Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, как и многие, был знаком с «широко известным в узком кругу» литературоведом В. Кожиновым, ныне покойным, который был во многом идеологическим цензором-комиссаром органа Союза писателей. О Кожинове мнение было разное. Я был удивлен ложным утверждением Куняева, что мне для «полного счастья» не хватало признания Кожинова, которого я якобы приглашал на свои выставки, мечтая услышать его восторженное мнение. Должен сказать, что у меня даже не было никогда его телефона, и я не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории, которой он начал заниматься последние годы своей жизни, став яростным норманистом. Для объективности добавлю, что подаренное мне одним приятелем сочинение Кожинова о «Черной сотне» нахожу достаточно скрупулезным исследованием. В свою очередь, Кожинов не раз обращался ко мне, а в начале 90-х, несмотря на наше шапочное знакомство, попросил быть его представителем на предстоящих выборах в какие-то городские или районные депутаты. Несмотря на удивление моих знакомых, я согласился, чтобы еще и еще раз утвердить взаимную поддержку русской интеллигенции, а не смертельную зависть и рознь. Мне безразлично и абсолютно неинтересно мнение покойного литературного критика В. Кожинова о моих работах, но меня поразило хамство посредственного поэта, автора скучнейшей книги о Есенине С. Куняева, которого я знаю очень давно. Я понимаю, что, унижая меня и других этим, он думает возвысить своего друга и учителя Кожинова. Очень недостойный и низкий прием, свидетельствующий о мелкости души редактора «Нашего современника».
Судя по обложке журнала, его символами являются Минин и Пожарский, спасители России в страшное лихолетье Смутного времени.
Этот образ, как и само название журнала, обязывает вас, Станислав Юрьевич, не скатываться в болото склок на кухне вашей коммунальной квартиры. И когда же закончится мышиная возня самолюбий и амбиций в так называемом русском патриотическом стане? Наш современник ждет от вас другого!
Илья Глазунов,народный художник СССР, профессор,действительный член Российской академии художеств, академик,лауреат Государственной премии Российской Федерации,почетный член Королевских Академий художеств Мадрида и Барселоны,кавалер награды ЮНЕСКО за вклад в мировую культуру «Золотой медали Пикассо»,лауреат премии Дж. НеруЗабавнее всего было то, что Глазунов ни в грош не ставил Пикассо, считая его авантюристом, атеистом и неисправимым модернистом, о чем я слышал из его уст много раз. В своей только что вышедшей книге «Россия распятая» он с восторгом вспоминает, как президент Академии художеств Александр Герасимов на встрече с молодыми художниками получил записку: «А что Вы думаете о Пикассо?» – и ответил так: «А что о нем думать? Единственно, что могу сказать хорошего, что он наш человек-коммунист. А все его работы могу сделать за один вечер. Это безобразие! Шарлатан он, хоть и коммунист. Еврейские штучки!». Но поскольку испанец (или еврей, по утверждению Герасимова?) убедил весь мир в своей гениальности, как не козырнуть, что ты «кавалер награды ЮНЕСКО за вклад в мировую культуру «Золотой медали Пикассо»!
Десятилетиями Глазунов страдал из-за того, что его долго не принимали в Академию художеств, но недавно, помирившись с Зурабом Церетели, стал академиком и с удовольствием подписался этим званием, и «народным художником СССР» подписался, забыв на время о всей своей сегодняшней ненависти к советской эпохе и всем ее официальным титулам.
Прочитал я письмо и почесал свою седую голову: опять невольно ввязался в рукопашную – да с кем? С единомышленниками! Ну почему мы такие, что слово правды, если она против шерсти, не скажи! Пришлось садиться за стол и сочинять письмо «униженным и оскорбленным» для «Литгазеты».
ПОЛНОГО СЧАСТЬЯ НЕ БЫВАЕТ…«К барьеру!» Да упаси Господи! Ноги подгибаются и руки дрожат, как подумаю, что придется сражаться с художником – почетным членом Королевских Академий художеств Мадрида и Барселоны, с кавалером «Золотой медали Пикассо».
Нет, я заранее стреляю в воздух!
Да и не вызывал я Вас, Илья Сергеевич, на дуэль. Моей задачей в воспоминаниях было воссоздать объемный облик Вадима Кожинова, а Вы (впрочем, как и я сам) стали просто персонажами этой главы, каковых в ней немало. Меньше всего я думал о Вас.
Вы же, Илья Сергеевич, лукавите, когда пишете, что «мне безразлично и абсолютно неинтересно мнение покойного литературного критика В. Кожинова о моих работах». С чего бы тогда Вам столько лет держать в памяти его слова из какой-то польской газетенки о том, что иные Ваши работы исполнены в жанре «китча»? Да и ничего обидного в этом нет. Вадим Валерианович неглупые мысли не раз высказывал о Вашем творчестве. Ну, например, помните: «Картины Ильи по-своему хороши, и вот если бы их размножитъ и вывесить, как плакаты на железнодорожных станциях, эффект был бы великолепен!».
Зря Вы пишете, что «у меня даже не было никогда его телефона, и я не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории». Да были у Вас всегда все наши телефоны: и мои, и Кожинова. Не такой Вы человек, чтобы не иметь их. А если «не считали авторитетом», зачем тогда (позвонив по телефону) приглашали его читать лекции в Суриковском институте? Зачем, когда технари из города Королева уговорили Вадима в 1989 году баллотироваться в народные депутаты СССР (а не «в какие-то городские или районные», как язвительно пишете Вы), подписали предвыборную листовку, гласящую о том, что Кожинов «выдающийся деятель нашей культуры», «честный человек», борец за «свободу церкви» и «свободу совести» и т. д. Вот кем был он для Вас в те времена, а теперь стал «цензором-комиссаром» и «яростным норманистом»…
Что же касается Вас, Илья Сергеевич, то не гневите судьбу, говоря, что я «унижаю» Вас. В течение всего девяносто шестого года «Наш современник» в девяти номерах печатал книгу «Россия распятая». Вы как литератор состоялись, без всякого преувеличения, на страницах «Нашего современника».
Этой весной по настоятельной Вашей просьбе я пошел на то, чтобы мой заместитель Г. М. Гусев на три месяца оставил работу в журнале и поступил в полное Ваше распоряжение для редакторской работы над очередным томом «России распятой «. (Так что и Вы в нас нуждались.) Ну разве все это не есть свидетельство того, что и журнал, и его главный редактор ценили Ваше многогранное творчество?
А какие слова мы нашли, анонсируя в злополучном июльском номере Ваши будущие главы, подготовленные Гусевым к печати: «великий художник», «патриот-подвижник», «мыслитель», «историк», «страстный публицист». Ну разве без ощущения масштаба человека, глядящего с обложки журнала в будущее, возможно, было напечатать такое?
А тот английский галстук (за 50 долларов), который Вы мне подарили во время работы над «Россией распятой», я уже четыре года не перевязываю, памятуя о том, что к узлу прикасались Ваши гениальные руки.
Скажу то, чего до сих пор никому не говорил. Вы даже не знаете, что в начале 90-х годов, когда в редколлегию журнала вошел Владимир Солоухин, он сразу же предложил мне опубликовать повесть «Последняя ступень», в которой главный герой – талантливый фотохудожник, «мыслитель»« и «историк» – является в то же время человеком, тайно связанным с КГБ, чуть ли не провокатором.
Когда из разговора с Солоухиным, да и из самой повести мне стало ясно, что прототипом этого обаятельного героя является знаменитый русский художник, ужас объял меня.
– Я не верю! – закричал я Солоухину. – И никогда не буду этого печатать! Возьмите рукопись назад, и, умоляю, никогда не публикуйте ее!
К сожалению, Солоухин не послушался меня, и рукопись в несколько смягченном варианте все-таки стала книгой.
Прочитали Вы, Илья Сергеевич, мои воспоминания о Кожинове, и я сразу стал для Вас «посредственным поэтом». Пришел я домой расстроенный, «посредственный», достал Ваш альбом, некогда подаренный мне, открыл – а на титульной странице слова, греющие душу: «Дорогому Стасу Куняеву, прекрасному поэту, с давней дружбой, с уважением и благодарностью за все доброе! Твой И. Глазунов. Надо держаться! 1989 год, декабрь».
Читаю, чуть ли не плачу и думаю: авось, и Илюша оттает.
Ну нельзя так круто менять мнения, Илья Сергеевич! Мы же люди публичные…
А наша с Вами распря не политическая, не идеологическая и, что чистая правда, не национальная. Просто Вам, Илья Сергеевич, всегда были нужны не соратники и товарищи, а исполнители Вашей воли и верные слуги. Каких всегда было много вокруг Вас. Но в этом кругу не могло быть ни Вадима Кожинова, ни меня…
- Жрецы и Жертвы Холокоста - Станислав Куняев - Прочая документальная литература
- Двенадцать войн за Украину - Виктор Савченко - Прочая документальная литература
- Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. - Кирилл Назаренко - Прочая документальная литература
- Т-34 в бою - Михаил Барятинский - Прочая документальная литература
- Почему Путин боится Сталина - Юрий Мухин - Прочая документальная литература
- Снайпер в Афгане. Порванные души - Глеб Бобров - Прочая документальная литература
- Николай II: две войны и революции - Борис Романов - Прочая документальная литература
- Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова - Прочая документальная литература
- Тайны спецслужб III Рейха. «Информация к размышлению» - Теодор Гладков - Прочая документальная литература
- История человечества, которую от вас скрывают. Фальсификация как метод - Аксель Хистор - Прочая документальная литература