Он добрался до графа д'Анжу и умолил его прийти на помощь мне и моим людям. Знатные люди, которые были с графом, попытались разубедить его, но он сказал, что должен сделать то, о чем его попросил мой рыцарь. Граф развернул коня, чтобы устремиться к нам на помощь, и многие из его оруженосцев пришпорили своих коней, чтобы последовать за ним. Как только сарацины увидели их приближение, они оставили нас. Пьер д'Оберив, который мчался во главе оруженосцев, сжимая в руке меч, заметил их отступление, ворвался прямо в гущу сарацин, удерживавших тяжело раненного Рауля де Вану, и спас его.
Когда я стоял среди своих рыцарей, страдая от раны, о которой рассказывал, во главе своего отряда подъехал король Людовик, сопровождаемый оглушительными криками, звуками труб и грохотом барабанов. Во главе своих войск он остановился на возвышении проложенной дороги. Никогда мне не доводилось видеть такого прекрасного и величественного короля! Его голова и плечи высились над всеми собравшимися; на нем был блестящий шлем, а в руке — меч германской стали.
Приостановившись, наш отважный король со своим отрядом, о котором я уже говорил, вместе с другими доблестными рыцарями поскакал прямо на турок. Могу заверить вас, что это было отчаянное сражение лицом к лицу, потому что ни у кого не было ни луков, ни арбалетов; в этом бою булавы скрещивались с мечами, и обе стороны перемешались между собой.
Один из моих оруженосцев, который было ускакал со знаменем, но успел присоединиться ко мне, привел одного из моих фламандских коней, и мы заняли место рядом с королем. Когда мы сблизились с ним, к королю подъехал достойный рыцарь Жан де Валери и сказал, что советует ему держаться правее, ближе к реке, чтобы оказать поддержку герцогу Бургундскому, а также дать оруженосцам (сержантам) его величества возможность напиться, потому что день обещает быть очень жарким.
Король приказал своим оруженосцам привести рыцарей к нему на совет, который уже собрался вокруг него, и каждого рыцаря он знал по имени. Оруженосцы привели рыцарей из самой гущи боя, который яростно разгорался между нами и сарацинами. Рыцари явились к королю, который спросил, что бы они посоветовали. Они ответили, что считают мнение Жана де Валери очень здравым. Король приказал своему знаменосцу с развернутым стягом Святого Дени двигаться направо к реке. И когда королевская армия начала перемещаться в ту сторону, снова зазвучали оглушительные звуки труб, барабанов и сарацинских рогов.
Король едва успел сняться с места, когда получил несколько сообщений от графа де Пуатье, графа Фландрского и других командующих, которые были при своих войсках. Все они просили его не перемещаться, потому что сарацины так наседали на них, что они не могли последовать за ним. Король снова собрал достойных рыцарей своего совета, и все они посоветовали ему ждать. Вскоре вернулся Жан де Валери и упрекнул короля и его совет за то, что они продолжают стоять на месте. И тогда все члены совета порекомендовали королю двигаться к реке, как посоветовал Жан де Валери.
В этот момент появился коннетабль Эмбер де Божо и сообщил королю, что его брат граф д'Анжу обороняется в доме в Мансуре и просит его величество поспешить к нему на помощь. «Поезжайте передо мной, коннетабль, — сказал король, — а я последую за вами». Я сказал коннетаблю, что, как его рыцарь, буду сопровождать его, за что он меня сердечно поблагодарил. Таким образом мы оба двинулись к Мансуре.
По пути коннетабля нагнал оруженосец, вооруженный булавой. Он был очень испуган и сказал, что продвижение короля остановилось и что сарацины оказались между его величеством и нами. Мы развернулись и убедились, что между нами и королевской армией больше тысячи вражеских воинов, а нас было не больше шести человек. Я сказал коннетаблю: «Мессир, мы не можем пробиться к королю сквозь это скопище, так что давайте поднимемся вверх по течению и пересечем овраг, который вы видите перед собой между нами и врагом. Таким образом мы сможем вернуться к королю». Коннетабль последовал моему совету; но могу заверить вас, что, обрати сарацины на нас внимание, они бы, конечно, прикончили нас. Но в то время они не думали ни о ком, кроме как о короле и о его войске, и посему предположили, что мы — кто-то из их людей.
Когда мы возвращались, спускаясь по берегу реки между каким-то ручейком и основным потоком, мы увидели, что король подошел вплотную к реке. Сарацины сошлись в бою с другими королевскими отрядами, полосуя и рубя их саблями и булавами и постепенно заставляя их вместе с отрядом короля отходить к реке. Здесь было такое скопище, что многие из наших людей решили пуститься вплавь и присоединиться к герцогу Бургундскому; но им это не удалось, потому что кони были очень усталыми, а день становился все жарче. Когда мы по течению спустились к ним, то увидели, что река усеяна копьями и щитами и запружена телами утонувших коней и людей.
Когда мы подошли к мостику, перекинутому через ручей, я сказал коннетаблю: «Давайте останемся здесь и будем оборонять этот мост, ибо, если мы оставим его, сарацины навалятся на короля и с этой стороны, а если наших людей атакуют с двух сторон, они, скорее всего, не выстоят». Мы поступили по моему совету. Потом уже мы узнали, что в этот день все могло быть потеряно, если бы не король. Как Пьер де Куртене и Жан де Сэлинэ рассказывали мне, шестеро вражеских воинов схватили под уздцы королевского коня и решили пленить самого короля, но он без чьей-либо помощи освободился от них мощными ударами меча. Когда его люди увидели, как обороняется король, к ним вернулось мужество, и многие из них, отбросив все мысли о бегстве через реку, кинулись к нему на помощь.
Прямо к нам, защищающим этот мост, подскакал граф Пьер де Бретань; лицо его было рассечено ударом меча, и кровь стекала в рот. Под ним был очень красивый невысокий конь. Он бросил поводья на луку седла и держался за нее обеими руками, опасаясь, что люди, которые находились вплотную к нему, могут, пересекая узкий мост, столкнуть его. Похоже, он был очень низкого мнения о них, потому что, выплевывая кровь, продолжал выкрикивать: «Боже милостивый, да кто еще видел таких ублюдков!» За его людьми двигались граф де Суасон и Пьерде Нувиль; обоим им крепко досталось в этот день.
После того как все пересекли мост, сарацины, видя, что мы, стоя лицом к ним, защищаем его, прекратили преследовать отряд графа. Я подъехал к графу де Суасону, который был кузеном моей жены, и сказал ему: «Я думаю, сир, что вам стоило бы остаться и охранять этот мост, ибо, если он будет без защиты, сарацины рванутся через него, и король будет атакован с фронта и с тыла». Он спросил, останусь ли я с ним в таком случае. «Без сомнения», — ответил я. Услышав это, коннетабль наказал мне никуда не уходить до его возвращения и объяснил, что должен найти помощь для нас.
Верхом на моем надежном коне я оставался на месте, с графом Суасоном справа и Пьером де Нувилем по левую руку от меня. Внезапно сарацины рванулись к нам со стороны войск короля, которые были у нас в тылу, и один из них нанес сзади Пьеру такой жестокий удар булавой, что де Нувиль упал на шею своего коня; затем, стремглав пронесшись через мост, он оказался среди своих людей.
Когда сарацины увидели, что мы не собираемся отходить от этого моста, они пересекли протоку и разместились между ней и рекой, как это сделали мы, когда спускались вниз по течению. Мы сразу же переместились поближе к ним, чтобы быть готовыми вступить в бой, если они попытаются двинуться в сторону войск короля или пересечь наш маленький мостик.
Прямо перед нами были двое из королевских сержантов — одного звали Гийом из Буна, а другого — Жан из Гамаша. В составе тех сарацин, что расположились между ручьем и рекой, было много пеших крестьян, которые стали швырять в сержантов комья земли, но не могли заставить их отступить. Наконец на вражеской стороне появился какой-то гнусный тип, который три раза подряд выпустил в их сторону греческий огонь. И не отрази Гийом из Буна щитом летевшую в него бочку с огнем, то, попади пламя на его одежду, он, конечно, сгорел бы заживо.
В нас летела туча дротиков, которые, по счастью, не поразили сержантов. Мне повезло найти сарацинский плащ, подбитый хлопковой ватой. Я вывернул его наизнанку и использовал как щит. Он сослужил мне хорошую службу, потому что вражеские дротики ранили меня всего лишь пять раз, хотя мой конь получил пятнадцать ран. Один толковый парень из Жуанвиля передал мне знамя с моим гербом у острия копья, и каждый раз, когда мы видели, что сарацины подступают к оруженосцам, мы атаковали и обращали врага в бегство.
Добрый графде Суасон, которого трудно было смутить даже в такой момент, подшучивал над нашим положением и весело сказал мне: «Сенешаль, пусть эти псы воют сколько хотят. Да видит Бог — это было его любимым выражением, — мы еще вспомним этот день, сидя дома с нашими женщинами!»
