Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жиль содрогнулся. Опять де Бальби, любовница графа Прованского, развратница, возненавидевшая его за то, что он предпочел ей другую.
Бедная Жюдит! Она отравила ей душу, разбила счастье, а теперь покушается даже на ее жизнь! Турнемин отвернулся, чтобы не видеть, как радуется его страданиям ненавистный граф де Моден. Внезапно он поймал взгляд Понго. Глаза индейца, обычно совершенно невыразительные, гневно горели, но весь его вид, казалось, призывал к осторожности. Жиль понял это и грустно улыбнулся своему верному оруженосцу.
— Идите к черту! — бросил он астрологу, уже собравшемуся уходить. — А когда придете к нему, скажите следующее: за каждый волосок, упавший по его вине или ошибке с головы моей жены, он мне заплатит своей головой. Я не буду знать ни сна, ни отдыха, пока собственноручно не убью его. Клянусь жизнью матери и честью отца!
— Значит, мой господин станет бессмертным, а узник исчезнет в глубоких подвалах Бастилии.
— Я бретонец, сударь, у меня на родине все верят в привидения, — ответил Турнемин, гордо глядя в лицо де Модену. — Пусть я умру, но Господь не откажет мне в последней радости — и за могилой я буду преследовать графа Прованского!
А на Страшном суде и он, и вы, и ваш покровитель сатана ответите за все горе, которое принесли честным людям! Вы прокляты! Ад ждет вас!..
С горьким удовлетворением увидел узник, как побледнел и перекрестился придворный астролог. Такой же суеверный, как и любой бретонский крестьянин, он был истинным сыном своего века — века Просвещения, породившего Калиостро.
Дверь захлопнулась, заскрипели засовы… Гулкие шаги стали торопливо удаляться… Замолкли… Де Моден сбежал.
Жиль и Понго молчали, они и без слов понимали друг друга.
— Три дня, не так уж много, — наконец произнес индеец.
— Жиль прижал палец к губам. В ту же секунду дверь снова отворилась, появился Гийо и стал убирать со стола пустые тарелки. Если бы наш герой не был так занят своими мыслями, его бы очень позабавила безграничная печаль, с которой глядел тюремщик на пустые блюда. «Почему я сразу себе не отложил!» — этот вопль души отчетливо читался на его угрюмом лице. Но Понго видел все…
— Смотри, если завтра ты приносить меньше еда, чем сегодня! Я тебе уши тогда отрезать! — сердито бросил он.
Гийо вздрогнул, но решил не сдаваться.
— Вы не есть нож, — сказал он, подражая не правильной речи индейца. — Вы ничего не резать…
Одним прыжком Понго оказался возле тюремщика и показал ему свои длинные передние зубы.
— Я не есть нож, но я иметь зубы! — крикнул он, бешено сверкая глазами. — Я отгрызать зубами большие волосатые уши! Я это делать часто в сражениях!
И он сплюнул, будто какой-то волосок застрял у него между зубами.
Бедный Гийо! Опрометью, не оглядываясь, он выскочил за дверь и помчался, спотыкаясь и роняя посуду, подальше от этого страшного места.
Даже кулаки Турнемина не так напугали его, как острые и жадные зубы дикаря. Дверь запереть он и не подумал…
Ужас тюремщика развеселил невозмутимого индейца. Все еще смеясь, он подошел к двери и тихонько толкнул ее… Дверь отворилась, за ней он увидел пустую лестничную площадку, освещаемую одиноким факелом.
— Интересно… — только и сказал он.
Но Жиль был уже снаружи. Не раздумывая, он бросился к открытой двери, к этому символу свободы, полагаясь на одну лишь удачу, как когда-то в коллеже Сент-Ив де Ванн. Тогда незакрытая дверь изменила всю его жизнь, позволила жалкому семинаристу познать просторы Америки, встретиться с опасностями и приключениями, познакомиться с Жюдит… Он схватил Понго за руку.
— Давай попробуем! Может, это нам знак свыше?!
Они стали осторожно опускаться, но вдруг Понго остановился и потянул своего хозяина за рукав: острый слух индейца первым уловил какой-то подозрительный шум. Узники прислушались… Теперь уже явственно были слышны шаги, как будто поднималось несколько человек, раздавались слова команды, звякало оружие.
— Сегодня нельзя, — прошептал Понго. — Дверь открыта, да, но за ней много других дверей. А еще сторожа, решетки и рвы…
— Сторожа старые, это в основном инвалиды, двери можно отпереть, решетки тоже, через рвы перебраться…
— Да, можно, но с оружием в руках. У нас нет оружия…
— Мы отнимем его у первого же солдата! Пошли!..
Но Понго даже не шелохнулся и продолжал удерживать своего слишком нетерпеливого друга.
— Нет! Подумай, что произойти, если мы попадаться? Нас убьют!
— Нет, но могут бросить в карцер и разъединить… Ты прав, Понго. Через три дня мы сможем снова повторить эту попытку, но уже с оружием в руках!
— С оружием?
— У человека, что приходил к нам сегодня, была шпага…
Большой отряд поднимался по лестнице. Пробиться через него было бы трудно даже вооруженному, поэтому узники как можно бесшумнее поспешили к своей камере и плотно закрыли за собой дверь. Только стражники, конвоировавшие нового заключенного, миновали камеру де Турнемина, как открылось окошечко в двери, и Гийо с радостью убедился, что узники не воспользовались его забывчивостью. Он облегченно вздохнул, запер дверь и удалился. Стало тихо…
— Ты хорошо сделал, что остановил меня, — сказал Жиль с плохо скрываемым сожалением. — Из Бастилии не бегут… не подготовившись. А у нас всего три дня. Три дня! — воскликнул он, в бешенстве так сильно стукнув кулаком по столу, что одна его ножка не выдержала и сломалась. — Если через три дня я не верну того, чего у меня уже нет (мешочек и письмо я сжег, а портрет унесла с собой Жюдит), то мне надо отсюда исчезнуть.
— Ты говорить, бежать невозможно?
— Есть один способ, Понго, — ответил Жиль, пожимая плечами. — Он называется смерть.
— Смерть?
— Да, может быть, это лучший выход… Моя смерть освободит Жюдит, спасет королеву и кардинала… Через три дня, если нам не удастся убежать раньше, граф найдет здесь только мой хладный труп…
— Но как умереть, не имея оружия?
— Есть тысячи способов: например, повеситься на галстуке или вызвать сюда стражника и отнять у него шпагу…
— Хорошо, но лучше взять шпагу, чтобы бежать!
А почему бы не попробовать! Бороться за свободу и умереть со шпагой в руке лучше, чем со страхом ждать приговора и провести остаток своей жизни узником королевской тюрьмы. Потом, кто знает, с Божьей помощью и не такое удавалось!
— Остается выяснить, — продолжал Турнемин уже вслух, — если мы сбежим, останется ли жива Жюдит. Ведь граф Прованский способен убить ее, чтобы только отомстить мне. Боюсь, Понго, что только моя смерть сможет освободить ее.
— Тогда, — сказал индеец, — я умирать с тобой. Здесь нечего больше делать, завтра я начинать Песню Смерти.
- Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Ожерелье Монтессумы - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Короли и королевы. Трагедии любви - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Роза Йорков - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Новобрачная - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Флорентийка. Книги 1-4 - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Золотая химера Борджиа - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Во власти теней - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Пора свиданий - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы