Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сжав кулаки Регина выбежала из кабинета. Бросилась на кровать в палате и беззвучно зарыдала. Принесли детей - она кормить отказалась. Нянечка долго ещё ворчала в коридоре, что "таким вот кукушкам не место в советском роддоме". Регина уже приняла решение, и менять его не стала бы, если бы на пороге палаты в один прекрасный день не появился бы Генрих Шнуровский с огромным букетом гвоздик. Регина лежала ничком, подогнувши под себя худые ноги и уставившись пустым взглядом в плохо прокрашенную неровность больничной стены.
- Ну, где тут моя любовь, принесшая мне наследника, пардон, наследницу, что, конечно, один хрен? - шумно вошел Шнуровский. Своим появлением он заставил палатных обитательниц оторваться от своих будничных занятий и с удивлением поднять глаза на Регину. Шнуровский прямым шагом штабного офицера направился в угол, занимаемый Региной, по дороге хлопнув по ягодичным мышцам "мамочку", висевшую в окне, и балагурившую со своим "топтуном".
- Смотри, кишки простудишь? - пояснил он ей в ответ на вздернутые до бровей удивленные глаза.
- Что-то, девушки, у вас тут не весело. Кто у вас тут главный по культмассовой работе?
- У нас тут нянька, баба Таня по культмассовой главная. А по семейно-патриотической ещё не назначили. Вот, поэтому у нас тут и лежат бабоньки, к которым ни одна живая душа не приходит, - ответила за всех пожилая роженица, принесшая в мир седьмое дитя, чье семейство во главе с тщедушным мужичонкой по совместительству мужем, страшно, видимо, гордившимся своей такой мужской неуемной потенцией, каждый день приходило потоптаться под окна, громко гомоня наперебой обо всех семейных новостях.
Генрих непрозрачный намек понял, но в дискуссию ввязываться не стал, махнув устало рукой в сторону матери - героини.
- Регина, детка, здравствуй, это я - отец твоего ребенка к тебе пришел. Собирай свои пожитки, мы покидаем эти стерильные стены, и едем к родному семейному очагу.
Регина была оглушена. Ей показалось, что в проеме открытой двери мелькнули тяжелые линзы, прятавшие внимательный и вопрошающий взгляд. Поймав солнечный зайчик из коридорного окна, они исчезли, осталось только укоризненное видение главврача, будто бы говорящее: "Видишь, Осмолина, и муж, оказывается, у тебя имеется, а ты родного ребенка хотела государству подкинуть". Мысли путались, она не могла не только принять решение, но даже осознать происходившее. Ее угнетенное воображение много раз воспроизводило картины её будущей жизни, но там, на этих нечетких скетчах никогда не было Шнуровского. И вот теперь он тут, собственной персоной, и собирается увезти её домой.
Второе явление Генриха в её жизни никак не было связано с внезапным потеплением чувств или запоздалым осознанием отцовского долга. Причина заключалась в том, что коммерческая активность подпольного кинематографиста вдруг дала сбой, Генрих был своевременно предупрежден, что "пора сворачивать балаган и ложиться на дно". Предупредить было гораздо легче, чем сделать. Шнуровский поломал голову пару дней, а потом его вдруг осенило, что ему совсем не надо растворяться в сибирских лесах, чтобы не угодить в тюрьму. Все, что ему необходимо было сделать - это просто немного перевоплотиться.
Так, спустя три месяца, на свет появился Генрих Осмолин - руководитель фотоателье "Милый образ", молодой, счастливый отец и нежный, заботливый супруг. С порноиндустрией на время, правда пришлось покончить, но Генрих верил в свою звезду и знал, что придут времена, когда его неоспоримый режиссерский дар опять понадобится сановным любителям запретных утех.
3
Сопливое московское лето пронеслось, как обычно, стремительно. И вот уже граждане стали потихоньку возвращаться с теплых морей к привычным городским делам. Студенчество, известно, отправилось в классы, чтобы, ломая зубы, грызть гранит наук. Теплая компания, состоящая из божественной Ники, многословного Макса, бескомпромиссного Лехи и девочек Лели и Юли, шумя и смеясь, радовалась встрече. Восторг сменялся удивлением, радость кокетством, нетерпеливое ожидание сонливым утомлением. Не хватало только Сони, про которую, как ни странно, все ещё помнили.
Ника поворачивалась в разные стороны, чтобы остальные могли получше рассмотреть, как ровно лег испанский загар на ноги и на спину, намекая на то, что и те места, которые обычно остаются белыми, у неё тоже равномерно и густо подкрашены щедрым испанским солнцем. Еще Ника не скупилась на подробности, рассказывая о том, как классно ей помогал скрасить досуг мускулистый массажист Марко, обнаруженный ею в одном из развеселых местечек гостеприимной Барселоны. Этот Марко, по словам Ники, был удивительно упорный каталонец. Через три дня, а точнее ночи, проведенных с русской русалкой с угольными ресницами, бедняга впал в состояние неудержимой эйфории, и немедленно предложил Нике руку, сердце, банковский счет на две с половиной тысячи долларов и знакомство с мамой, братьями (числом шесть человек) и незамужней сестрой Терезой, подрабатывающей в отделение патологоанатома местного госпиталя. Ника, слегка растерявшись от такого напора, пыталась объяснить влюбчивому идальго, что так далеко вперед она ещё не заглядывала, а также, что замужество и следующая за ним беременность могут плохо сказаться на фигуре. Обезумевший от любви массажист ничего не хотел слушать. Он рыдал, как маленький, призывал в помощь всех католических святых и клялся, что он убьет Нику, а потом себя, если его любовь не найдет ответа. Ника ясно представила себя на металлическом столе, где сестра Тереза ловко вскрывает её брюшную полость для проведения анатомической экспертизы. После этого с Марко пришлось завязать.
- Ну, и что же потом? - дрожа от волнения, и сглатывая слезы, спросила Юля Шкарупина.
- А потом ничего, Шурупчик, - равнодушно ответила Ника, - может удавился с тоски, я не знаю.
Юля начала рыдать - ей было жалко каталонского массажиста. Леля тоже переживала, хотя ей было трудно понять, как это можно было так сблизиться с человеком, которого знала всего один вечер. "Наверное, они очень сильно полюбили друг друга с первой встречи", - подумала Леля, не найдя другого объяснения.
- Это сюжет для мексиканского мыла, надо только переработать финал, включился в обсуждение Макс. - Леха, а ты что помалкиваешь, тебе тоже массажиста жалко? - Макс похлопал приятеля по спине.
- Я убью этого подонка! - неожиданно побагровел Леха и резким движением смахнул руку Макса. Потом он дико зыркнул глазами вокруг, как будто бы пытаясь сориентироваться в незнакомой местности, и вдруг, прихватив свой рюкзак, быстро пошел в направлении парковки.
- Если в ближайшие два часа достанет билет до Барселоны и визу в испанском посольстве, то хоронить будут массажиста, если нет, то уже к вечеру можем заказывать гроб с музыкой Лехиного размера, - прокомментировал Макс. - Ника, твой жизненный путь усеян трупами мужчин, я надеюсь миновать эту отравленную страстями чашу, - добавил Макс.
- Ой, смотрите, кто идет? - резко нарушив повисшую тишину вскрикнула Юля. Все развернулись указанном направлении и увидели бредущую в их сторону неторопливыми шагами Соню Беккер. Она была на этот раз в лучшей физической форме. Волосы её были помыты, а местами даже и причесаны, но под глазами у неё лежали темные круги, наводя на мысли о старческой бессоннице. Соня сразу узнала своих. По некоторым неопределенным жестам можно было заключить, что она если и не обрадовалась встрече, то уж во всяком случае ничего против собравшихся не имеет. Девочки окружили её немедленно, осыпая вопросами разного содержания, на которые Соня силилась ответить по порядку, но потом обречено махнула рукой, достала сигарету и глубоко и с удовольствием затянулась, давая понять, что разговор окончен. Макс, прищурившись, наблюдал за ней, не говоря ни слова.
Соню оставили сидеть на бордюре клумбы, не дожидаясь просветления её сознания. В это время бодрые напутственные речи ректора и приближенных к нему наконец-то закончились, и первокурсники были отпущены восвояси до следующего дня. Почти все уже ушли, когда рядом с Соней на бордюр присела Ника, вытянув загорелые ноги на пожухлой траве газона.
- Как ты? - спросила Ника.
- Хреново..., - ответила Соня.
- И давно ты колешься? - не вкладывая в вопрос никакой интонации, спросила Ника.
- Полтора года...
- Это срок. Скоро умирать пора. - продолжила Ника.
- Лучше бы я сразу умерла.
- Знаешь что, давай я тебя отвезу домой.
- Не знаю, мне надо двинуться срочно, а то ломка начнется. Ты знаешь, что такое ломка? - Соня подняла уставшие глаза, зафиксировав из на уровне Никиной переносицы.
- Читала в медицинской энциклопедии.
Соня резко встала, удержавшись в горизонтальном положении. Потом она подобрала свой видавший виды рюкзак с надписью "Fuck you" на кармане и сделала несколько неловких шагов в произвольном направлении. Ника взяла её за руку, давая понять, что теперь её не выпустит.
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Не могу без тебя! Не могу! - Оксана Геннадьевна Ревкова - Поэзия / Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Тоннель - Яна Михайловна Вагнер - Русская классическая проза
- Вечный свет - Фрэнсис Спаффорд - Историческая проза / Русская классическая проза
- Тайная жизнь пчел - Сью Монк Кид - Русская классическая проза
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Каждая сыгранная нота - Лайза Дженова - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза
- Синий ветер каслания - Юван Николаевич Шесталов - Русская классическая проза