Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Произведения мастеров русского авангарда высоко ценятся на мировом рынке искусства, хотя Запад наводнен ими. Филонова же там тогда не было, да и сейчас почти нет. Поэтому за любой рисунок художника западные музеи и коллекционеры с радостью отвалили бы десятки тысяч долларов, а за лучшие картины не пожалели бы и миллион. Гуткина знала это. Она также знала, что работы художника находятся на временном хранении в Русском музее и что на Петровском проспекте в Доме ветеранов сцены живет младшая сестра художника, являющаяся единственной распорядительницей его наследства. Войти к ней в доверие и украсть — на этом строился расчет. Задача облегчалась тем, что Гуткина и Глебова были знакомы.
Из протокола допроса Р. А. Рыбаковой, двоюродной сестры Гуткиной, 20 июля 1977 года:
Около пяти лет назад Гуткина Евгения Борисовна познакомила меня с Глебовой Евдокией Николаевной — родной сестрой художника Филонова. Евгения Борисовна была знакома с Глебовой раньше и познакомилась с ней на почве того, что собирала материалы о Павле Николаевич Филонове, по которым планировала писать книгу о его творчестве (это ложь. — А. М.). Евдокия Николаевна покорила меня своей личностью. Она прожила длинную, трудную жизнь, посвятив всю себя благородному делу: сохранению творческого наследия брата. Положительные личные качества Евдокии Николаевны произвели на меня глубокое впечатление, и я очень привязалась к ней, стремясь уделять Глебовой свое личное внимание. Я ухаживала за ней, заботилась, угощала, водила к врагам. Евдокия Николаевна ответила мне полной взаимностью и через некоторое время даже стала называть меня "доченькой". У Евдокии Николаевны я бывала регулярно несколько раз в месяц. Так же часто у нее бывала и Гуткина. За время визитов к Глебовой мы часто рассматривали имевшиеся у нее произведения П. Н. Филонова, Евдокия Николаевна и Евгения Борисовна разговаривали о его творчестве, обсуждали художественное значение его работ, Через Евдокию Николаевну я и Гуткина познакомились с ее племянницей — Емельяновой Марией Александровной. Ко времени нашего знакомства с ней она была тяжело больна. Я кагала ухаживать за ней, ходила к Марии Александровне один-два раза в месяц, хлопотала о получении ею пенсии.
Это была изощренно-тонкая игра. Ведь внимание к Глебовой проявляли многие коллекционеры и деятели культуры: поэт Евгений Евтушенко, кинорежиссер Григорий Козинцев, актер Валентин Гафт. Ей импонировало то, что творчеством ее брата интересуются столь известные люди. В знак благодарности она дарила им или продавала его работы, но, умудренная опытом, особо никому не доверялась. В разговоре с Рыбаковой она как-то сказала, что ленинградскому писателю, который вместе с Пушкарёвым устраивал ее в Дом ветеранов сцены, она "дала три работы Филонова, чтобы они висели в его квартире и таким образом могли экспонироваться, и что их в любое время можно забрать оттуда". А потом добавила: "Впрочем, все, что к нему попало, обратно не возвращается". В итоге после смерти Глебовой работы Филонова остались у писателя. Так что Глебова была отнюдь не наивной старушонкой, ей был присущ здоровый скепсис, и для того, чтобы ее обмануть, нужно было особое умение, которым обладала не только Гуткина.
* * *В те годы еще одной "звездой" советской контрабанды был Моисей Поташинский, отсидевший срок за крупные коллективные хищения на заводе и освоивший в колонии так пригодившуюся ему профессию переплетчика. Его дело под обиходным названием "Бандероли в Иерусалим", возбужденное 17 января 1978 года, вошло в историю советской контрабанды[9]. Что и не удивительно: ведь среди прочего там фигурировала попытка переправить за границу коллекцию И. Осипова, оцененную в полтора миллиона рублей. Тогда это были огромные деньги. Автомобиль "Волга" (ГАЗ-24) стоил 15 тысяч рублей, а трехкомнатная квартира в Москве — от 80 до 100 тысяч. А тут полтора миллиона! И способ контрабанды был хитроумный, а подсказал его Моисею Залмановичу (или Захаровичу, как он любил себя величать) работник таможни. Потом, на следствии, Поташинский рассказал: "Я был знаком с таможенником и спросил его, а как определяется в книге контрабанда? Он показал мне: вот так — открывается книга, и мы смотрим, в корешке спрятано что-нибудь или нет".
Поташинский понял, что таможенники осматривают просвет в корешках книг, где бывает полость и можно вложить что-либо, а обложки книг или папок с репродукциями не вскрывают — за редкими исключениями, когда на то имеются веские основания. Во времена "железного занавеса" бандероль была, пожалуй, единственным в СССР почтовым отправлением, не подвергавшимся тщательному досмотру. И ушлый мошенник решил этим воспользоваться, тем более что имел профессиональные навыки переплетчика. Поташинский начал вшивать добытые им разным путем картины и рисунки известных мастеров — целые или разрезанные на части[10] — в дешевые деревянные панно, альбомы и папки с репродукциями картин из музеев СССР, с портретами советских писателей и прочей "белибердой" и переправлять эти бандероли в Израиль своему тестю Эфраиму Лесову. Тестем Поташинский обзавелся по расчету: чтобы получить надежный почтовый ящик в Иерусалиме, он женился на его дочери — Лидии Фреймовне Лесовой, а потом уж начал забрасывать тестя бандеролями с безобидными сопроводительными письмами.
Поначалу ничего не подозревавший тесть недоумевал: "Вчера получил бандероль, которую, видимо, прислал Миша. Это уже было видно по внешнему оформлению таким количеством чудесных марок, больше чем на 6 р. 50 коп. Это ведь очень дорого, здесь за все портреты не выручить столько, они неинтересны, разве если только есть особый смысл для Миши". Потом тесть стал горячиться: "Мне кажется, что Миша мог бы найти лучшее применение для посылки бандеролей". Затем в письмах зазвучало явное раздражение: "Не буду вдаваться в критические замечания, но мне жаль денег, которые вы тратите на авиабандероли. Ведь среди них есть такие, которые можно назвать ужасной халтурой, например "Картины Русского музея" и даже "Лесные обитатели"".
На это следовал деловой совет зятя: "Глубже вникай в содержание".
Лесов: "О каких книгах ты говоришь, советуя глубоко вникнуть в содержание? Миринка (жена Лесова. — А М), о каких таких книгах говоришь, что я не могу по-настоящему вникнуть в их содержание?"
Поташинский: "Читай внимательнее".
Лесов: "Письма Ваши читаю внимательно и полагаю, что для их понимания вовсе не обязательно быть Сократом, они доступны простому Ваньке".
Так продолжалось больше года. И вот когда тесть, добитый очередным подарком "рехнувшегося" зятя, чуть было не начал крыть его "русским слогом", он вдруг понял, в чем дело. И тогда посыпались письма иного рода: "Доченька, один сувенир я получил, жду второго. <…> Меня интересует, какую сейчас интересную работу выполняет Миша", — и т. п. А затем в переписке тестя с зятем всплыла и все настойчивее начала звучать фамилия Филонов. Лесов рекомендует Поташинскому обратить внимание на работы этого художника и указывает на его сестру — Евдокию Николаевну Глебову, которая живет в ленинградском Доме ветеранов сцены имени М. Г. Савиной. Тесть советует зятю завести с ней знакомство, войти в доверие и постараться добыть хотя бы несколько работ Павла Филонова. Повод для визита был — Поташинский мог сослаться на знакомство Лесова с Филоновым. Конечно, Лесов делал все это завуалированно, с оглядкой на советских цензоров, — но делал, и чем дальше, тем настойчивее. Переписка Поташинского и Лесова обширна. Их красочные диалоги — уникальный документ, вскрывающий психологию контрабандистов. Но ограничусь лишь избранными местами из писем тестя:
25.01.77: "Миринка и Миша, вы так и не собрались к Евдокии Николаевне, а жаль!"
11.03.77: "Я хотел еще сказать о Евд. Ник. Я думаю, что она должна быть заинтересована, чтобы хоть одна вещь его попала в Лувр при ее жизни, мы когда-то об этом беседовали, но она не проявила должного духа. Это могло быть ее подарком музею. Пусть бы хорошо подумала".
06.07.77: "Ваше посещение Евд. Ник. меня очень обрадовало, может быть и польза будет. Мне достался тогда самый маленький карандашный рисунок (по жребию). А очень хотелось бы иметь более солидное что-нибудь, которое можно было бы демонстрировать как характерную для него работу".
19.07.77: "Если бы у меня была стоящая, крупная и характерная для П. Н. вещь, то я бы мог лично отвезти ее в Лувр и подарить. А ведь на руках в частных собраниях в Ленинграде находится порядочное количество первоклассных вещей. Причем многие из них написаны на бумаге, и это упрощает дело".
14.12.77: "Из русских мастеров здесь ценятся только известные модернисты Кандинский, Ларионов, Малевич, Фальк. <…> И конечно если бы был хороший Филонов, то можно было бы вокруг этого имени создать нужную рекламу и соответствующую цену. <…> Самый большой рынок сбыта — Америка".
- Сергей Фудель - Николай Балашов - Прочая документальная литература
- Русская литература первой трети XX века - Николай Богомолов - Прочая документальная литература
- Письмо к князю Д.А.Оболенскому - Петр Вяземский - Прочая документальная литература
- Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Фельштинский - Прочая документальная литература
- Доклад о деятельности В.В. Путина на посту главы комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга - Марина Салье - Прочая документальная литература
- Рождение сложности: Эволюционная биология сегодня - Александр Марков - Прочая документальная литература
- Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты» - Борис Вадимович Соколов - Прочая документальная литература
- Отряд специального назначения «Русь» - Александр Лебедев - Прочая документальная литература
- «ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ - Евгений Додолев - Прочая документальная литература
- Неизвестная революция. Сборник произведений Джона Рида - Джон Рид - Прочая документальная литература