Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Котом и тем обзавести не удосужилась.
– Живые родственники по крови?
– Мама, папа, бабушка и семеро детей, – бодро отрапортовала я. В конце концов, мои галлюцинации обязаны мне верить. Но менталист покачал головой и вытянул тонкий полупрозрачный палец, возвестив:
– Неправда сие есть.
Ага…
Неправда. Нет, про отца не знаю, может, и жив где-то. А вот маменька преставилась, когда мне было семнадцать. Я ее не то чтобы плохо помню, просто в моей жизни она появлялась редко, как правило, в перерывах между поисками личного счастья. В последние годы, когда счастье было найдено, отловлено и закольцовано, мы даже не созванивались. Бабки же в позапрошлом году не стало, а в прошлом и Калерия, верная ее подруга и соратница – иногда мне мерещилось нечто большее в их отношениях, – ушла.
– Вы должны говорить правду, и только правду, – сурово произнес Ицхари.
– Кому должна?
Пожалуй, этот вопрос поставил его в тупик. Он приоткрыл рот, закрыл и задал следующий вопрос из списка:
– Вы состоите в отношениях?
Тут-то впервые с тоской ностальгической я и вспомнила Толика, который, скотина такая, мало что ушел втихаря, унеся с собой и зарплату, и премиальные, так и бабкину «Волгу» прибрать умудрился.
– Состою, – соврала я.
Ицхари нахмурился.
– Неправда сие есть…
И хмуриться перестал. Да что это такое! Неужели больше некого замуж выдать за этого их… многоуважаемого! На мне свет клином сошелся?
– Дети?
– Нет, – буркнула я. Смысл врать, если ложь сразу будет выявлена. – И не собираюсь.
– Вы должны будете…
– Кому должна, я всем прощаю, – я взмахнула ершиком, к слову, побитым жизнью, обскубанным с одной стороны и на редкость вонючим.
Ксенопсихолог, чье имя вылетело у меня из головы сразу же, как в нее влетело, тронул Ицхари за рукав и зашептал что-то. И шептал долго, уставившись на меня левым глазом, правый же в глазнице перекатывался, что выглядело несколько жутковато.
– Нет, но… Конечно, заявленные параметры… И соответствие… Да… нет…
Я подалась вперед, надеясь расслышать хоть что-то, но не вышло.
– Хорошо, – наконец согласился Ицхари. – Пусть так. Агния-тари…
Чего?
– Я, как уполномоченный представитель брачного агентства «Золотой лепесток», лучшего брачного агентства в этом рукаве галактики, заявляю, что вы прошли предварительный отбор.
И уставился.
Неужто изъявлений радости ждет? Нет, как-то я не готова радоваться.
– Верните меня домой, – попросила я, мысленно добавив: «И в сознание».
– Боюсь, это невозможно…
– Позволь мне, – ксенопсихолог скользнул вперед.
Двигался он, надо сказать, странно, да и держался как человек с застарелой травмой позвоночника: спина прямая, будто в корсет затянутая. Ноги не сгибаются и от пола не отрываются, скользят бесшумно.
Жуть.
– Агния-тари… тари – это общепринятое обращение к дамам высокого рода… – и рученьку бледную протянул. А рученька-то полупрозрачная, словно из стекла сделанная. Я на просвет и кости разглядеть могу, что пясти, что фаланги… на одну больше положенной. – Я прекрасно понимаю, что вам нелегко.
И такое искреннее сочувствие в его голосе сквозит, что слезы на глаза сами наворачиваются.
А я и на бабкиных похоронах не плакала.
– Не подходи! – велела я и по руке ершиком ударила. Не хватало, чтобы меня тут всякие… инопланетно-бредовые особи щупали.
Он увернулся.
И улыбнулся, отчего меня и вовсе передернуло: зубы были идеально ровные, вот только треугольные, как у акулы.
– Ваши инстинктивные страхи, – мурлычущим голосом произнес ксенопсихолог, – лишены основания. Моя раса давно уже отринула древние традиции и не потребляет в пищу мясо разумных существ.
– Очень… – говорю, – мило. Современно.
Он величественно кивнул и улыбнулся шире прежнего. Это, конечно, зря… традиции традициями, современность современностью, но руку я за спину убрала.
На всякий случай.
– Исключение оставлено лишь для ритуального поедания покойного, будь на то его воля, – продолжил он и ресничками хлопнул.
А реснички бесцветные.
Длинные.
Глазки голубенькие, что пуговки.
– И… как оно? – поинтересовалась я исключительно поддержания беседы ради.
– Сложно. Некоторые, особенно молодые особи, личности которых сформировались под влиянием галактической Сети с ее прогрессивными взглядами, отказываются принимать участие в ритуалах. Тогда как особи среднего возраста, не говоря уже о стариках, придерживаются обычаев… порой слишком уж придерживаются.
Он клацнул зубами, и я убрала за спину вторую руку.
Нет, я пока жива.
Но именно что пока… а вообще, если разобраться, весьма себе экономненько. Собрались всей родней. Съели… и поминки готовить не надо, и с похоронами возиться.
– Увы, конфликты неизбежны, – он вздохнул.
И я тоже.
Как ни крути, а с унитаза слезть придется. Даже если вокруг меня глюк, то на редкость хорошей прорисовки. Этакая виртуальная реальность, больным воображением – а я еще не верила, когда меня Саныч чокнутой обозвал, – созданная. И унитазам в ней не то чтобы совсем не место, скорее уж события требовали действий. Да и натура моя не привыкла к статике.
– Хорошо, – говорю, стараясь на зубы не пялиться. – Точнее плохо. Не хочу я замуж.
Лучше уж сразу о намерениях заявить.
В конце концов, они не фрицы, чтобы из засады рельсы рвать. Шансов мало, но… вдруг да получится договориться по-доброму?
– Так не бывает, – изволил не поверить ксенопсихолог, а третий, менталист который – интересно, у него зубы треугольные или жабры под костюмом? – что-то тихонько булькнул. И от булька этого Ицхари прямо-таки перекосило.
Ага. Правду сказала.
И пусть икнется врагу!
– Бывает, – я ноженьку через унитаз перекинула. Не с первого раза – штаны костюмные были узки и сшиты из псевдокожи, которая к акробатическим этюдам не располагала, – но все же перекинула.
Заодно и обнаружила пропажу одной туфли. Левая была на месте – еще орудие пытки на пятнадцатисантиметровой шпильке.
На меня умопомрачение нашло, когда я их приобретала, не иначе.
Алая лаковая кожа.
Узкая колодка с высоким подъемом.
Жесткая пятка, которая начинала натирать, стоило лишь туфли примерить, и мысок, сдавливавший пальцы не хуже «испанского сапога». С другой стороны, ценою сих мучений я обретала пятнадцать сантиметров к своим ста пятидесяти пяти естественным и некую странную уверенность в своей же сексуальности. Подозреваю, происходила она единственно от нежелания признать, что деньги, и немалые, потраченные на приобретение туфель, были потрачены зря.
И вот теперь я их лишилась.
Жалость какая.
– Вы просто не представляете перспектив, которые открываются перед вами, – возвестил Ицхари и добавил: – Благодаря участию брачного агентства «Золотой лепесток».
– Да-да, помню… лучшего брачного агентства в этом рукаве галактики.
Я бросила ершик и стащила туфлю. Если взять за мысок, то шпилька – это почти оружие. Во всяком случае куда более грозное и куда менее вонючее.
– Ваш жених состоятелен. Родовит. Силен.
И чудо до чего хорош.
Понимаю.
С какого боку ни глянь – пряник сахарный, глазированный. Правда, что под этой глазурью прячется, мне не скажут, тут и гадать нечего. А прячется что-то – это точно, потому как иначе нашли бы они своему распрекрасному кому-то там невесту поближе.
Но вслух я ничего не сказала.
Стою.
Туфлю держу.
Улыбаюсь, пусть и не столь выразительно, как ксенопсихолог, но искренне… почти искренне. Улыбка-то нервическая, называется «шаг до истерики».
Я и не заметила, как туфельку из руки потянули.
– Вам не следует волноваться, – вкрадчиво произнес ксенопсихолог, а в перламутровых глазках его блеснул живой интерес. Такой же интерес я видывала у кошки Калерии, когда та бабкиной канарейкой любовалась. – Вам никто не причинит вреда. Наш долг – оберегать вас.
Ага, вот и кошка та, помнится, все оберегала, оберегала… Хорошая была у бабки канарейка. Голосистая.
Но глупая.
Я глазами моргнула и туфлю к себе дернула.
– Руки прочь, – говорю, – от Гондураса!
– Что?
Он глазами моргнул. Попеременно. Сначала левым. Потом правым.
– Это частная собственность, – и туфлю под мышку сунула.
– Но… этот предмет, если я правильно понял, подразумевает наличие пары, в отсутствие которой он бесполезен.
– Это ты, – говорю, – бесполезен. А туфля будет напоминать мне о доме.
И всхлипнула.
Плакать я умела. Как говорится, тяжелое наследие школьного актерского кружка, в котором мне, словно нарочно, подсовывали трагические роли. А я по наивности полагала, что главным мерилом трагичности является объем пролитых слез.
– …Которого меня жестоко лишили.
И туфлю погладила.
– …Нанеся тем самым глубокую моральную травму.
Ицхари покраснел.
Ксенопсихолог побелел и полосами пошел. Вертикальными. Интересненько, это у него индивидуальная особенность аль расовая примета?
- Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина - Любовно-фантастические романы
- Стеклянный город (СИ) - Разумовская Карина - Любовно-фантастические романы
- Невеста - Карина Демина - Любовно-фантастические романы
- Юся и Эльф - Демина Карина - Любовно-фантастические романы
- На краю одиночества (СИ) - Демина Карина - Любовно-фантастические романы
- Черный Принц (СИ) - Карина Демина - Любовно-фантастические романы
- Короли анархии - Кэролайн Пекхам - Любовно-фантастические романы
- Плоды розового дерева - Соркина Ирина Михайловна - Любовно-фантастические романы
- Плоды розового дерева - Ирина Михайловна Соркина - Любовно-фантастические романы
- Дикая одержимость - Николай Эндрю - Любовно-фантастические романы / Периодические издания