Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осень. Семечки уже никто не покупает – их продают в магазине. Старик сидит на ступеньках магазина, в руках у него тальянка. Тянет он свою тальянку и тихонько поёт. Поет не за деньги. От одиночества.
* Лайма – счастье (лит.)
** Лауме – ведьма (лит.)
Ссылка
По воспоминаниям Алдоны Гурскене, урожденной Пирагайте.
Маленький Пранас, сидя в кабине машины, крутил воображаемую баранку и довольный кричал: «Ту-Ту-у». Холодной осенней ночью увозил грузовик семью Пирагасов на железнодорожную станцию. Так началась ссылка многодетной семьи в далёкую Сибирь.
Отец, Антанас Пирагас, доброволец Литовской Армии с 1918 года, имел 30 га земли в деревне Кудиркяй Пренайского района, из которых 10 га получил за военную службу. В колхоз пошел одним из последних, работал там счетоводом.
В 1949 году в семье родился одиннадцатый ребенок – Пранас. За новорожденным и мамой – Казимирой Пирагене в Каунас поехали отец, я и брат Альгирдас. При возвращении домой нашу повозку остановила машина НКВД. Первый вопрос был: «Где Альгирдас?» На наше счастье Альгирдас уехал раньше с соседями и таким образом избежал ареста. Когда приехали домой, обнаружили жуткую картину: все было перевернуто, вывороченные доски из пола, растоптанные продукты – что не смогли съесть и унести. Самое страшное – двух старших братьев Антанаса и Альбинаса арестовали и увезли в НКВД. Братья состояли в резервной группе партизанского движения «Железные Волки» Таурагского района, их выдал предатель Казялис. По решению суда они были сосланы на 10 лет лагерей в Казахстан.
Несмотря на пытки, братья никого не выдали.
Альгирдас избежал участи братьев, долгое время прятался и жил нелегально.
Жестокие были те времена, кровавые. На многие десятки лет сохранила людская память страшные картины расправы «стрибов» («народные защитники») с партизанами.
Рассказывает Броня Пирагене:
«… Когда мы подошли к школе, там лежало 12 трупов. Трупы уже разлагались, их не позволяли хоронить, чтобы еще больше устрашить жителей деревни. Каково было матерям видеть мертвых, изъеденных червями своих сыновей??!! Сердца каменели от боли и ненависти.
…Когда в деревню приходили стрибы, они отнимали продукты, уводили скот. Приходили партизаны, мы сами отдавали продукты. Трудно очень и бедно жили тогда»
После ареста братьев, долгое время стрибы приходили по ночам с обысками – искали Альгирдаса. Уводили скот, не смотрели, что многодетная семья. Чтобы как-то выжить, прятали корову в лесу.
Один такой обыск братья сфотографировали. Увидели – отняли и разбили фотоаппарат. Злобствовали беспредельно, наверное, потому, что не могли сломить нас и что, несмотря на весь ужас, продолжали жить нормальной жизнью. Учились мы хорошо, ходили в школу в деревне Сабаленай. Семья была трудолюбивая. Мы долгое время надеялись, что нас не тронут, тем более что мать имела медаль «Мать героиня». Да и куда спрячешься с девятью детьми. Мама была уже беременная двенадцатым ребенком.
И тогда ночью, когда пришли в последний раз, надеялись, что дело закончится обыском. Стук раздался в два часа ночи. Усадьбу уже окружили. Стрибы требовали, указать, где находится бункер партизан. Отец сплюнул и сказал: «Вам приказали увезти нас, так не ищите дураков и исполняйте приказ!»
Нам приказали собираться в дорогу.
Такая большая семья не бог весть, что имела в запасе из одежды и продуктов. Во время сборов заходит колхозник Жикус. Отец передал ему деньги, чтобы он купил сала в дорогу. Увы, сала Жикус не принес, как оказалось впоследствии, деньги он пропил. Узнав, о страшной вести, пришел из соседней деревни брат отца Альбинас, предложил маленького Пранаса оставить у них. Отец не согласился на разлуку с малолетним сыном. Была осень, картошка была убрана, но с поля еще не успели вывезти. Нам обещали, что по дороге заберем.
Собрав свои пожитки, сложили в машину. Пришли соседи, проститься. Никогда не забудутся последние минуты расставания с родным домом; распахнутая дверь, все разбросано, висит на стене распятый Христос, точно символ, что наши настоящие страдания только начинаются… и предчувствие, что больше никогда сюда уже не вернемся…
Машина тронулась, и мы запели:
Дует-дует холодный ветер,
Ломает дуба ветви,
Увозят наши семьи на Север
Советы, пришедшие к власти
Песня обозлила стрибов – машина не остановились. Остались мы без картошки. Привезли нас на станцию Мауричай, здесь уже стоял товарняк с решетками на окнах. Так мы и оказались 2 октября, 1952 года, легко одетые, без достаточных запасов еды, в товарном вагоне для перевозки скота. Кроме нас в вагоне было много других семей из разных уголков Литвы, среди них были инвалиды, дряхлые старики, малолетние дети, беременные женщины. Так выглядели «враги народа». Под стенания и слезы, увозил нас поезд из родной Литвы, многих уже навсегда.
Как говорила мама: «Живым нет места на кладбище – приходится жить», так и мы, вскоре успокоились и разговорились. Оказалось в вагоне шестьдесят человек из Каунаса, из Гарлявы, из Преная и многих других мест. Спали на узлах, которые захватили из дома. В конце вагона была проделана щель, на ней стояла посудина без дна – это был наш туалет. Самое тяжелое – это отправление естественных потребностей: двое держали простыню, когда третий сидел на посудине.
Была уже поздняя осень, в вагоне было холодно, обогревались «буржуйкой». Мы, дети в конце вагона проделали щель, через которую могли видеть унылые осенние поля, серебристые змеи рек, на высоких берегах которых склонились вывороченные сосны, деревеньки с низенькими домами, точно ушедшие в землю. Чужая природа, чужой страны! Сердце щемило от тоски и страха за свои судьбы.
Настроение людей в вагоне было подавленное. Многие заболели, кто-то плачет, кто-то молится. Отец был большим оптимистом. Он успокаивал нас: «Чтобы мы не делали, все равно они сделают свое черное дело. Лучше не показывать врагу свою слабость». Мы писали письма на Родину своим родным и через щель в полу выбрасывали, проезжая какой-нибудь населенный пункт. Всегда находились добрые люди, и часть писем попадала адресатам.
Еду нам приносили конвоиры, обычно суп и бидон воды; хватало, чтобы не умереть с голоду и жажды. О том, чтобы умыться и речи не было. При такой жизни быстро заводятся паразиты, вскоре нас замучили вши.
Через две недели такой мучительной дороги нас привезли в Томск и высадили на берегу реки. Выдали на три дня паек и пересадили на пароход «Некрасов». После душного и грязного вагона «Некрасов» показался нам божьим даром: воды сколько угодно, наконец-то можно было отмыться от вшей и другой нечисти. Через окно можно было свободно наблюдать окружающую природу. Места были неповторимые: всюду – бескрайняя тайга, подступающая к берегам, поваленные деревья, стволы деревьев, плывущие в воде. И кругом – холодная гладь осенней реки, местами ширина Оби достигала 3 км. Изредка можно было увидеть голый берег с одиноким деревом, точно заблудившимся путником, поднявшим свои ветви-руки просящие о помощи. Так мы приплыли в районный центр Колпашево, находящийся от Томска на расстоянии 500 км. Дальше «Некрасов» не пошел, капитан побоялся, что река замерзнет, и он не успеет вернуться обратно. Здесь нас пересадили на баржу, которую тянул катер. Заметно похолодало, уже не до красот природы – погреться бы.
Высаживали по пять семей. Первые семьи высадились в Каргасоке, со следующими пятью распрощались в Тополевке. Проехали около тысячи километров, когда нас ссадили в Александровке, небольшом районном центре. Деревянные дома, деревянный тротуар, один мост, один трактор. Все пять семей разместили в недействующем детском садике. Всем взрослым сделали инъекции, после которых приходили в себя три дня. После этого отвели в баню. Нашу одежду, в которой мы были в дороге, сожгли. Хоть и встретила нас Александровка холодной, почти зимней погодой – было уже 19 октября, мы почувствовали себя другими людьми.
Края те были суровые, девять месяцев зимы. Практически никакой связи зимой не было, почту привозили санями за тысячу километров, от деревни к деревне. Продукты доставляли только летом, по реке. В Александровке была рыбная фабрика, большую часть рыбы сушили и увозили, что покрупнее – коптили, был также и консервный цех. В колхозе выращивали свиней и коров. Свиней кормили рыбными отходами, пришлось и нам отведать рыбных голов. Хорошо помнятся спустя 50 лет цены на рыбные головы. Килограмм голов щуки и налима стоили 3 копейки, язя и подъязя – по 5 копеек. Голова осетра была деликатесом и нам была не по карману, стоила 50 копеек за килограмм. Никаких фруктовых деревьев не росло на этой земле. Успевала вырасти только картошка. С собой мы успели захватить мешок яблок. Эти яблоки, можно сказать, и спасли Пранаса – мы их меняли на молоко. Хорошо помню, как я, зажав в кулаке яблоко, иду менять его на молоко. Как мне самой хотелось съесть это яблоко и как не хотелось отдавать его чужим людям! К тому времени родился двенадцатый ребенок – Кестас. Злые гримасы судьбы-пересмешницы – маме вручили вторую медаль «Мать героиня». Вот так и жили мы с дважды «героиней», десять детей на краю земли и совсем не у «Христа за пазухой».
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Накануне (СИ) - Кротов Сергей Владимирович - Альтернативная история
- Поводырь (СИ) - Андрей Дай - Альтернативная история
- Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Альтернативная история
- П 2 (СИ) - Калбанов Константин Георгиевич "Калбазов" - Альтернативная история
- Между мирами: Старый новый мир - Андрей Валерьевич Степанов - Альтернативная история / Детективная фантастика / Любовно-фантастические романы / Попаданцы / Прочие приключения / Фэнтези
- Запад-81 - Александр Викторович Горохов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Порт-Артур – Токио - Александр Борисович Чернов - Альтернативная история / Боевая фантастика / Попаданцы
- Тени Предтеч - Виктор Козырев - Альтернативная история / Космическая фантастика / Периодические издания
- Сначала было слово… - Михаил Леккор - Альтернативная история / Боевая фантастика / Периодические издания