Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Рейси извлек из кармана часы с репетицией, снял их с золотой массивной цепочки и положил рядом со столовым прибором.
— Мэри-Аделин снова опаздывает. Ее брат покидает нас на целых два года, а она не спешит явиться к прощальному завтраку. Я назвал бы это несколько странным.
— Ах, мистер Рейси!.. — нерешительно отозвалась миссис Рейси.
— Нахожу это несколько странным, — повторил мистер Рейси. — Впрочем, — добавил он не без едкой иронии, возможно, Господь в своей мудрости наградил меня странной дочерью.
— Боюсь, что у Мэри-Аделин разыгралась мигрень. С утра она просто не могла оторвать головы от подушки, — быстро вмешалась сестра. Мистер Рейси насмешливо поднял брови. Наступила очередь Льюиса.
— Опасаюсь, сэр, что во всем виноват я один…
Миссис Рейси стала еще бледнее. Сара-Энн залилась румянцем, а мистер Рейси откликнулся ворчливо и недоверчиво: — В чем это ты виноват?..
— Разве не из-за меня, сэр, вчера все выпили лишнего…
— Ха-ха-ха! — захохотал мистер Рейси, и гроза миновала.
Он отодвинул стул, улыбнулся и сделал знак Льюису, после чего, оставив дам за столом мыть посуду (в порядочных нью-йоркских домах этот обычай пока еще сохранился), оба, отец и сын, удалились в кабинет мистера Рейси.
Чем занимался его отец, уединяясь в своем кабинете, всегда оставалось загадкой для Льюиса (вернее всего, проверял там счета, может статься, раздумывал, какую еще новую гадость поднести своему семейству). То была небольшая, почти что пустая, угнетающе действовавшая на всех, кто входил в нее, комната, и Льюис, у которого и так замирало сердце каждый раз, как ему приходилось ступать за ее порог, упал духом еще более обычного. «Вот оно!» — сказал он себе.
Мистер Рейси устроился в единственном в комнате кресле.
— Друг мой, лишнего времени у нас нет, но я успею сказать тебе самое главное. Час-другой — и ты начнешь путешествие. Это важный момент в жизни каждого юноши. Твои способности и природные данные, как и материальные средства, предоставленные тебе, позволяют надеяться, что путешествие твое будет успешным и ты вернешься домой настоящим мужчиной…
Пока что ничего неожиданного. Льюис знал все это заранее. Он молча склонил голову, выражая согласие.
— …Настоящим мужчиной, — повторил мистер Рейси, — готовым занять свое место в жизни нашего общества. Полагаю, что тебе предстоит стать видной фигурой в Нью-Йорке. Денег у нас достаточно, — мистер Рейси откашлялся, — но деньги — не все, хотя ты всегда должен помнить, что это — всему основа. Воспитание, внешний лоск, знание света — вот чего не хватает многим из нашего круга. Что они знают о живописи, о словесном искусстве? Допускаю, наша страна не имела достаточно времени, чтобы создать свою живопись, написать свои книги… Ты что-то хотел сказать? — прервал себя мистер Рейси с фальшивой предупредительностью.
— Нет, нет… — пробормотал Льюис.
— А то мне казалось, ты придаешь слишком много значения потугам этих писак, рифмачей-богохульников. Говорят, у трактирной швали их горячечный бред имеет какой-то успех.
Льюис смутился, поняв, в кого метит отец, но ничего не сказал, и мистер Рейси продолжал свою речь:
— У нас нет своего Байрона… А где Вальтер Скотт? Где Шекспир? То же и в живописи. Где наши Старые мастера? Что говорить, есть художники не без дарования, но лишь современного склада. Шедевры же были созданы в давние времени, и по большей части мы довольствуемся их копиями… Так вот, милый мальчик, я поделюсь с тобой замыслом, который, уверен, должен тебя порадовать. Я знаю, как ты любишь искусство, и я намерен эту любовь поощрять. Разумеется, место, которое ты займешь в нашем обществе, обязательства джентльмена и богатого человека не позволят тебе добиваться признания в качестве живописца или знаменитого скульптора. Но я вовсе не против того, чтобы ты научился владеть резцом или кистью как любитель, я имею в виду и на время своего путешествия. Такого рода занятия образуют твой вкус, воспитают верность суждения и помогут тебе в важном деле — собрать для меня коллекцию живописных шедевров, заметь, оригинальных полотен, ни в коем разе не копий. Копии, — подчеркнул свою мысль мистер Рейси, — пусть собирают те, кто менее взыскателен, или те, кто не может себе иного позволить. Да, дорогой мой Льюис, я решил создать галерею, фамильную галерею шедевров, которая будет переходить в нашей семье по наследству. Твоя мать полностью разделяет мой замысел. И ей хочется тоже, чтобы у нас на стенах красовались создания прославленных мастеров-итальянцев. Не знаю, удастся ли нам приобрести Рафаэля, но мы купим Доменикино, Альбано, Карло Дольчи, Гверчино… Карло Маратту, парочку-другую пейзажей Сальватора Розы…[10] Надеюсь, ты понял, что я имею в виду. Мы создадим так фамильную галерею Рейси, и тебе, Льюис, выпала честь заложить основу собрания. — Мистер Рейси умолк и отер стекавший по лбу пот. — Полагаю, что лучшей миссии я не мог для тебя и придумать.
— Разумеется, сэр, еще бы! — вскричал Льюис, вне себя от волнения. Ничего подобного он не предвидел, и сердце его колотилось от счастья и гордости. На минуту он позабыл про любовь и про Триши, позабыл обо всем. Он представил себе, как станет бродить среди созданий искусства, которые доселе созерцал лишь в мечтах, и будет не только восторженным их почитателем, — о! — а тем счастливцем, которому предоставлено право отобрать иные из них, даже пусть самые малые, и увезти их домой. Он лишь с трудом сознавал, что за счастье ему привалило: волнение, как и раньше случалось, лишило его дара речи.
До него доносилось, гудение мистера Рейси, развивавшего в деталях свой план. С обычной обстоятельностью и педантизмом мистер Рейси сообщил, что один из владельцев Лондонского банкирского дома, где для Льюиса будет открыт денежный счет, сам является собирателем живописи, и он согласился снабдить юного путешественника рекомендательными письмами к другим знатокам искусства во Франции и в Италии; так что Льюису будет открыта возможность совершить все намеченные покупки, пользуясь их покровительством и их компетентным советом.
— И чтобы ты чувствовал себя с этими собирателями и знатоками на равной ноге, — продолжал свою речь мистер Рейси, — я предоставил тебе на расходы круглую сумму. Я даю десять тысяч, чтобы ты путешествовал эти два года, ни в чем себе не отказывая. Я кладу дополнительно на твое имя другие пять тысяч… — Он выдержал паузу, после чего продолжал с особой отчетливостью, чтобы сыну врезалось в память каждое слово: — Особо пять тысяч на покупки картин, которые — я прошу твоего внимания — перейдут по наследству сначала к тебе, а далее, будем надеяться, к твоим сыновьям, и внукам, и правнукам, пока будет длиться род Рейси.
Эти заключительные слова как бы имели в виду, что по своей долговечности династия Рейси не уступит и самим египетским фараонам.
Голова Льюиса шла кругом. Подумать, пять тысяч! Даже в долларах это была огромная сумма, ну а на европейские деньги просто неисчислимая… «Напрасно отец заранее отчаивается, — думалось Льюису, — если я кое-что сберегу, откажусь от излишних роскошеств, я еще удивлю его Рафаэлем. А мама, какая милочка, какой молодец! Вот для чего она постоянно на всем экономила. А я-то считал это скупостью и крохоборством…»
У Льюиса в глазах были слезы, и, хотя он молчал, его распирало желание выразить отцу свой восторг и признательность. Он вошел в кабинет, чтобы выслушать проповедь о деньгах, что счет любят, и еще, может быть, назидания о «подходящей женитьбе» (он заранее знал, какую из дочек Гуззарда отец ему прочит в жены). И что же? Вместо того ему дают кучу денег, велят ее тратить по-царски и поручают купить великолепную коллекцию живописи.
— Ну, нет, — пробормотал он под нос, — без Корреджо[11] я не вернусь.
— Так что же ты скажешь? — прогудел мистер Рейси.
— Что сказать мне вам, сэр?! — вскричал Льюис и прижался щекой к исполинскому склону под отцовским пикейным жилетом.
В потоке восторга он не упустил молчаливо приметить, что отец не сказал ничего, что шло бы вразрез с его, Льюиса, планами касательно Триши. Может быть, мистер Рейси догадывается об их тайных замыслах, даже мирится с ними? На минуту у Льюиса промелькнуло сомнение: не вернее ли было бы открыться во всем отцу. Впрочем, боги грозны и тогда, когда милостивы, и быть может, в эти минуты особенно опасны для смертных…
Часть II
4Льюис Рейси стоял на скалистом выступе и зачарованным взглядом смотрел на Монблан.
Царил ослепительный август, но здесь, высоко в горах, воздух был ледяным. Льюис укутался в плащ на теплом меху, который по мановению руки принес ему взятый в европейское путешествие камердинер, ожидавший теперь на почтительном расстоянии внизу. Еще ниже, у поворота горной дороги, стоял элегантный и легкий путевой экипаж, в котором он путешествовал.
- В доме веселья - Эдит Уортон - Классическая проза
- Век наивности - Эдит Уортон - Классическая проза
- Рассказы - Эдит Уортон - Классическая проза
- Эпоха невинности - Эдит Уортон - Классическая проза
- Повести и рассказы - Генри Джеймс - Классическая проза
- Астрея (фрагменты) - Оноре Д’Юрфе - Классическая проза
- Письма Асперна - Генри Джеймс - Классическая проза
- Американская трагедия. Книга 2 - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Американская трагедия. Книга 1 - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Одна в мужской компании - Мари Бенедикт - Классическая проза