Форма входа
Читем онлайн Белые манжеты - Николай Черкашин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Досаду смиряла лишь мысль, что командир сейчас торчит на мостике ради него, мичмана Голицына: просто выпала редкая возможность потренировать акустика «на живца», и Абатуров не хочет ее упускать. Дмитрий знал, что многие командиры лодок сами выращивают своих акустиков подобно тому, как хирурги готовят себе ассистентов или мотогонщики натаскивают колясочников. Акустик в торпедной атаке — первый человек, и командиры, так уж повелось издавна, гордятся чуткостью своих «слухачей» не меньше, чем директора оперных театров — голосами солистов.
Голицыну в глубине души даже льстило, что капитан 3-го ранга Абатуров выбрал именно его в «солисты», возится с ним, «ставит слух», переживает, сердится, радуется… Ради этого не жаль поработать и в «режиме Каштанки»: рубка — мостик, мостик — рубка. Зато ночью за час до погружения Абатуров отдернул ситцевую занавеску, за которой готовился ко сну Голицын, и заговорщицки поманил за собой.
— Бери полотенце и марш на мостик!
В центральном посту по знаку командира к ним присоединился инженер-механик — капитан-лейтенант Мартопляс. Весь солнечный день «мех» тоже просидел в прочном корпусе, не вылезая из дизельного отсека. Втроем они выбрались по трубе рубочной шахты на мостик, спустились на узенькую дырчатую палубу и прошлепали босиком по неостывшему железу в нос, к квадратному лазу в междубортное пространство. Ночное море, распластанное в мертвом штиле, лишь изредка лениво всколыхивалось и пускало по покатому лодочному борту чуть заметный извив волны. Абатуров первым влез в давешнюю «купальню» — в тесную выгородку между носовым обтекателем и броней прочного корпуса. Здесь по грудь плескалась нежная теплая вода, и трое мужчин с трудом, но все же разместились между бимсами и кницами.[5] Они плескались и фыркали, приседали, окунаясь с головой высовывали ноги в притопленный клюз,[6] чтобы поболтать ими над морской бездной, и, забыв про ранги, чины и годы, взвизгивали по-мальчишечьи.
Никогда, ни на каком пляже, ни прежде, ни после не испытывал Голицын такого блаженства, как от этого ночного купания посреди Средиземного моря в ржавом железе акустической выгородки. Усталость походных месяцев была смыта начисто.
Потом, проходя через центральный пост в компании с командиром и механиком, Дмитрий бросил на боцмана ликующий взгляд…
Если бы старшего мичмана Белохатко спросили, что он думает о старшине команды гидроакустиков, боцман ответил бы так: «Какой из него моряк? Пианист. Пальчики тоненькие, беленькие, даром что без маникюра… Должность у него „мичуринская“: шумы моря слушать. Послушал бы он их зимой на мостике! Одно звание, что мичман, да и то вроде как стыдится, к офицерам льнет… Кино с ними смотрит. Отрезанный ломоть. Подписка кончится — в столицу слиняет. Барышням семь бочек реостатов нарасскажет про то, как „раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул“. Такие флоту нужны, как паровозу якорь!»
Если бы мичмана Голицына спросили, какого мнения он о Белохатко, то и он бы не стал кривить душой: «Всегда представлял себе боцманов кряжистыми, просоленными, широкогрудыми… А наш щупленький, остроносенький, бритенький. Бухгалтер из райпо, а не боцман. Знает, перед кем прогнуться, а перед кем выгнуться. Командиру машину моет. Была бы у Абатурова собачка — собачку бы выгуливал… На одной простыне по месяцу спит, на дачу копит… В конспектах по политподготовке цитаты в красные рамочки обводит. И не от руки — по линейке. Значок техникума носит, а путает „аборигенов“ с „аллигаторами“, „стриптиз“ со „спиритизмом“, „континент“ с „контингентом“. А уж заговорит, так сплошные перлы: „Шинеля на дизеля не ложить!“, „Корпус красить от рубки до обеда…“ Любимое занятие после перетягивания каната — домино. И лупит при этом по столу так, что в гидрофонах слышно: „Тетя Дуся, я дуплюся!“ И такой „сапог“ имеет право на ношение морского кортика?! За флот обидно!»
* * *За час до восхода луны начинался для подводной лодки «период скрытого плавания». Перед погружением боцман обошел затапливаемое пространство ограждения рубки, заплел линем, точно паутиной, вход в надводный гальюн и дверь на палубу: не дай бог сунется кто на коротких ночных всплытиях да не успеет по срочному погружению! Потом обмотал язык рынды[7] ветошью и подвязал, чтобы не звякнул в качку. Режим тишины. Строгое радиомолчание. Теперь ни одна электромагнитная волна, ни один ультразвуковой импульс не сорвется с лодочных антенн. Тишина. Немота.
Подводная лодка бесшумно точила глубину. Она почти парила на куцых крыльях носовых и кормовых рулей над огромной котловиной. Едва ли не круглая, котловина походила на гигантский амфитеатр: стенки пространной ее чаши каменными ступенями — неровными и разноширокими — спускались к плоскому овалу дна. Там на светлом песке, испещренном галечными узорами, лежали вповалку, врастая в грунт, резной квартердек португальского галеона, тараны двух афинских триер, корпус австро-венгерской субмарины, бушприт испанского фрегата, палубный штурмовик с авианосца «Кеннеди», котел французского пироскафа, останки космического аппарата и две невзорвавшиеся торпеды. Все это медленно проплывало под килем подводной лодки, пересекавшей мертвый колизей с севера на юг.
Голицын, голый по пояс, стоял в тесной кабинке офицерского умывальника и растирал грудь холодной забортной водой — взбадривался перед ночной вахтой. Будучи «совой», он любил это время, когда затихала дневная суета и умолкала межотсечная трансляция. В такие часы слышно даже, как под палубой рубки в аккумуляторной яме журчит в шлангах дистиллят, охлаждающий электролит.
Голицын сменил в операторском креслице старшину 1-й статьи Сердюка и надвинул на уши теплые «чашки» головных телефонов. Мощный хорал океанского эфира ударил в перепонки. Рокот органных басов поднимался с трехкилометровой глубины, и на мрачно-торжественном его фоне бесновались сотни мыслимых и немыслимых инструментов: бомбили колокола и высвистывали флейты, завывали окарины и трещали кастаньеты, ухали барабаны и крякали тубы, на все лады заливались всевозможные манки, пищалки, свистки…
Голицын слышал, как курс лодке пересекала стая дорад, рассыпая барабанные дроби, сыгранные на плавательных пузырях. Как прямо над рубкой, спасаясь от макрелей, выскакивали из воды и снова шлепались в волны кальмары, а там, в воздухе, наверняка подхватывали их и раздергивали на лету альбатросы. Несчастные головоногие, попав в такие клещи, тоже голосили, но ни человеческое ухо, ни электронная аппаратура не улавливали их стенаний. Зато по траверэному пеленгу хорошо было слышно, как свиристит дельфиниха, подзывая пропавшего детеныша. Его горе завивалось в зеленое колечко на экране осциллографа. Колечко металось и плясало, распяленное на кресте координат.
Где-то далеко впереди шепелявили, удаляясь, винты рыбака. Уж не он ли уносил запутавшегося в сетях дельфиненка?
— Центральный, по пеленгу… шум винтов… Предполагаю траулер. Интенсивность шума уменьшается. Акустик.
— Есть, акустик, — откликнулся Абатуров.
Шум винтов растворился в брачных песнях сциен. Косяк этих рыбищ шел одним с лодкой курсом, только ниже по глубине. Скиталец Одиссей вполне мог принять их пение за руллады сладкоголосых сирен. Но ликование жизни перебивали глухие тревожные удары — тум-м, тум-м, тум-м… Это из распахнутой пасти косатки, словно из резонатора, разносился окрест стук огромного сердца. Больной кит шел за подводной лодкой, словно за большим и мудрым сородичем, вот уже третьи сутки. Иногда он издавал короткие посвисты, но одутловатая черная рыбина с таким же косым «плавником» на спине, как и у него, не отзывалась.
Косатка — этот гигатский дельфин — не знал, как не знал и Голицын, что в космосе летел, удаляясь от Солнца, беспилотный аппарат. На золотой пластинке, которую он нес в приборном отсеке, были записаны главнейшие звуки Земли: человеческая речь, музыка и щебет дельфинов. Посланец Земли, пронзая глубины галактик, взывал к отдаленным цивилизациям дельфиньим криком. Но разумные миры не отзывались, будто строгое радиомолчание, наложенное на подводную лодку, распространялось и на них…
Голицын вздрогнул: в низеньком проеме рубки сутулился Абатуров:
— Что слышно, Дима?
— Товарищ командир, похоже, что попали в приповерхностный звуковой канал! — радостно сообщил мичман. — Такая плотность звуков… Помните, как весной?
…Нынешней весной, еще в самом начале похода, случился вот какой казус. Едва ушли с перископной глубины, как в наушниках среди подводных шумов и потресков — Голицын ушам своим не поверил! — прорезался голос Мирей Матье:
«…Танго, паризер танго!..»
Ему показалось, что он нездоров, вызвал старшину 1-й статьи Сердюка. Но и Сердюк явственно слышал:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Белые манжеты - Николай Черкашин бесплатно.
Похожие на Белые манжеты - Николай Черкашин книги
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе - Александр Чаковский - О войне
- Враг на рейде - Вячеслав Игоревич Демченко - Исторические приключения / О войне
- Мой лейтенант - Даниил Гранин - О войне
- «Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков - О войне
- Здравствуй – прощай! - Игорь Афонский - О войне
- Легче воздуха - Константин Андреевич Чиганов - Мистика / О войне
- Десантура - Алексей Ивакин - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач - О войне
