Форма входа
Читем онлайн Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Достигнув реки, по ту сторону которой побережье простиралось до горизонта, мы свернули в сторону и милю или две прошли среди полей, где было так тихо, что океан продолжал петь у нас в ушах и долгое время после того, как мы стали недосягаемы для его шума.
Священника мы нашли в деревянной пристройке к церкви. Он пил кофе и читал Библию. Я схватился за живот, повернулся, как на оси, и устремился к выходу.
Он сразу же встал, полагая, что я явился к нему для соборования, но Марлиз отвела его в сторонку и стала что-то шептать. Потом дала ему одну из мятных пастилок, которые носит с собою, чтобы… ну, думаю, это вы уже и сами поняли. Я слышал лишь начало ее монолога, потому что всегда отключаюсь после слов: «Прости, но у мужа моего не все дома».
Это меня убивает, особенно в свете того факта, что я прав, а они не правы. И я отнюдь не чокнутый. Вот Екатерина Великая, которая походила на Ингрид Бергман не более, чем я, и больше смахивала на Эдварда Эверетта Гортона, имела обыкновение самолично готовить себе кофе, поднимаясь ни свет ни заря. Излюбленный ее рецепт требовал одного фунта молотого кофе на четыре чашки воды. Известно, что она была крайне неуравновешенной особой, и теперь вы понимаете почему.
Я сразу же догадался, что священник этот никакой не отец моей жены. Он был мелким, а она – величавой. Он был значительно смуглее ее, хотя, в отличие от него, она много времени провела на солнце. У него были глубоко посаженные глаза, а брови походили на гусениц, в то время как у нее глаза широкие, едва ли не восточные, а брови поднимаются над ними высокими и нежно изогнутыми дугами, подобными ветвям одинокой ивы.
Из-за тех дипломатических усилий, которые ей пришлось предпринять, чтобы он вылил свой кофе в раковину, она на какое-то время отвлеклась от вопроса, ради которого мы и приехали. Однако, когда я вернулся и мы втроем стояли в прохладной тени передней комнаты его домика при церкви, вопрос возник сам собой. Причиной, видимо, было то, что она всегда стремилась исполнять намеченное заранее, чего бы это ни стоило.
– Отец! – вскричала она, опускаясь на колени и заливаясь слезами.
– Да, дитя мое, – отвечал он с сочувствием, но несколько озадаченно.
– Ты мне отец? – спросила она.
– Да, конечно.
– В буквальном смысле?
– Почему ты спрашиваешь?
– Всякие толки ходили об одном священнике.
– Где это ходили толки? – с возмущением спросил он.
– В Рио.
– Рио! Никогда не был в Рио. И кто же о нем толкует?
– Моя мать.
– Я не знаю твоей матери, я никогда не нарушал обета, ни разу, а если бы нарушил, то маловероятно, чтобы дитя от такого союза походило на тебя.
– На такую каланчу? – спросил я, что было жестоко, но запах кофе всегда меня ожесточает.
Марлиз ударила меня, и я повалился на пол. Она очень болезненно воспринимает упоминания об ее росте.
Тогда и последовал первый намек на Фунио, потому что ни с того ни с сего Марлиз провозгласила:
– Я – беременная каланча.
Констанция была чересчур занята, чтобы обзавестись ребенком, а Марлиз помнила свое тяжелое детство и не могла перенести мысли о том, что у ее младенца будут такие же воспоминания. Я смирился с тем, что умру, не оставив наследника.
Теперь же передо мной, скрюченным на прохладном каменном полу, открылась иная перспектива. Думаю, на мгновение я ощутил присутствие чего-то невыразимого, что открывается будущему отцу. Мне приходилось слышать, что невозможно почувствовать присутствие Бога более отчетливо, нежели в это мгновение.
Священник смутился, но повел себя естественно. Он поздравил меня и начал было возносить молитву, пока Марлиз не завопила:
– Нет, нет, нет, не от него!
Во второй раз за несколько секунд у меня перехватило дыхание. Коротышка-священник, наверное, каждый день имел дело с внебрачными детьми, но мне никогда не доводилось с ними сталкиваться, во всяком случае, не тем болезненным образом, когда вы узнаете, что ваша молодая и красивая супруга понесла от другого мужчины.
Марлиз тоже была безутешна. Священник опустился на колени и попытался нас успокоить.
– Вы, должно быть, приехали издалека, – сказал он в изумлении. – Мы не часто видим здесь столичных жителей. Послушайте, как насчет жареных бананов? Хотите?
Вот таким образом я познакомился с предстоящим появлением Фунио, но отнюдь не с самим Фунио, поскольку не знал, кем окажется ребенок – мальчиком или девочкой. Спустя какое-то время я оцепенел до полного онемения и сидел в темноте, жуя бананы, которых терпеть не могу, и удивляясь, почему это я не испытываю горя.
Будь я помоложе, я мог бы разнести всю эту деревушку, потому что уже с десятилетнего возраста никогда не знал удержу. Как-то раз на Бруклинских холмах я вдребезги разбил ослиную тележку, оставив ослика невредимым. Это случилось после того, как я заглянул в окно кирпичного дома на Джоралимон-стрит и увидел там школьников – мальчика и девочку, лет шести и восьми соответственно, сидевших за кухонным столом. На обоих была школьная форма, рядом стояли ранцы, белокурые волосы девочки были заплетены в косички. Я не мог поверить своим глазам. Они читали газеты и пили кофе из огромных кружек. Ничто на свете не злит меня больше, чем плохое обращение с детьми, и увидеть, как систематически подтачивается невинность, было свыше моих сил. Я набросился бы на их родителей, но помешали два обстоятельства: во-первых, дети ничего бы не поняли, во-вторых, окна были забраны прочными металлическими прутьями, которые, хотя после этого у меня целую неделю болели все мышцы, я так и не смог раздвинуть.
Никогда не забыть мне, какое выражение было на лицах у этих несчастный: деток, когда они с отвисшими челюстями держали свои огромные кружки, очертаниями живо напоминающие унитазы, где-то в дюйме над блюдцами. Священник, кормивший меня жареными бананами, был слегка на них похож. А ослиная тележка оказалась первой в череде сломанных мною тележек и повозок с кофе-эспрессо.
Теперь, когда мне восемьдесят, а Марлиз пятьдесят, я понимаю ее лучше. Если бы мне было пятьдесят, а моей жене восемьдесят, я бы тоже загулял. В то время я все еще обладал кое-какой потенцией, хотя она, полагаю, будучи тогда в самом соку, нуждалась не в коптящей лучине, но в пылающем факеле.
Когда у меня появились насчет нее подозрения, я попытался отплатить ей той же монетой. Познакомился с танцовщицей из ночного клуба, которая была даже моложе, чем Марлиз. Работа ее заключалась в том, чтобы пританцовывать, извиваясь среди зеркал, в одеянии из серебристых полосок и с прической, украшенной плюмажем. Она выглядела не очень-то по-человечески, и даже грудь у нее была обильно припудрена. Я начал ее посещать, а потом стал посещать своего врача. Нет ничего глупее, чем секс в отместку; скрашивалось это разве что тем, что эта грустная и одинокая женщина обратила на меня внимание из сострадания к моему возрасту.
Течению времени противостоять невозможно, так что я вернулся к спокойным парковым скамейкам, где полагается посиживать старикам. Вернулся к восхождениям на холмы – и там, в тусклой и бесполой красоте розовеющих небес, открыл в себе свои подлинные, по праву принадлежащие мне силы.
Фунио добьется многого, несмотря на свое сомнительное происхождение. Я для него был и остаюсь отцом, и самая моя большая печаль состоит в том, что я умру, когда он будет еще слишком юн. Но хоть он и будет по мне горевать, это не остановит его в развитии, во всяком случае, я на это надеюсь. Не могу придумать для себя ничего такого, чего мне хотелось бы больше, чем прожить еще лет сорок или пятьдесят, наблюдая за тем, как он покоряет мир. Блестящие его способности просто ошеломляют. Мне не нравится слово «вундеркинд», и мы пытаемся не обращать внимания на эти его черты, потому что выдающегося ребенка можно погубить, если заставлять его проделывать всякие трюки, как циркового медведя.
Когда Фунио было четыре года, он думал, что автомобильные номера – не что иное, как ценники. Однажды, когда мы ехали в Сан-Конрадо, он ошарашил меня, спросив, почему это «фольксваген», едущий впереди нас, в три раза дороже «роллс-ройса».
– Вовсе нет, – сказал я.
– А ты посмотри на их ценники! – прощебетал он.
Когда до меня дошло, что он может мгновенно и точно делить числа, я принялся задавать ему вопросы. Как раз перед тем, как мы вышли на пляж, задал тот, которого никогда не забуду.
– Фунио, – сказал я, – давай так: количество букв в твоем имени – это икс, количество букв в мамином имени – это игрек, а икс плюс игрек минус зет равно десяти.
– Зет равно двум, – сказал он таким тоном, словно спрашивал: «Что еще?»
Когда ему исполнилось пять, он захотел завести чековую книжку, так что мы обучили его двойной бухгалтерии, которой он овладел без сучка без задоринки. В прошлом году он начал проверять некоторые письменные экзаменационные работы из Морской академии.
Кто вырастет из такого ребенка? Мы заставили его дать обещание не добиваться в школе чрезмерных успехов, сдерживаться хотя бы до поступления в университет, чтобы не лишить себя детства. В эмоциональном отношении он ребенок, а взросление происходит не только с ростом интеллекта, но и благодаря развитию души и сердца. Не то чтобы они у него слишком уж сильно отставали от его разума, однако духовный рост требует большего времени. Уроки роста воспринимаются как удары судьбы и таят в себе соблазн воображать, будто с ними можно разделаться как с алгебраическими задачками, в то время как их можно лишь стойко переносить.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн бесплатно.
Похожие на Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Белый Тигр - Аравинд Адига - Современная проза
- Темные воды - Лариса Васильева - Современная проза
- Билли Бадд, фор-марсовый матрос - Герман Мелвилл - Современная проза
- Путешествие во тьме - Джин Рис - Современная проза
- Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл - Современная проза
- Помнишь меня? - Маделин Уикхем - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Все проплывающие - Юрий Буйда - Современная проза
