЭСФИРЬ. В нашем деле, доченька, главное – душевный покой. Конечно, можно пошить юбку, блузку, даже пальто так, без особого настроения, но эта белошвейная работа – только с настроением! Если нет душевного покоя, лучше занимайся чем-нибудь другим. (Берет из рук Сони что-то маленькое, беленькое.) Больше того тебе скажу, бывает, сядешь за работу нервная, злая, без настроения, немного посидишь – и все само собой делается хорошо. Это надо все распороть, доченька. Перетянула.
СОНЕЧКА. Да я уже два раза порола. По-моему, ничего.
ЭСФИРЬ. Тогда возьми в работу что-нибудь другое, а это оставь, я сама сделаю.
СОНЕЧКА. Нет, я сама.
ЭСФИРЬ. Я, например, никогда не делала батистовых распашонок. Батист – это для двухлетней девочки можно пошить платье. Но для грудных детей – никогда. Понимаешь, батист плохо впитывает. Только если взять старый, ношеный, тогда он подходящий. (Смотрит на Соню внимательно.) Вообще, должна тебе сказать – ты будешь шить, будешь. Есть такие люди, которых вообще научить нельзя. У нас в цеху было двенадцать человек. Так шили трое – Елена Рубеновна, из бывших благородных, я тебе про нее рассказывала, Нина Тягунова и я. Остальные шить не умели. То есть в конце концов с горем пополам они пришивали рукавчик к лифу, но это была не работа, а ерунда.
- Русское варенье - Людмила Улицкая - Драматургия
- Мандат - Николай Эрдман - Драматургия
- Человек, превратившийся в палку - Кобо Абэ - Драматургия
- 104 страницы про любовь - Эдвард Радзинский - Драматургия
- Модная лавка - Иван Крылов - Драматургия
- Чудак-человек - Валентин Азерников - Драматургия
- Последняя просьба - Альбертас Лауринчюкас - Драматургия
- Женщины без границ (Пьесы) - Юрий Поляков - Драматургия
- Стакан воды, или Причины и следствия - Эжен Скриб - Драматургия
- Последняя битва. Рассказы о Руси - Павел Пашков - Драматургия