Три духа, что делят со мною дом, куда-то отступили. Я выволакиваю шелкодела-гугенота, но он заявляет, что не видел ничего, и скрывается на чердаке как только я его выпускаю. Я зажигаю свечу и отправляюсь по лестнице за ним. Я уверен, что знаю, кто вломился в мой дом, это довольно очевидно, потому что несколько дюжин моей маленькой библиотеки эзотерики сброшены со своих полок и валяются грудой на истертом турецком ковре, который покрывает большую часть почерневшего от времени дубового пола, словно трупики целой стаи пораженных молнией птиц. Я зажигаю газовые светильники и через несколько минут определяю, что недостает одной единственной книги.
Это та самая книга, которую желал приобрести человек в красном Ягуаре конечно, самая редкая, самая ценная и самая опасная из моей коллекции. Я купил ее на публичном аукционе всего двадцать лет назад, завершив наконец восстановление библиотеки, которая была уничтожена вместе со столь многими еще при несчастном случае, когда погибли мои родители.
Мой отец разыскал и приобрел большинство книг той библиотеки, но в большинстве случаев он руководился инструкциями моей матери. От своей матери она унаследовала наш фамильный интерес и талант к делам умерших, и хотя, как всякий обычный человек, отец был слеп к ревенантам, он был счастлив помогать ей чем мог. Он был низкорослым, стройным человеком, в чем-то денди, знаменитым своими костюмами из жатого вельвета и тщательно вырезанными курительными трубками (я не могу миновать табачный магазин на Черинг-Кросс-роуд без того, чтобы не остановиться и не вдохнуть земной запах, напоминающий мне о нем). Когда я стал достаточно взрослым, чтобы сопровождать его в беспорядочных блужданиях по Эдинбургу, я быстро понял, что он на короткой ноге с каждым от уличных подметальщиков до мэра, и знает каждый мрачный закоулок и уголок древнего города. Хотя у него было много друзей, никто не был близок к нему, и большинство принимали его за какого-нибудь поэта. Поэтом он не был, но был выдающимся писателем писем, и среди своих регулярных корреспондентов числил Байрона и Китса. Почти каждый вечер я находил его в излюбленном кресле, завернувшимся в шелковый халат, в колпаке с кисточкой, пишущим письмо на письменной лоске, положенной на колени, трубка дымит в уголке рта, стаканчик виски стоит у локтя.
Хотя столь многое я унаследовал от нее, я меньше помню свою мать. Она была практичной, быстро принимающей решения женщиной, рассеянно нежной, занятой своими клиентами или в своей лаборатории с ее резкими химическими запахами, исцарапанным деревянным рабочим столом и стеклянными колбами ручной работы, пятнистыми фарфоровыми тиглями, очагом из огнеупорного кирпича и запутанными диаграммами, начертанными на беленой стене черным мелом и гематитом. Она обеспечила меня хорошим фундаментом в семейном бизнесе и, гораздо больше, она давала мне настоящие уроки каждое утро моего детства, а когда я стал постарше, позволила присутствовать на сессиях со своими клиентами. Лучше всего я запомнил ее острый напряженный взгляд и ее стройные руки с обкусанными ногтями, царапинами, ожогами и химическими пятнами.
Мои мать и отец были так же различны, как мел и сыр, но они любили друг друга больше, чем я способен описать. Они вместе участвовали в экспериментах по увеличению природных способностей моей матери, и они погибли вместе, когда их последняя и наиболее продуманная работа высвободила нечто хищное и бесконтрольно мощное. Они знали об опасности и приняли предосторожности, отослав меня помогать клиенту в Сент-Эндрюс, тем самым сохранив мне жизнь. С тех пор я чту их память.
Я как раз заканчиваю расставлять упавшие книги, когда слышу где-то в доме звук, легкий стук в переднюю дверь чуть громче мышиного царапанья. Я вынимаю свой клинок, беру свечу и спускаюсь по лестнице, потом отпираю дверь и открываю ее на скудной цепочке. Там стоит Миранда, ее бледное лицо под козырьком бейсбольной шапочки кажется каменным.
"Я знаю, кто ее взял", говорит она.
x x x
Она выдает свою историю за чашкой горячего шоколада в моей кухне. Это продуманное представление, но, хотя я убежден, что почти все, что она мне рассказала, было ложью, хотя я едва контролирую свой гнев и свою тревогу, я невольно восхищаюсь ее хладнокровием. Она рассказала, что вчерашней ночью крутилась возле кафе, пока я не вышел, и последовала за мной, когда я направился в сторону дома. Она наблюдала стычку с Ягуаром и ухитрилась остаться у меня на хвосте, пока я двигался длинной витиеватой спиралью, чтобы оторваться от любых преследователей.
"Я становлюсь беззаботным", замечаю я. "Несколько лет назад я обнаружил бы тебя немедленно."
Миранда пожимает плечами. Она сидит за струганным сосновым столом в моей полуподвальной кухне, с бейсбольной шапочкой на коленях, сдвинув капюшон со своих грубо подстриженных светлых волос. Мелкими брызгами акне усеяно ее бледное, острое лицо, слабые усики шоколадной пены остались на верхней губе. Она обрабатывает свою третью сигарету, выпуская уголком рта тонкие струйки дыма, стряхивая нарастающий пепел указательным пальцем в подставленное мною блюдце.
"Я хорошо умею следовать за людьми", говорит она просто, словно называя свой рост или цвет глаз.
"И сегодня вечером ты снова следовала за мной."
Я злюсь и тревожусь, а также весьма немало побаиваюсь ее. В дурных руках ее сырой талант мог стать очень опасным, а я уверен, что она уже попала в дурные руки, что она работает на человека, который искал мою книгу.
Она качает головой. "Я стала следить прямо здесь. Я слышала, что сказал этот Халливел, поэтому подумала, что буду настороже."
"Халливел? Это человек из Ягуара? Откуда ты знаешь его имя?"
У маленькой лгуньи ответ готов, она даже не моргнула. "Донни Халливел давно известен в Айлингтоне", говорит она, и рассказывает о семейке, которая заправляла большей частью крышевания в этом районе.
"Догадываюсь, что сейчас он больше на них не работает."
"Я услышала, как он говорил, что найдет, где вы живете, и подумала, что лучше держать глаза открытыми. И оказалась права."
Она смотрит на меня, когда я смеюсь, и спрашивает, чего здесь такого забавного.
"Пока ты была здесь и следила за моим домом, я разыскивал тебя."
"Да? А зачем?"
"У многих людей есть тень наших способностей, Миранда, но лишь у очень немногих имеется нечто большее, чем просто тень. В большинстве случаем они либо сходят от этого с ума, либо стараются изо всех сил отрицать свой талант и позволяют ему зачахнуть, как ненужному члену. Но один-другой, хотя и без обучения, находят применение своему дару. Обычно они становятся шарлатанами, грабителями легковерных и горюющих, и, если и делают что-то доброе, то только случайно. Очень редко они активно пытаются применить свои способности ради блага других. Вот почему я разыскивал тебя."
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
