Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошел год, взятые фрагменты были возвращены на прежнее место. Мы намеренно уложили их в деревянный ящик вместе с металлической иконой, на которой были выгравированы дата изъятия и возвращения фрагментов останков.
Прошло еще десять лет до дня официального извлечения останков Свердловской областной прокуратурой в 1991 году. Начались криминалистические и судебно-медицинские исследования. Одновременно начался сбор документов, связанных с убийством царской семьи, в различных архивах страны. В августе 1993 года Генеральной прокуратурой РФ возбуждено уголовное дело по обстоятельствам гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в 1918— 1999 гг. Ведет это дело прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры РФ В. Н. Соловьев»5.
Каждое слово Авдонина было бесчисленное количество раз подвергнуто сомнению в многочисленных газетных и журнальных статьях, обращениях к президенту, в фильмах, снятых на этот сюжет, ставший весьма популярным за семь лет, прошедших с той памятной пресс-конференции свердловского губернатора Эдуарда Росселя. Гробокопатели -это самое мягкое определение из тех, которые применялись к группе Авдонина в эти годы. В 1996-м году «Челябинский рабочий» писал о документальном фильме свердловского режиссера Сергея Мирошниченко: «Снимая бесконечные митинги и молебны на месте дома Ипатьева, камера не стремится к панораме. Она нацелена на крупный план, подолгу задерживаясь на каждом лице. А есть еще съемки, сделанные на этом месте скрытой камерой: как люди молятся у непрочного деревянного креста, недоумевают, равнодушно проходят мимо, деловито воруют букеты цветов… Сколь непонимающе-равнодушны недетские лица подростков, ничего не знающих об этом месте и уже ничего не желающих знать»6.
Но вернемся в тот июльский день, когда я буквально «на коленке» переписывала дрожащей от автобусной тряски рукой вопросы для первого интервью с Авдониным. Эта страничка хранится в моем архиве. Иногда я беру ее в руки и вспоминаю и тот дождь, и то особенное волнение, которое я испытывала перед первой встречей с этим человеком. Значительность его личности была для меня бесспорна уже тогда, и я боялась своей малой компетентности, боялась перепутать даты, фамилии. Хотя мой опыт подсказывал, что важно совсем другое – эмоциональный контакт, который определяет степень открытости и откровенности.
В первые минуты знакомства мне показалось, что из моей затеи ничего не получится. Александр Николаевич, крупный, седовласый человек, выглядел усталым и погруженным в себя, словно бы отрезанным от мира. Он назначил мне встречу в областном краеведческом музее, который из-за дождя был почти пуст. Мы сидели в мрачноватом полупустом кабинете, потолок терялся где-то в высоте, я пыталась спрашивать, он смотрел на меня с горестной иронией и недоверием, как человек, много претерпевший в жизни от разных журналистов. Я уже начала отчаиваться, как вдруг за окном громыхнуло так, что задрожали стекла, и ливень встал стеной, словно разверзлись хляби небесные. И, глядя на потоки воды, Александр Николаевич стал постепенно оттаивать. Потом в газете я для красоты слова написала так: «Во время этого природного катаклизма мы говорили о катаклизме историческом, участником которого суждено было стать этому седому человеку».
30 лет он занимался поисками полезных ископаемых. И, судя по тому, что получил научную степень доктора геолого-минералогических наук, делал это неплохо. Причем эта степень была ему присвоена без защиты диссертации. Это уникальный случай на Урале. Он написал четыре монографии, около 200 статей по своей специальности. А в 1997-м одна газета назвала его «доктором геолого-исторических наук». Ошибка эта, конечно, смешная, но и очень показательная. Именно истории, а точнее, восстановлению ее нравственности посвятил геолог Авдонин последние 10 лет своей жизни.
Он рассказывал мне об этом, когда мы бродили по залу, где разместилась выставка «Романовы. Возвращение в историю», детище фонда «Обретение», которым Александр Николаевич руководит с 1991 года. Мы бродили по залу, наполненному историей, где рядом оказались убитые и убийцы, жертвы и палачи. Здесь материалы генетических экспертиз останков, фотографии, на которых зияют глазницы черепов и разложены пронумерованные кости. История преступления и трагедии.
Сейчас, через три года после прощания с останками, выставки о царской семье выглядят по-иному. В январе 2001 года в Москве, в Историческом музее были выставлены детские веши и игрушки семьи Романовых. Игрушечный стульчик-трон и парадные мундирчики царевича Алексея. Кружевные платьица девочек, дневнички, расписание уроков, трехколесный велосипед. Нет ничего, что напоминало бы о страшной участи детей венценосной семьи. Но, как написала журналистка «Известий» Ольга Кабанова, «выставка душераздирающая». Наверное, люди, которые приходили в Исторический музей, испытывают те же чувства, что и я в тот июльский день в Екатеринбурге.
Авдонин не чувствовал себя победителем, хотя оставались считанные дни до захоронения останков царской семьи события, к которому он и его единомышленники шли около двадцати лет.
Мне хочется, чтобы сомнения, чувства тех дней остались в этой книге, поэтому я воспроизвожу здесь текст этого интервью. Итак, 2 июля 1998 года. Екатеринбург. Краеведческий музей. Гроза.
– Я был наивным человеком. Считал, что правда о расстреле царской семьи будет силой, которая примирит расколотое на части русское общество внутри страны и за рубежом.
Александр Николаевич показывает план, который еще в 1918 году составил знаменитый белогвардейский следователь Николай Соколов. Еще тогда он отметил место, где в конце 70-х были найдены останки. Точка на старой Коптяковской дороге подписана так: «Мостик из шпал и бревен, где застрял грузовик большевиков».
– Соколов не догадался, – говорит Александр Николаевич. – Если бы он тогда раскопал, не было бы сейчас этой головной боли.
В 1943 году маленький Саша Авдонин на заседании детского географического общества «Глобус» во Дворце пионеров впервые слушал Петра Ермакова – человека, который был в доме Ипатьева во время расстрела царской семьи. Дети тогда поняли, что жил когда-то плохой человек, угнетатель – царь, а хорошие люди его убили.
На выставке Александр Николаевич показал мне фотографию, где Петр Ермаков снят вместе с членами Уралсовста на том самом мостике из шпал. Перед ним на бревнах лежит маузер, который в свое время был знаком чуть ли не всей свердловской детворе. Ермаков долгие годы носил его по школам города и рассказывал пионерам о своем «подвиге».
– Этот снимок мы нашли в его архиве после смерти. И пистолет тоже в музее, но здесь мы его не выставляем, потому что Ермаков все врал, никого он не убивал. На этот же мостик революционер Парамонов водил поэта революции
Маяковского. Стихотворение об этом здесь же, под стеклом:
За Исетью, где шахты и кручи, за Исетью, где ветер свистел, приумолк исполкомовский кучер и встал на девятой версте…
Здесь кедр топором перетроган, зарубки под корень коры, у корня, под кедром, дорога, а в ней – император зарыт.
— Меня часто спрашивают, как появилась мысль заняться поисками. Все случилось эволюционно. В городе, который назывался Свердловском, события, связанные с расстрелом царской семьи, никогда не прекращались. Всегда атмосфера была заполнена флюидами от него. И люди, которые приезжали сюда, всегда интересовались: «Покажите дом, где шлепнули Николашку» или «где убили царскую семью». По-разному говорили, но интерес всегда был. По этой причине и снесли в 1977 году дом Ипатьева.
Мне повезло на встречи с людьми. Я знал людей, которые участвовали в расстреле, были в охране дома. Материалы накапливались. А потом появился Гелий Рябов. Он стал катализатором, ускорителем, без него это событие нескоро бы произошло.
– Так вы создали «преступную группу»?
– По тем временам (а это был самый расцвет тоталитарного режима) мы действительно раскрывали государственную тайну. Мы все были уверены, что если мы ее знаем, то должны передать людям. Но готовились передать ее в следующее поколение, через наших детей. Мы никак не могли предположить в те годы, что этот режим рухнет. И откроется новая эра, возможности нового мировоззрения. Стоит сказать, что за те 10 лет, что мы сохраняли тайну, не было ни одной утечки информации, люди подобрались очень надежные. А что касается «преступной группы». Мы много думали над тем, что совершаем. Можно ли было вскрывать могилу, нарушать покой мертвых. Но это не была могила. Это было место сокрытия от людей следов преступления. И где это место находилось? На дороге, где ездили машины, ходили люди. И все по ним. На такой глубине ведь не хоронят, гораздо глубже.
- Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич - Историческая проза
- Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Николай II - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- На высоте и на доле: Царевна Софья Алексеевна - Евгений Карнович - Историческая проза
- Леопольдштадт - Том Стоппард - Драматургия / Историческая проза / Русская классическая проза
- Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга - Историческая проза
- Гибель красного атамана - Анатолий Алексеевич Гусев - Историческая проза
- Окровавленный трон - Николай Энгельгардт - Историческая проза
- Держава (том третий) - Валерий Кормилицын - Историческая проза
- Берег Живых. Книга I - Анна Никитина - Историческая проза