— Я и сама жемчуг-то лавливала, — сказала Евсевия. — В Каргополье. У нашего монастыря пять озёр было, и все пять жемчужные. В плоту окно прорежут. Закроешь себя от света — дно так и сияет. Вот и черпаешь ракушки со дна... А больше всего я жемчужинки-то замаривать любила. Иные матушки говоруньи. Говорят, говорят, и самой молчать нельзя, гордыней попрекнут. А тут жемчуг в рот положишь — и добрые два часа молчишь. По два часа жемчужинки замаривают. Для цвета... Прости, дитячко... Что-то я умолку нынче не знаю, старушья немочь — лясы точить.

Играл солнечный заяц на полу, шевелился, менял цвета. Окна цветные, замороженные.

Стефаниде нравилось, что печи в монастыре топили горячо. Она казалась себе счастливой пчёлкой, укрывшейся в золотой норке от морозов, от снега, от великой северной зимы. Брёвна и впрямь золотились... И жизнь была сном.

Её супруг Георгий Стефан пять лет господарствовал. Сначала служил логофетом у великого Василия Лупу. Лупу арнаут, не жалел Молдавии. Ограбил народ до исподников. Вот Георгий Стефан и восстал. Да удачно. Захватил престол, а потом и его свергли. На Георгия Георгий нашёлся. Георгий Гика. Она вышла замуж за изгнанника, в Вене, отец был боярином, с господарем бежал. Богатства Георгий Стефан вывез немалые, она тоже нужды не знала, со смертью батюшки и матушки все имения перешли к ней. Жили в Вене хорошо, но чужбина томила, постылая ненужность. Вот и решил Георгий ехать к московскому царю.

Цесарь Леопольд дал проезжую грамоту, и они отправились через Ригу в Россию поднимать на турецкого султана великое православное царство.

При Георгие было семьдесят пять человек свиты. Шёл как государь. Но во Пскове задержали. Воевода князь Долгорукий посылал гонцов в Москву, в Москве долго думали, и наконец пришёл царский указ: ехать можно, но с малыми людьми. Пришлось остаться во Пскове. Вернулся из Москвы Георгий Стефан обескрыленный: ни надежд, ни денег. Из Пскова отправились в Померанию, в Штеттин... Сюда приехал к ним бывший логофет Николай Милеску Спафарий. Георгий послал его своим резидентом[3] к шведскому королю Карлу XI. Королю было девять лет, но Спафарий расположил к себе влиятельных людей, и господарю-изгнаннику королевским указом пожаловали замок. И забыли. Георгий Стефан возмутился, приказал Спафарию быть настойчивым. Втолковать королю: турки — бич Европы, нужно создать Лигу христианских государств, которая смогла бы остановить османов. Шведы послали Спафария к французскому королю, но дело кончилось ничем. А когда Георгий попросил у короля Карла имение, чтоб от земли кормиться — и поскорей! — весна, пора сажать, сеять, король ответил: своих земель он в аренду не сдаёт.

Жить было уже не на что. Имения Стефаниды новый господарь Георгий Дука (сколько их мелькнуло на бедном молдавском престоле!) забрал себе. Решились продать последнюю ценность — бриллиант в одиннадцать карат. Бриллиант был заложен в Вене еврею Френкелю. Покупатель нашёлся. Цесарь Фридрих Вильгельм заплатил четыре тысячи ливров, но тысячу пришлось вернуть тому же Френкелю — выкупили золотой крест с каменьями. Этот крест теперь — всё, что осталось от прежней жизни... В отчаянии Георгий Стефан написал русскому царю, просил принять на житье. Алексей Михайлович ответил не быстро, но милостиво. Стали собираться, Георгий радовался: на дворе январь, зимняя езда быстрая. А сердце, наверное, болело — умер внезапно. Она отвезла тело в Молдавию, в Кашинский монастырь. А убежище себе нашла в Киеве, купила дом в слободе, возле Печерского монастыря. Молилась. В монастыре встретил её иерусалимский патриарх Паисий, написал о несчастной вдове Алексею Михайловичу. И вдруг — толпою царские стряпчие, подали возы, карету, забрали её слуг — четырёх стражников и четырёх комнатных девок, — примчали в Москву. До сих пор в глазах бело от снегов, от просторов. А как весело было в крови от быстрой езды! Метель за собой вздымали.

— Домна Стефанида! Домна Стефанида!

Она очнулась: перед ней её комнатная служанка и две монахини.

— Просят надеть лучшее платье.

Кровь отхлынула от лица.

Поднялась, роняя с ладони жемчужины. Потянулась к Евсевии:

— Матушка, помолись.

Смотрины молдавской государыни Алексей Михайлович устраивал втайне. Секрет доверил одному Богдану Матвеевичу Хитрово, хотя сердит был за глупые слова об Авдотье Беляевой. В сердцах кулаком в брюхо поддал.

Государя-вдовца, бедного, огнём палила плотская страсть. Указал Авдотью взять в Терем, впрочем, без огласки, для повторного смотру. На смотринах распалился, а проклятый Богдашко хмыкнул и морду сделал кислую:

— Руки-то — кость без мяса. Обнимет, как в гроб потащит.

Тут-то и получил в брюхо змеиноустый шептун.

И однако ж не кого иного, а Богдана Матвеевича позвал на сокровенные смотрины. Хитрово слыл за упоительного поклонника женской красоты, был вдов, но, как доносили, плотской болезнью не маялся. Все хорошенькие польки, жившие в Москве, побывали в его окаянной постели... И вот опять сердился Алексей Михайлович, не терпевший промедлений, сам был уже в шубе, в шапке и даже в рукавицах, а Хитрово запропастился.

— Притащить его! — грянул наконец Алексей Михайлович, и дюжина стольников устремилась на поиски дворецкого.

Тут-то и вынырнул Богдан Матвеевич:

— Прости, великий государь! Нежданное лихое дельце. Дозволь рассказать.

— Недосуг! — Алексей Михайлович шлёпнул себя рукавицами по бокам и пошёл не оглядываясь.

Санки им подали на заднем дворе, крытые, но самые простые. Стражей было не много: один впереди, трое за санями.

Ехали быстро.

— Ну, чего там у тебя? — спросил Алексей Михайлович нелюбезно: предстояло тайное волнующее действо, а тут опять какая-нибудь пакость.

— Врач Стефан ко мне приходил. Иван Шихирев съехался с ним вчера ввечеру на Тверской улице и говорил затейливое.

— Кто этот Шихирев?

— Дядя Авдотьи Ивановны Беляевой. Сказывал этот самый Иван Шихирев дохтуру Стефану, что его племянница взята в Терем, ну и про то, что я смотрел её и нашёл изъян в руках, дескать, худы. А они и впрямь худы.

— Худы, худы! Дело-то в чём?

— Вот Шихирев и говорил Стефану: будешь смотреть девицу — вспомоги. Стефан начал отнекиваться, страшась твоего гнева: я, говорит, не смотрю девиц да и не знаю твою Авдотью. А Шихирев своё: «Как руки станешь у ней смотреть, она перстом твою ладонь придавит — вот и узнаешь: она самая и есть».

Алексей Михайлович откинулся на сиденье, закрыл глаза. Молчал. Хитрово тоже затаился, не зная, что и думать. Кажется, не угодил... Так ведь и не донести такое невозможно. Сам станешь пособником Шихиреву.

— Допросите дурака, — сказал Алексей Михайлович, не открывая глаз. — Запрётся — бить кнутом.

И снова замолчал, и молчал, пока не приехали. Тут и улыбнулся вдруг:

— Ну, Богдан Матвеевич, гляди у меня.

И было непонятно: о чём это? А ведь с угрозой сказано...

Домну Стефаниду пригласили в ризницу. Указали место возле окна. Вспыхнула, но подчинилась смиренно. Знала: её счастье давно уже в птичьем раю, в Вырии.

Она выбрала для смотрин платье строгое, тёмно-вишнёвый струящийся шёлк, ожерелье из кружев, с искорками крошечных алмазов. Тяжёлая чёрная коса — короной. Лицо — белый безупречный мрамор, совершенные дуги бровей, глаза огромные, чёрные. Точёный нос, губы ласковые, уголками вверх, оттого в них невольная улыбка и растерянность. Высокая, стан гибкий. Грудь расцветшая, соразмерная.

Стефанида подняла руку, оправляя волосы у виска, и рука была тоже совершенство. Длинные персты, нежное запястье. Дивный живой мрамор.

— Ох ты, Господи! — Алексей Михайлович отпрянул от потайного окошечка.

Богдан Матвеевич воздел руки:

— Статуй!

Они глядели друг на друга, ошеломлённые. Алексей Михайлович потянулся было опять к глазку и понял — трусит. Домна Стефанида стояла теперь сложив ладони, и такое недоумение было в её лице, такая беззащитность — стыд цапнул за уши. Алексей Михайлович и вспомнить не мог, когда ему в последний раз стыдно было.

— Ну вот! — сказал он Хитрово. — Ну, пошли, что ли...

Подошедшей монахине подал тугой кошелёк:

— О здравии молитесь.

Ехали опять молча. Алексей Михайлович вдруг осердился, вскипел:

— Ты рыба ал и что?!

— Не гневайся, государь! — заёрзал Богдан Матвеевич.

— Какова, спрашиваю? Глазами смотрел или всё прикидываешь?

— Статуй, великий государь. Дивный статуй... Но, смилуйся, кровь-то у неё... Южная кровь, говорю.

— А что она тебе, южная?

— Стареют быстро.

— А я тебе юноша! Ты прямо говори.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 166

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Столп. Артамон Матвеев - Владислав Бахревский бесплатно.

Похожие на Столп. Артамон Матвеев - Владислав Бахревский книги

Тишайший (сборник) - Владислав Бахревский - Историческая проза
Черные люди - Всеволод Иванов - Историческая проза
Деятельность комиссии по организации празднования 100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года при Штабе Московского военного округа - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза
Последнее отступление - Исай Калашников - Историческая проза
300 спартанцев - Наталья Харламова - Историческая проза
Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников - Историческая проза
Песнь о Трое - Колин Маккалоу - Историческая проза
Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
РУИНА - Михайло Старицкий - Историческая проза
Голова королевы. Том 2 - Эрнст Питаваль - Историческая проза

Оставить комментарий