В эпизоде, когда герой смотрит на портрет Патрика, во взгляде актера возникает глубокая, пронзительная мысль – как все взаимосвязано!.. Как, казалось бы, миф, ирреальность, то, во что ты не верил, приобретает реальные черты. Переворачивается твое сознание. Однако двойственность, многомерность происходящего, то, что прекрасно чувствовал и играл Филатов, не всегда подкреплялось в полной мере всеми остальными компонентами фильма. Исчезала легкость игры в условном мире, который рассыпался, так как не выдерживалась стилистика, вернее, не была найдена создателями фильма. Это приводило к неточности в ощущении и понимании времени, а порой к тому, что не прочитывалось задуманное авторами. Редко происходило чудо попадания в цель. Исчезала многомерность события. Роль Варакина, как и все остальное, делалась мельче. История в фильме подается как китч, поэтому авторами используются самые стереотипные, примитивные знаки времени. В городе Зеро есть большой краеведческий музей, но и сам город – своеобразный музей, где, как в Ноевом ковчеге, «каждой твари по паре» и где экспонируются определенные модели человеческих отношений. И вот когда все герои фильма, обитатели Ноева ковчега, идут к дубу – символу власти, под которым сидел когда-то сам Дмитрий Донской (дуб этот, правда, давно сгнил, хоть и находился с 1917 года под охраной государства), в этот момент Варакин пытается бежать из города в очередной раз… Замкнутый круг истории: нельзя сбежать от себя, от действительности. Символичен финал фильма. Побег героя кончается тем, что он плывет в лодке без весел. Лодка без весел – известный символ восточной культуры, где человека определяет мир, природа, история, а действия героя – вторичные, производные. Весла ему не нужны, его путь определяет течение. Этот символ использован в фильме скорее как невозможность физическим, материальным путем покинуть духовное пространство времени и истории… «Течение выносит лодку на середину реки. Варакин ложится на дно и, заложив руки за голову, смотрит в высокое хрустально-голубое небо»[4].

«Есть в жизни всех людей порядок некий, что прошлых лет природу раскрывает. Поняв его, предсказывать возможно с известной точностью грядущий ход событий, что еще не родились…» Герой Филатова должен обрести время, утраченное время сна, прозябания. Вернее, время должно начать свой отсчет после духовного пробуждения героя. Филатов и его герой Варакин не просто ровесники, они – люди одного поколения. И, конечно же, Филатову был интересен взгляд со стороны на свое время.

На юность актера и его героя выпали 60-е годы. Время, которое сейчас романтизируется. Однако страшное наследие 30-х годов сохранилось и в это время свободы и новых планов. В 1956 году был осужден культ личности. Однако что-то, тогда пошатнувшись, все же обрело равновесие и силу к концу 60-х годов. Это «что-то» было вечной нашей раздвоенностью, ложью самим себе, так как состояние полуправды сохранилось, страх присутствовал, отношение к человеку как к «винтику» оставалось. Мы были поглощены технической гигантоманией, ждали начала коммунистического общества, которое нам обещали в ближайшее время. Во всех концах страны сеяли кукурузу и внушали себе, что стране нужна именно она. Наши внушения с сомнениями в душе и порождали ложь. 70-е годы были логикой развития нашего отношения к себе, к миру. Мы их допустили, так как носили их в себе. Интересна в фильме судьба первых исполнителей рок-н-ролла. Этот невинный танец сломал жизнь множеству людей, привел к драматическому концу даже в то время, когда они уже стали героями дня, а запрещенный рок-н-ролл – любимым танцем в городе.

Постоянное состояние двоемыслия породило особый язык в искусстве и в жизни. Анатолий Найман, работавший над переводами с Анной Ахматовой, очень точно заметил:

«Что касается тайны, то уже при жизни Ахматовой тайна стала заменяться намеком, а после ее смерти поэзия намеков сделалась общепринятой и общепризнанной. В 70-е годы поэт намеков имел большую, преданную ему, им самим воспитанную аудиторию, которая прекрасно разбиралась, о каком политическом событии или лице идет речь в стихах, посвященных рыбной ловле: “мальки” означали молодежь, “сети” – цензуру. Это был символизм наоборот…»[5]

Немыслимый, казуистический язык! За него мы прятались, считая, что сохраняем себя и постигаем высший смысл.

Тем временем мы теряли себя. Наши мысли и действия расходились, опять рождался страх, мы впадали в безвременье, потому что связь времен – ощущение себя в истории – требовала согласованности действий и мыслей. Безвременье привело к тому, что так ярко прозвучало в фильме: потеря традиций и глубинного многомерного осмысления событий истории; к вырождению, к стереотипным, примитивным представлениям, к тому китчу, в котором и проходит перед нами история на экране.

Выйти из безвременья может духовно сильный человек, имеющий нравственные ценности. Сможет ли это сделать Варакин? Сможет ли это сделать послевоенное поколение?

Кюхельбекер

Ему какой уж месяц нет письма,А он меж тем не ленится и пишет.Что ж сообщить?.. Здоровьем он не пышет,И это огорчительно весьма.

Он занемог и кашлял целый год, —Хвала его тобольской дульцинее, —Он мог бы захворать еще сильнее,Когда б не своевременный уход.

Но что он о себе да о себе,Унылый пимен собственных болезней!Куда важней спросить, – да и полезней! —Что слышно у собратьев по судьбе!

Как друг наш N.?.. Прощен ли за стихи?..Он числился у нас в дантонах с детства!..(N. поступил на службу в министерство,Публично осудив свои грехи.)

Как буйный R.?.. Все так же рвется в бой?..О, этого не сломит наказанье!(R. служит губернатором в Казани,Вполне довольный жизнью и собой.)

А как там К.?.. Все ходит под мечом?..Мне помнится, он был на поселенье!..(К. взят на службу в Третье отделеньеПростым филером. То бишь стукачом.)

Как вам не позавидовать, друзья,Вы пестуете новую идею.Тиран приговорен. Ужо злодею!Зачеркнуто. Про то писать нельзя.

Однако же ему не по себе,В нем тоже, братцы, кровь, а не водица,Он тоже мог бы чем-то пригодиться,Коль скоро речь заходит о борьбе!

Таких, как он, в России не милъен,И что же в том, что он немного болен?В капризах тела, верно, он не волен,Но дух его по-прежнему силен.

Он пишет им, не чуя между тем,Что век устал болтать на эту тему.Нет добровольцев бить башкой о стену,Чтоб лишний раз проверить крепость стен.

Все счастливы, что кончилась гроза!..…А он, забытый всеми, ждет ответа,Тараща в ночь отвыкшие от светаБезумные навыкате глаза…

Л. Филатов, 1988 г.

«Время, когда я учился в Щукинском, было очень интересным. Мы ставили все – от Солженицына, Шукшина до Дюрренматта, Ануя», – вспоминает Леонид. Годы действительно были удивительно свободные, творческие. Это было особое время подъема в искусстве. Казалось, что многое уже можно, что будет еще лучше.

На Таганской площади

«Всего и делов-то, братцы, —

Мгновение тишины…»

Шестидесятые годы запомнились и мне, коренной москвичке, своим особым, неповторимым настроением. Помню длинные, бесконечные коридоры коммунальной квартиры в доме на проезде Серова, называемой в то время «коридорной системой». Она напоминала абсурдный город из произведений Кафки, в котором посторонний человек будет долго блуждать по кругу, не находя выхода, что бывало довольно часто. На огромной кухне столов сорок, и, конечно же, как у В. Высоцкого, «на тридцать восемь комнатов всего одна уборная», которая к тому же еще запиралась большим чугунным ключом от посторонних, так как вход в квартиру был всегда открыт. И в этих, казалось бы, нечеловеческих условиях жила старая Москва, причем жила полно, как-то особенно душевно и наивно. Все читали стихи, пели, сами сочиняли песни, увлекались Б. Окуджавой, джазом, роком, который тогда сильно отличался от нынешнего, в нем было больше юмора, иронии, гротеска… 60-е годы – золотое время в нашем искусстве. Мы научились думать, спорить… И, что, наверное, самое главное, чувствуя дыхание свободы, только учились говорить…

Из интервью с Владимиром Качаном (март 2000 года)

«Ни для кого не секрет, что львиное большинство песен слагается по принципу “раз дощечка, два дощечка – будет лесенка, раз словечко, два словечко – будет песенка”. Я не хочу никоим образом обидеть хорошего поэта Юрия Энтина, сочинившего эти бессмертные строки, но тем не менее он как бы подытожил принцип действия поэтов-песенников, которые слагают по этому принципу хиты сезонов. Ведь мы очень часто встречаем подобный текст “лучшая подруга, лучшая подруга – что-то ты наделала; лучшая подруга, лучшая подруга – что тебе я сделала”, то есть рифма “сделала-наделала” это “как какала-накакала”… Или когда известный петербургский певец поет лирическую песню, как водится, об ушедшей любви и там встречаются слова “давно друг друга простя, сто лет спустя”; мы даже не задумываемся, что правильно – это “простив”, но тогда рифма потребовала бы “спустив”, а это уже песня несколько про другое. И поэтому, говоря о Лене Филатове как не только о друге, а моем первом и основном соавторе по песням, нельзя не отметить, что он от этого принципа куда как далеко ушел. Его стихи – это не песенные тексты и песни-стихи. Это осмысленная поэзия, которая имеет прямое отношение к чувству и уму. Вот и я вспоминаю… вспоминаю наш первый опыт в общежитии в этом смысле. Там словно получилось как-то, словно судьба распорядилась так, что мы оказались вместе в одной комнате в общежитии. Мало того, что на одном курсе актерского факультета Театрального училища имени Щукина, но нас еще поселили в одной комнате, номер 39. И я еще тогда не подозревал, что умею сочинять мелодии – меня научил играть на гитаре старшекурсник Виталий Шаповалов, ныне артист Театра на Таганке, среди своих – “Шопен”. И вот сама собой как бы получилась первая песня…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Леонид Филатов. Забытая мелодия о жизни - Татьяна Воронецкая бесплатно.

Похожие на Леонид Филатов. Забытая мелодия о жизни - Татьяна Воронецкая книги

Любовь Полищук. Одна, но пламенная, страсть - Юлия Андреева - Кино, театр
Секреты цифровой видеозаписи. Подсказки профессионала - Максим Смирнов - Кино, театр
Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов - Кино, театр
Лучшая подруга Фаины Раневской. В старом и новом театре - Павла Вульф - Кино, театр
Булгаковиада - Владимир Рецептер - Кино, театр

Оставить комментарий