Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом для престарелых находился далеко за городом -- в сосновом лесу. От остановки нужно было идти метров двести по булыжной дороге. Мать с отцом поддерживали немца под руки, а Витька шел немного позади.
-- Ты не беспокойся, -- сказал отец немцу, -- мы те- бя навещать будем. Часто не сможем, сам понимаешь, но забыть тоже не забудем. Хорош?
-- Хорош, -- тихо произнес немец. У открытых настежь ворот богадельни сидели двое в гимнастерках. У одного, остриженного под ноль, были высоко, на сколько это возможно, отрезаны ноги и на широкие круглые культи надеты самодельные, потертые кожаные чехлы. По сторонам от него лежали две деревянные колодки с дырками. Второй -- высокий и худой -- был без рук. Безногий доставал из голубого бу- мажного кулька сливы и поочередно клал одну в рот себе, вторую -- товарищу, а тот выплевывал потом ко- сточки в стоящую рядом гипсовую урну.
-- Нового мы к вам привели, -- сказал отец. -- К на- чальству-то как пройти?
Безрукий промолчал, жуя сливу, а безногий, с любо- пытством оглядев всех, сказал:
-- Карантин у нас. Всем входить нельзя. Только тому, кого принимают. Главврач сам к воротам подходит.
-- Так позвать его как? -- спросил отец, глядя на ко- жаные чехлы безногого.
-- Сейчас сходит, -- кивнул тот на безрукого. -- Он тоже дежурный, только повязку не на что надевать.
Он засмеялся, и от этого смеха у Витьки побежали по коже мурашки. Безрукий молча встал и пошел по до- рожке. Теперь было видно, что он не так высок ростом, как казался рядом с другом.
-- Стариков-то почти нет, -- сказал безногий. -- Перемерли, видно, в войну. Такие, как мы, тут в основном -- новоиспеченные.
Он показал фукой сначала на свои чехлы, потом в сторону уходящего.
-- Батька, что ли, сплавляешь? -- и его лицо сразу стало злым.
-- Не родня он мне, -- спешно сказал отец. -- Немец он.
Безногий вздрогнул и непонятливо посмотрел па отца.
-- Правда, что ли?
Немец растерянно смотрел на безногого. Потом что-то тихо и невнятно сказал. Этого оказалось достаточно. Лицо у безногого искривилось и задергалось, он оттолкнулся колодками от скамейки, но вместо того, чтобы спрыгнуть, скатился на землю и стал колотиться о нее затылком. На губах у него выступила розовая пена. Немец вцепился Витьке в руку и тоже трясся всем телом, повторяя: "Майн гот, майн гот, майн гот..." Отец и мать громко закричали. Безногий, не переставая, бился головою о землю. Немец вдруг опустился на колени и стал подставлять ему под стриженый затылок ладони. Прибежали какие-то люди.
Когда безногого унесли, мать и отец сели на скамейку по обе стороны от немца.
-- Ну что, Николай? -- спросила мать. Отец с минуту помолчал, потом встал и сказал:
-- Пошли, Оттович.
В автобусе немец часто мигал, а когда пришли домой, заплакал.
Он прожил еще полгода и умер в мае сорок шестого, через неделю после празднования Дня Победы.
Похоронили его не на немецком кладбище, а на русском, и отец заказал табличку с фамилией и инициалами "Ланг Ф. О." и надписью "Мир праху твоему".
- Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими - Русская классическая проза
- Петька и Волков - Виталий Левченко - Попаданцы / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Клава и кораллы - Виктория Викторовна Балашова - Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Четырнадцать красных избушек - Андрей Платонов - Русская классическая проза
- Сборник рассказов - Ирина В. Иванченко - Прочее / Русская классическая проза
- Сильнее всех иных велений (Князь Юрка Голицын) - Юрий Нагибин - Русская классическая проза
- Николай Суетной - Илья Салов - Русская классическая проза
- Шестеро - Игнатий Потапенко - Русская классическая проза
- Проклятый род. Часть III. На путях смерти. - Иван Рукавишников - Русская классическая проза