злости зубы стучат.
– Я башкой? А ты не офигел? Тебе не стыдно? – Лезу в сумочку за телефоном, достаю и на ходу разблокирую. Нужная картинка сразу появляется. Разворачиваю телефон к нему экраном. Знаю, что мельтешу, но руки дрожат. – Вот что я увидела! А не головой ударилась. Как ты мог вообще? Так ждала тебя сегодня, а ты с ней в это время был! Бессовестный, – роняю лицо в ладони, когда Стёпа у меня телефон забирает из рук.
Мобильник в его руках чуть ли не хрустит. Стёпа ругается.
На фотографии Оля. В его машине. В этой самой. Сегодня. Сидит, раскинув конечности свои вольготно, и лыбится. Там ещё видео есть, на котором со спины Стёпу видно и дату на панели. В шортах своих короченных, размалеванная как обезьяна. Соответственно, почему как? Обезьяна она и есть.
Мне это чудо мама Стёпы переслала. Гадюшник.
– Агат, она позвонила в слезах. Попросила помочь. В аварию угодила. Так выла в трубку, я не смог отказать. Отцу побоялась звонить. Она виновата.
Раскаянья в его голосе нет, но гонор свой поунял.
– Мне полегчать должно от этого? Ты сказал, что приедешь. Я ждала. Тебя нет. Потом это приходит. Как я должна реагировать?
– Косяк, Агат. Признаю. Но я на двадцать минут задержался, а ты уже с моим другом уехала. Это нормально по-твоему?
– Нормально, Стёп! Неужели ты не понимаешь, дело не в том, что ты задержался. Дело в том, что ты с ней был. Не с кем-то нейтральным. А с Олей. Со своей первой любовью, девушкой бывшей. Бывшей? Твоя мама спит и видит, чтобы вы сошлись! – Чуть ли не вою. Мне так обидно. Дело не в том, что я хуже, просто она первой успела! – Я каждую ночь, хоть минутку, но думаю: «Вдруг у него не отболело ещё?». А тут ты с ней таскаешься, чтоб я не узнала, – тру щеки манжетами, как идиотка. Снова больно. Каждые день через боль, только теперь физическую душевная сменила.
Стёпа опускает руки поверх руля, на них голову кладет. Дышит тяжело. Он в одной рубашке, каждый мускул проглядывается. Грудная клетка ходуном ходит.
– Ты чемпионка мира по хаосу, – воздух из груди с шумом выпускает. – Наводишь его в душе моей за считанные секунды, – немного молчит, затем продолжает. – Я бы тебе рассказал обязательно. Чуть позже, вечером, например. Не хочу ругаться, расстраивать тебя не хочу. Я не люблю её, Агат. Не вру ведь, не говорю, что чувств никогда не было. Были, но выгорели. Меня на нее не торкает больше, осталось только хорошее человеческое отношение. Оставалось. Я не думал, что они тебе скинут. Иди сюда.
Стёпа руку протягивает, привычным жестом тянет на себя. Я не хочу, но не сопротивляюсь. Стараюсь успокоиться. Совсем позабыла, что истерить мне не стоит. Выводит. Ревность ужасно выводит и ослепляет.
Усаживает меня к себе на колени, предварительно куртку на мне расстегнув. Не снимает полностью, руки под неё запускает, крепко к себе прижимает. Так и сидим.
– Не делай так больше. Ты очень мне дорога. Я быстро в тебя залетел. Что тут поделать? Мне другие не нужны. Блин, Агат, ты ведь знаешь – я с внешним миром без дела стараюсь не контачить. Моему миру тебя одной достаточно. Тем более ты у нас с бонусом, – Стёпа руку просовывает между нами, прижимает её к моему животу.
В этот момент происходит самое настоящее чудо… Наш кроха толкается! Едва ощутимо! Впервые! Давно пора было, а мы всё никак. Поэтому и на УЗИ записалась.
Стёпа вскидывает голову, сразу поняв, что произошло. Пока я беспробудно рыдаю, он щеки мои целует. Стирает губами мокрые дорожки. Одну за одной. Затем уголков губ касается.
Навряд ли в моей жизни был момент трогательнее. Мне кажется, я в бесконечное озеро превращаюсь.
Для закрепления эффекта этого, видимо, мало. Потому что именно сегодня на УЗИ наше яичко, точнее уже человечек, с полноценными ручками – ножками, пальчиками и даже ноготками снисходит раскрыться. Гляжу на экран, вижу очертания согнутых в коленях, раскинутых ножек.
– Ой, ну, тут пирожок стопроцентный! – врач смотрит на меня, а я не понимаю. Вообще не соображаю от переизбытка эмоций.
– Агат, девочка, – переводит мне Стёпа на доступный язык.
Оторопело смотрю на него. У нас девочка будет? Замечаю, что он тронут не меньше моего.
После клиники он меня домой отвозит и остаётся со мной, на работу не едет. Остаток дня проводим в постели. Смотрим фильмы, лежа в обнимку. Стёпа гладит, целует, хотя бы раз в час к животу спускаясь. Общается с маленькой.
Мне очень хочется всем рассказать, поделиться! Я радовалась бы и мальчику. Но там девочка! Маленькая девочка! Которая не такая уж маленькая. Подросла настолько, что может контактировать с нами. Я то и дело футболку задираю и смотрю, вдруг видно будет. Глупость, конечно, но для меня шевеленья такой диковинкой сказочной стали…
Не удерживаюсь, всем своим – маме и тёте – пишу, что хочу с ними завтра поужинать где-нибудь. Стёпа дедушку с бабушкой приглашает и… Алексея.
Мне его даже жаль. Для него это тоже ново, значимо. А мама с папой… им не интересно. Если с мамой понятно, то папа его для меня загадка. Ему будто просто не до кого дела нет. В жизни Стёпы его полностью дядя заменяет. В моей голове такое не укладывается.
На следующий день мы собираемся в одном из ресторанов. Задерживается только мама моя. Это немного пугает, как бы ни могло показаться, пунктуальность она имеет отменную. Чтобы мама задержалась, должно что-то весомое произойти. Но она не предупреждала. То, что я жду, она знает. Вчера удочку я закинула, мол, расскажу что-то важное. Для меня важное.
Достаю телефон, чтобы ей позвонить, но по инерции открываю уведомление из мессенджера, всплывающее. В одной из групп информационных выложена новость. На одной из трасс обходных, за городом, авария случилась. У большегруза, что комнаты для панельных домов перевозит, тормоза отказали. Водитель не смог с управлением справиться, и комната эта – огроменная бетонная коробка, слетела, упав на дорогу. Неслось это счастье в разные стороны: кабина в одну, комната в другую, прицеп вообще неизвестно куда. Видео снято регистратором на машины, что шла за той, в которую комната впечаталась. Сзади не видно насколько серьезно, но номера видно прекрасно. Перематываю на несколько секунд
