Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты чего, не знаешь, что ли? - удивился Соза. - Село переехало на другой берег. Там затопляло в половодье. Теперь село на Новом перевале. Живут вместе с лесорубами.
- А так - все по-старому? - Коньков откинулся к стенке и захохотал.
Его любезно поддержали хозяин с хозяйкой, но смеялись они скорее над ним: ну, чему он в самом деле удивляется? Ведь столько лет прошло!
- Ты бригадира лесорубов Чубатова не знаешь? - спросил Коньков хозяина.
- Как не знаю! Работал он тут, километров двадцать выше по реке. Наши люди помогали ему. Лошадей давал для вывозки леса.
- Что он за человек?
- Человек как человек. Я с ним не работал.
- За что хоть его избили лесорубы?
- Не знаю.
- А почему они враждовали с Боборыкиным?
- Бывшая жена Боборыкина работала экспедитором у бригадира. Понимаешь?
- Дарья?
- Да.
- Вот оно что! - Коньков вынул тетрадь из планшетки и записал: "Дарья + Боборыкин". - Интересно! Завтра попытаемся кое-что уточнить, - сказал более для себя.
- Конечно! - ответил Кялундзига. - Завтра все узнаем. - И налил еще по стопке.
6
Утром, чуть свет, Коньков первым делом сбегал на дом к продавцу и узнал - брал ли накануне днем водку Боборыкин или сторож с его склада; потом проверил все удэгейские баты и оморочки, стоявшие на реке, в том числе и моторку Боборыкина, накрытую брезентом. И уж потом пришел завтракать.
Хозяева ждали его: шумел самовар посреди стола и курилась парком остывающая на жаровне картошка.
- Соза, после завтрака сразу пошли на розыски сторожа.
- Я вчера говорил. Наверно, уже пошли старики.
Ели торопливо, перекидываясь фразами.
- День хороший будет - туман над рекой потянулся кверху еще до восхода солнца, - сказал Коньков.
- Гээнта спит где-нибудь на косе, - сказал свое Кялундзига.
- Какой Гээнта? - не понял Коньков.
- Сторож со склада. Боится теперь возвращаться.
- Наверно, виноват, - сказала Адига. - Или что-то знает нехорошее.
- Его надо обязательно найти, - сказал Коньков.
- Найдем. Никуда не денется.
Наскоро проглотив по стакану чая, Коньков с Кялундзигой пошли к складу. Возле реки их уже ждали Боборыкин с Головановым. Боборыкин был в хромовых сапогах, в защитном френче и в кепочке, из-под которой выбивалась копна черных вьющихся волос. Он был щеголеват и недурен собой, но лицо его портили шишковатые надбровья - они резко скашивали лоб и придавали ему выражение угрюмое и раздражительное.
- Прежде всего давайте установим - откуда пошел огонь, - сказал Коньков.
- Я на запани был, - ответил Боборыкин. - Не знаю.
- Старики говорят - огонь пошел с того бугорка. - Кялундзига прошел к возвышению на краю пепелища и остановился. - Отсюда пошел огонь. Здесь юрта Гээнты стояла.
Подошел Коньков к этому месту, расшвырял сапогом пепел; что-то вроде задымленной палки отлетело в сторону. Капитан поднял ее; это оказался забитый пеплом обрезок от алюминиевого весла. Огонь в костре оправляют такой штуковиной, подумал Коньков, вместо кочережки. Покопался в пепле этой палкой; вдруг какой-то странный неистлевший сучок привлек его внимание. Он нагнулся и поднял закопченную бронзовую трубочку с длинным мундштуком.
- Чья это трубка? - спросил Коньков.
- А ну-ка, - Кялундзига взял ее в руку. - Это Гээнты трубка. У него мундштук костяной, сам прожигал, такое дело... Его трубка.
Коньков внимательно оглядел трубку, вынул складной нож и лезвием достал содержимое трубки - бурую смесь чего-то вязкого с золой. Коньков потрогал ее, понюхал и сказал уверенно:
- Странный запах. Что-то подмешено в табак.
- А ну-ка?
Кялундзига взял трубку, понюхал и сказал уверенно:
- Сок бархата подмешен. От семян.
- Для чего? - спросил Коньков.
- Крепость большую дает. И голова крутится.
- Это что ж, Гээнта такой табак курил?
- Нет, Гээнта - слабый человек. Такой табак сам не делал.
Коньков посмотрел на Боборыкина, тот не уклонился, встретил его спокойным взглядом округлых, как у ястреба, желтоватых глаз.
- Где стояла лодка Гээнты? - спросил Коньков.
- Оморочка его стояла вон там, - указал Боборыкин на общую стоянку лодок.
- Он знал, что вы уезжаете на запань? - спросил Коньков.
- Знал. Я мотор заводил, а он с острогой стоял в оморочке во-он у того омутка, - указал на противоположный обрывистый берег. - Ленка еще добыл. Говорит - талы захотелось. - Боборыкин отвечал спокойно и держался солидно.
- Вы с ним выпивали с утра? Или он с кем-то другим выпил? - спросил Коньков. - Не знаете?
- Откуда вы взяли, что он выпивал?
- Продавец сказал, что утром он брал водку.
- Я не видел.
- И сами не пили?
- Нет, не пил. - Боборыкин усмехнулся: - Странные вопросы вы задаете.
- Странные! Как же у вас в лодке оказалась пустая бутылка?
Боборыкин замялся.
- У меня нет никакой бутылки. С чего это вы взяли?
- Пойдемте к вашей лодке!
- Пойдем.
Они вдвоем двинулись к берегу. Здесь стояла крашенная в голубой цвет, принакрытая брезентом моторная лодка. Коньков сдернул брезент; на дне, в кормовом отсеке, валялись какие-то мешки. Коньков поворошил мешки и достал пустую поллитру с водочной этикеткой.
- Чья это бутылка? - спросил Коньков.
Боборыкин стал покрываться до самых ушей малиновым отливом.
- Я думаю - не станем наводить экспертизу. Отпечатки пальцев здесь сохранились довольно четко. Как вы думаете? И Гээнта уж наверно не откажется, что вчера пил с вами водку?
- Моя поллитра, - сказал Боборыкин. - Ну, и что здесь такого?
- Это другой разговор. - Коньков положил бутылку в сумку. - Значит, вы посылали сторожа за водкой?
- Я, - согласился Боборыкин.
- И выпили с ним вместе перед отъездом на запань?
- Да, - только головой мотнул он.
- А талой из того ленка закусывали?
- Все в точности!
- Спасибо за откровение. Что ж вы ему сказали на прощание?
- А что я мог сказать? Просил глядеть в оба. Говорю, как бы чего не случилось. Приеду, мол, только вечером.
- Вы полагали, что может произойти нечто неприятное?
- Нет. Я просто так, без задней мысли.
- И никаких подозрений у вас? Ни о чем не подумали?
- О чем же я мог подумать?
- Ну, например, склад могут поджечь.
- Кто?
- А вы не знали, где находятся лесорубы из бригады Чубатова?
- Они мне не докладывали... Слыхал, будто вниз ушли. А иные на запани.
- И не встречались с ними на запани?
- Нет, не встречался.
- Куда сторож пошел после выпивки?
- Полез к себе в юрту. А я подался на запань.
Коньков накинул брезент на лодку и пошел по песчаной отмели навстречу Голованову и Кялундзиге. Боборыкин, потерявший в минуту и важную осанку, и независимый вид, слегка наклонив голову, увязался было за Коньковым.
- Я вас больше не держу, - обернулся к нему Коньков.
- То есть как? Ничего не спросите?
- Ничего... Пока. - Затем махнул рукой Голованову и Кялундзиге, приглашая их слюда, к реке. Те подошли.
- Фома Савельевич, у тебя мотор заправлен? - спросил он Голованова.
- Хватит горючки.
- Тогда заводи! - И, обернувшись к Кялундзиге, сказал: - Как только найдете сторожа, сообщите мне. Я буду на Красном перекате. Там, где плоты сели.
- Сделаем, такое дело, - сказал Кялундзига.
Голованов с Коньковым сели в удэгейский бат, завели мотор и понеслись вверх по реке.
7
Красный перекат начинался возле обрывистых рыжевато-бурых скал; река здесь делала крутой разворот и, перепадая с грохотом и шумом по каменистым порогам, уходила вниз, растекаясь на десятки пенистых рукавов.
Река была настолько мелкой, что лодка Голованова с трудом прошла по главному, самому широкому фарватеру.
Выше скал, преградивших путь реке, течение становилось спокойнее, вода темнее и русло значительно шире. А там, за плавным кривуном, огибавшим такую же отвесную скалу, начинался новый кипучий перекат, казавшийся еще более шумным и грозным. Он так и назывался Шумным. В самом начале этого переката, на речной излуке, они и нашли брошенные плоты.
Целая дюжина огромных секций плотов, вязанных в два, в три бревна, была прижата к залому и к берегу мощным течением и завалена всяким речным хламом.
Коньков и Голованов перебрались на ближнюю к берегу секцию плота, потоптались, попрыгали на ней, пошвыряли шестом в воду. Дно реки было рядом. Плоты сидели крепко на каменистом ложе.
- Никакой силой не оторвешь. Вот это посадка, - сказал Коньков.
- Вода посадила, вода и сымет, - заметил Голованов. Они обошли все секции плотов, так же прыгали на них, щупали речное дно, замеряли везде глубину. Картина все та же - дно мелкое, все секции сидели мертво.
- Сколько здесь кубов? - спросил Коньков. - Примерно.
- А сколько они заготовили? - спросил в свою очередь Голованов.
- Говорят - две тысячи.
- Две тысячи кубов будет. Это верное дело.
- Значит, можно считать лес целым. Но как его доставить отсюда?
Голованов только усмехнулся.
- Тихон Колобухин - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Даян Геонка - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Мужики и бабы - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Степок и Степанида - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Тонкомер - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Полюшко-поле - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Как мы отдыхали - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- В холодной росе первоцвет. Криминальная история - Сьон Сигурдссон - Русская классическая проза
- Люба, Любушка, ЛЮБОВЬ - Вера Чупышева - Прочая детская литература / О войне / Русская классическая проза