Рейтинговые книги
Читем онлайн Железный тюльпан - Елена Крюкова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 70

Я стрельнула глазами в запотевшее окно — и быстро обернулась на скрип двери. Я думала, это Беловолк устал ждать меня в машине. А это был Сим-Сим.

Синяя щетина на его щеках мрачнела, как грозовая туча. Он разжал губы и проговорил, не разжимая зубов:

— Привет-привет, крошка. Трудно тебя застукать дома. Много работаешь?

— Много-много, — сказала я наигранно-весело, ему в тон. — Отбоя от клиентов нет.

Если он сейчас будет задерживать меня и трясти, как грушу — сюда поднимется и продюсер. Что будет дальше, я плохо представляла. Может, вежливый разговор. А может…

— Гони процент, — Сим-Сим протянул заскорузлую, казалось, вечно немытую ладонь. — Если ты в шоколаде — поделись шоколадом. Живо! Я жду.

Он никогда не умел ждать. Если я промедлю сейчас — он размахнется и ударит меня по лицу. Меня так часто били по лицу. Неужели меня когда-нибудь не будут больше бить по лицу? Никогда?!

Что надо девке для обворожительной улыбки? Жемчужные зубки, алые губки, кончик язычка дрожит между зубов, глаза блестят, шепчут: я вся твоя. Я улыбнулась Сим-Симу так обворожительно, как только могла. И он дрогнул. Он не занес руку над моим лицом.

— Клиент внизу, Сим-Сим, — доверительно шепнула я. — Клиент внизу, в машине, у подъезда. Богатенький Буратино, между прочим. И очень. Я ни разу таких не отлавливала. Если ты испортишь мне морду — пеняй на себя. Мы упустим крупную рыбу. Синего тунца. Синий тунец, знаешь, очень вкусный. Сейчас я не дам тебе денег, Сим-Сим. — Я вцепилась рукой в юбку и потянула вверх, обнажая бедро в черных ажурных колготках. — Не сейчас. Позже. Дай мне поработать. Не калечь меня. Не сбивай меня с настроения. — Я выдохнула ему в лицо ночной винный перегар, запах дорогого табака. — Я приеду с дела и позвоню тебе на сотовый. Идет?

Он готов был сожрать меня глазами. Его жирные щетинистые щеки затряслись, как студень. Ненавидяще проткнули меня колючие зрачки.

— Ты, — выдохнул он и поправил под кожаной курткой галстук, сдавивший горло. — Вывернешься, как уж, из — под любого сапога. Не врешь?

— Спустимся вместе, — кивнула я на дверь. — Посмотришь, как я сажусь в черный «кадиллак». Только номер не запоминай, ладно?

Как же я ненавижу твою синюю щетину. И все же я тебе обязана. Ты спас меня от голодной смерти. Ты научил меня торговать собой. Все на свете товар. Все продается и покупается. И живот и груди. И любовь и голос. И земля на Ваганьковском кладбище. И Карнеги-холл для концерта новой Любы Башкирцевой. Обновленной. Клонированной. Возрожденной Господом Богом после удара шилом или спицей в нежное горло, в певческое птичье горлышко, спевшее людям столько песен про Бога и любовь.

* * *

«Если вы думаете, что вы не можете

быть счастливы в браке, вы глубоко

ошибаетесь; все несчастья супругов -

от отсутствия смелости. Летите!»

М. Роуз, И. Сведенборг. «Трактат о семье». Бостон, 1999

У погибшей Любы Башкирцевой был когда-то муж; замечательный муж; заметный издали муж. Главу концерна «Драгинвестметалл» Евгения Лисовского знали все в России, о Москве и говорить нечего. Евгений Лисовский погиб год назад в Москве при обстоятельствах, оставшихся невыясненными. Любочка была на гастролях во Франции, в Париже, когда Лисовскому перерезали горло. Алла не знала подробностей, смутно что-то помнила из газет.

Беловолк привез ее в Раменки, в квартиру Любы. Он окликал ее: «Люба!» Когда она не поворачивалась — бил ее наотмашь по щеке. «Ты выбьешь мне зубы», - зло шипела она. «Новые вставлю», - шипел в ответ он. Дома уже ждала их странная, сухая, как высохший в коллекции богомол, серая как вошь женщина, с впалым ртом, как у старухи, а сама еще не старая, стриженная «под горшок», с амазонитовыми, ярко-зелеными сережками в отвислых мочках. Женщина тут же взяла Аллу в оборот. Одна из комнат в двенадцатикомнатной квартире была отведена под тренажерный зал. «Для начала сгоним лишние жиры, — процедил Беловолк, ущипывая Аллу за крепкую ягодицу, — есть, есть жирок, нагуляла на проститутских харчах. Посади ее на молочную диету. Салаты. Питье без сахара. Вместо хлеба — хрустящие хлебцы. Ничего не жрать после шести вечера. Замечу — убью!»

И началось. Это все началось. Алла думала — ничего страшного, ну, постригут ее, ну, покрасят «Лондаколором»… Это все началось так бурно, неистово и дико, что она думала — нет, лучше умереть. Пусть он лучше меня действительно убьет, этот полоумный продюсер, делатель двойников.

Дама, Изабелла Васильевна, истязала ее по-средневековому. Выкручивала ей ноги-руки на шведской стенке. Заставляла отжиматься по двадцать, по тридцать, по сорок раз. Когда Алла кричала: «Не могу!» — и падала на черный мат, обливаясь потом, заливаясь слезами, Изабелла Васильевна подходила к ней, трогала ее носком туфои и роняла: «Отдых пять минут. И сначала». «Эсэсовка», - шептала Алла полумертвыми губами. Ее щеки вваливались, глаза становились большими, мрачными, как у святой мученицы. Изабелла Васильевна регулярно, через каждые три дня, взвешивала ее на напольных весах. «Минус три килограмма, — бормотала она довольно, — минус четыре. Превосходно. Ты чуть повыше ростом, чем Люба. Поэтому тебе надо сбрасывать больше. Ты топорная. У тебя широкие бедра. Люба была — само изящество. А рожи у вас похожи». «Когда займутся моим имиджем?» — мрачно спрашивала Алла. «Заткнись, — отвечала тренерша, — не твое дело. Твое дело — слушаться меня. Мое дело — сделать тебе Любину фигуру. И в короткий срок. Ты уже занималась с педагогом-вокалистом?»

Вокальный педагог Миша Вольпи приходил каждый день. Занятия продолжались по три часа. Алла до смерти не забудет первую распевку — Миша поставил ее в студии, у рояля — ах, Любин белый рояль, белый кит, плывущий через время! — крикнул: «Открой рот шире, как можно шире! Будто у тебя яблоко во рту!» — и ударил по клавишам, извлекая мажорный веселый аккорд. «Яблоко или что другое», - подумала Алла, веселясь. По приказу Миши она пела сначала: «А-а-а», - потом: «У-у-у», - потом: «Ия-а-а, ия-а-а, ия-а-а». «Как осел», - развеселяясь все больше, думала она. Обнаружилось, что у нее хороший голос и хороший слух. «Правда, камерный голосок, — сокрушался Миша, — не особо сильный, оперный зал ты не возьмешь, но для микрофона мы тебе голосишко вытащим!» Когда Миша подошел к ней и положил руку ей на живот, на низ живота, она отпрянула и ударила его по руке ребром ладони. «Ты, каратистка, — беззлобно сказал Миша. — Это, между прочим, я к тебе не пристаю, дурочка, а объясняю, как певцу дышать. Откуда поют. Вот отсюда, — и он чуть сильнее нажал ей на низ живота. — Баба поет маткой, понятно?.. Набери сюда воздуха побольше, в живот, и выдыхай его в голову, в лоб, в затылок. Представь, что ты воздушный столб и вся вибрируешь». Он не убирал руку с ее живота, и Алла чувствовала странное возбуждение, как перед соитием. Она послушно делала все, что говорил ей Миша. «Я внук Лаури-Вольпи! — гордо сообщал он. — Мой дед воспитал великих певцов!» Алла спрашивала его: а вы сами, Миша, где-нибудь поете? «Я пел в хоре Большого театра, — выпятив грудь, отвечал Миша. — А теперь попробуем распеться наверх, до верхнего „до“. Посмотрим, может, ты колоратура!»

Она — колоратура. Люба была — колоратура?.. Люба поливала со сцены будь здоров. Люба играла голосом, как кошка с клубком. Люба сшибала голосом сердца. А у нее — голосишко. Обман обнаружат. Ей надают по шее. Ей, уличной шалаве с Казанского.

Как безумно, нечеловечески хотелось жрать!

Вечера были сумасшедшие. Сначала, после еды в шесть вечера — два тощих листика салата, лист капусты, чай без сахара, хрустящий хлебец, которым ей хотелось запустить в воблу-Изабеллу, — потом, после ужина — урок сценического движения в тренажерном зале, — Изабелла изгибалась не хуже Майи Плисецкой, Алла все повторяла за ней, жест за жестом, шаг за шагом, — потом, когда семь потов сходило с обеих женщин, Беловолк усаживал Аллу за просмотр фильмов-концертов и просто любительских видеокассет с записями Любы: как Люба ест, как Люба загорает на даче во Флориде, как Люба встречает рождество в Нью-Йорке у художника Алеши Хвостенко, как Люба держит на коленях шоколадную мулаточку с ниткой розового жемчуга на шее. «Гляди, как она поет! Как открывает рот! Гляди, когда она пьет чай, у нее отставлен мизинец, как у купчихи! Возьми так чашку! Именно так! Поднеси ко рту!» — кричал продюсер. «Юра, вы истерик, — Алла окатывала его ледяной водой взгляда. — Так вопят только на стадионе. Вы же не на футболе». Она вставала к экрану, повторяла жесты, ужимки и ухватки Любы. У нее все еще были рыжие волосы. Настал день, когда их состригли и уложили в прическу «а-ля Мата Хари», со смоляными завитками на скулах, которую носила Люба.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 70
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Железный тюльпан - Елена Крюкова бесплатно.

Оставить комментарий