Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда им надоедало наше мастерство, и они просто били нас по ногам. Витька был спокойнее и не обращал на удары внимания, а я тут же бросал мяч и начинал драться. Большие ребята нас разнимали.
Однажды бараковский парень Ермаков подставил мне ножку. Я, встав с земли, развернулся и дал ему в глаз. Лет через десять я смотрел на этого Ермакова, огромного парня, и думал, как я мог его тогда ударить. Сейчас он уложил бы меня одним ударом наповал.
Я до сих пор не могу понять, как мы постольку играли в футбол. Иногда из дома раздавалось: «Лёня! Домой!» или «Витя! Домой!». Мы бежали домой, хватали по куску хлеба с сахаром и снова летели на футбол.
В одно лето Витька уехал в пионерский лагерь, а вернувшись из него, вдруг стал мотать меня как хотел.
Я ничего с ним поделать не мог, он играл лучше. Он и вымахал за это лето, стал и выше меня, и здоровее. Упорство у него было великое. Он часами стоял перед забором и отрабатывал удар. Это была не ботаника, тут он всё понимал как следует.
Став взрослым, Витька играл за профессиональную футбольную команду. Но когда-то мы были на равных.
Однажды мы гоняли в футбол, а нам под ноги всё время лезла какая-то курица. Витька взял камень и швырнул в неё. Курица обиженно закудахтала и похромала домой.
Вечером разразился скандал. Курица оказалась нашей соседки тети Маруси.
– Ты подбил курицу? – спросила она меня.
– Нет, – честно ответил я.
– Ты подбил, я знаю, Витька говорит, что ты. Позвали Витьку.
– Кто подбил курицу? – спросила тетя Маруся.
– Он, – сказал Витька.
– Как же так, – закричал я, – это же ты подбил!
– Нет, ты, – твердил Витька. Тетя Маруся тоже вступила в бой:
– Ты говорил, что терпеть не можешь моих кур? Я действительно так говорил, но только Витьке.
– Говорил, но курицу он подбил.
Тетя Маруся пошла ругаться с моей мамой. Вышел дядя Степан.
– Это же ты подбил! – выходя из себя, кричал я. – Дядя Степан, это он подбил, а говорит на меня.
– А ты говори на него, – сказал дядя Степан, – вот она ничего и не поймёт. Друг на друга валите, и будет порядочек.
Он, конечно, знал, кто подбил.
Так Витька начал хитрить. Стыканья у нас происходили очень часто.
Не помню уж почему, но подрались Витька с Борькой Фроликовым. Оба – мои друзья. Мы все вместе вышли из школы. Во главе шёл Кидямкин, главный наш хулиган, всегда ходивший с финкой. Он был за Фроликова, но в драку не вступал. То ли потому, что Витька боялся Кидямкина, то ли потому, что Борька действительно был сильнее, но Витька быстро получил своё и убежал домой. Мы попрощались с Кидямкиным и тоже направились с Борькой в сторону дома. Мы шли, мирно беседуя, и вдруг в низине у речки Тухлянки нам навстречу вышли Витька с Вовкой Моисеевым. Они вдвоём сразу стали избивать Борьку. Вовка Моисеев был старше нас, поэтому Борька даже не сопротивлялся, он только закрывал лицо руками. Как я ни заступался за Борьку, как ни пытался доказать Моисееву, что драка была честной, ничего не помогало.
Они вдвоём отметелили Борьку, и тот, плача, побежал к своим баракам. Мы сидели на завалинке. Витька с Моисеевым обсуждали драку. Откуда-то из-за угла появился Борька. Узнать его было трудно. Лицо распухло. Вместо глаз – одни щелочки.
За ним шёл его отец.
– Этот? – спросил он, показывая на Моисеева. Фроликов кивнул. Отец схватил Моисеева за шиворот. Теперь они вдвоём начали лупить Моисеева. Вовка все же вывернулся и убежал к брату.
На следующий день в низину под бугром пришли ребята Кидямкина. На бугре стояли наши ребята во главе с Моисеевым. Вначале кидались камнями, потом кидаться надоело. Кидямкин крикнул:
– Эй, ты, иди сюда!
Вовка был не трус, он пошёл.
Они с Кидямкиным встретились, о чём-то поговорили. Потом позвали Витьку Политова. Витька подошёл. Кидямкин треснул его по голове. И на этом дело закончилось. Все вместе мы пошли на Яузу кататься на плотах. Я тоже пошёл, хотя плавать не умел.
Плот был квадратный с маленькой площадкой, выпиравшей из одной стороны квадрата. Я что-то не в меру развеселился, когда мы плыли к середине реки. Вместе со всеми кричал: «Переворачивай!» Но когда стали переворачивать плот, вспомнил, что не умею плавать. А плот уже переворачивался. Спасла меня площадочка. Я упал в воду, но держался за неё. А поскольку она была как раз посредине плота, то как ось осталась посредине. Плот перевернулся, но я сумел не хлебнуть воды. А тех, кто был сбоку, тех накрыло плотом, и они на некоторое время скрылись под водой. Но они умели плавать и выплыли, а я бы там и остался. Бог спас.
Но вернёмся к Политовым. Их, как я говорил, уже было семеро, и Степан просто выбивался из сил, чтобы прокормить эту большую семью. Он всё время пытался подработать. Как-то, я помню, он предложил моему отчиму несколько килограммов ртути, естественно, ворованной. Отчим отказался. Степан решил, что отчим просто не хочет иметь с ним дела хотя зачем бухгалтеру ртуть? Мы считались зажиточными, и Степан всё время хотел подружиться с моим отчимом, чтобы что-нибудь подзаработать. Он звал отчима пить пиво, но тот пива не пил, и Степан опять обижался. Мать мою Степан уважал, считал интеллигенцией.
Наконец он придумал как заработать. Он привёз из деревни быка. Бык несколько дней пасся у нас в низине. Потом пришли какие-то мужики и долго колуном убивали быка. Потом Степан с женой Полиной ездили на рынок и продавали говядину. Затем Степан завёл свинью. Они долго откармливали в сарае эту свинью, а потом снова пришли всё те же мужики и мастерски зарезали свинью.
Двое держали её за ноги, а третий прирезал её одним ударом ножа.
Я сидел в комнате у Политовых и три часа ждал, вдыхая запахи пелёнок, когда сварится домашняя колбаса. Наконец она появилась, горячая, с чесноком, только что изготовленная. Ничего вкуснее в жизни не ел. Но мясо скоро кончилось, и надо было Степану снова что-то придумывать. И он придумал. Он стал каждую субботу и воскресенье куда-то пропадать. А через некоторое время к нам в комнату пришёл какой-то незнакомый человек. Он долго расспрашивал мою маму, куда ездит Степан, где он пропадает по выходным, и не замечала ли она чего-то подозрительного.
Мама ничего не говорила, хотя, конечно, знала, что каждую субботу Степан ездит в свою деревню, набрав туда продуктов. Там он всё это продавал, а на вырученные деньги кормил свою многочисленную семью.
Через несколько дней, уже ночью, к нам постучался сам Степан:
– Полина, пройди к нам, пожалуйста, с обыском пришли, очень прошу, будь понятой. Знаю, никому не расскажешь.
Ему было стыдно за этот обыск.
Я зашёл к ним уже тогда, когда обыск закончился. На полу валялись телогрейки, бельё, наволочки. Степан сидел в углу, опустив голову на руки. Сестрички не плакали. Они ползали по этому имуществу и смеялись. Оказалось, что кто-то из их знакомых или родственников что-то где-то украл, и у Политовых искали чужие вещи, но ничего не нашли.
А вскоре всё разрешилось само собой. В очередную субботу мы услышали из коридора крик Полины, жены Степана.
– Убили! – кричала она. – Убили!
Все соседи выскочили в коридор. Полина колотила руками по стене и по-деревенски выла. Старуха-бабка показала телеграмму. Степан ездил в деревню на поезде. Остановки там не было, но поезд замедлял неподалёку от деревни ход, и Степан на ходу спрыгивал с площадки. На этот раз прыжок оказался неудачным. Степана не убило, ему отрезало поездом обе руки.
Через месяц появился он сам. Ещё месяц назад гнувший руками трубы, он сразу стал маленьким и потемневшим.
С этого несчастья у него началась новая жизнь. Он ходил по каким-то собесам, райсоветам и прочим организациям. Через полгода они переехали из нашего барака в новую двухкомнатную квартиру. Ещё через год получили трёхкомнатную. Он даже устроился на работу и руководил каким-то цехом. Когда мне было 22 года и я уже учился в МАИ, я встретился случайно с Витькой Политовым.
В футболе он не удержался, хотя данные у него были отличные. Рост – метр восемьдесят, и бегал хорошо. Он играл уже за дубль «Спартака», но сломал ногу и вынужден был из футбола уйти.
Поступил в цирковое училище. Он играл там на концертино и пел куплеты.
Он как-то пришёл ко мне домой и попросил эти куплеты написать. И я писал их ему, пока он бегал в магазин за бутылкой. Но и артист из него не получился.
Они жили недалеко от меня, на проспекте Мира. И я как-то встретил Степана в магазине. Они с двумя мужиками разливали на троих. Степан взял стакан культей. Увидел меня. Я поздоровался.
– Вот так-то, Лёник, – сказал он, – не смотри лучше на меня, – и опрокинул стакан в рот.
Потом, лет пять спустя, я вновь встретил его возле магазина на Мало-Московской. Он сказал, что Витька сейчас устроился хорошо. В Палате мер и весов проверяет магазинные весы.
– Ну, а это, сам понимаешь, отцу на стакан всегда хватит.
Мой Литинститут
Это было в конце шестидесятых годов. Пятьсот шагов от улицы Горького. Чугунная решётка старинного дворянского особняка. Садик в пожелтевших листьях. Памятник знаменитому писателю и дверь в Литературный институт. Я так много слышал об этом институте. Дом, в котором были Платонов, Горький и большинство наших, современных. О нём написано столько стихов и рассказов!
- Жизнь поэта - Арнольд Гессен - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Жизнь Ленина - Луис Фишер - Биографии и Мемуары
- Stars - Лена Ленина - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- До свидания, мальчики. Судьбы, стихи и письма молодых поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Поэзия
- Марсель Дюшан. Послеполуденные беседы - Кэлвин Томкинс - Биографии и Мемуары
- Олег Стриженов и Лионелла Пырьева. Исповедь - Олег Стриженов - Биографии и Мемуары