Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько лет прошло, а заноза все еще торчала: долго он не мог от нее избавиться, а потому все в жизни старался делать так, чтобы снова не почувствовать себя жертвой. Надо сказать, это удавалось. У него было все, что нужно, заработанное собственным потом и кровью. И постепенно застарелое представление о жизни как о джунглях, в которых выживает только либо самый сильный, либо самый ловкий, либо самый хитрый, стало рассасываться. Они с семьей, слава богу, жили не хуже других: двухкомнатная квартира на пятнадцатом этаже в хорошем, пусть и не новом доме, подземный гараж, машина… Вот уж не гадал, что из-за этого крохотного кусочка пространства может разгореться такой сыр-бор.
Ну уж нет, уступать он не собирался. Стоило вспомнить про Шнурова, как настроение резко портилось. Ощущение тупика. Понятно, что спустить на тормозах вряд ли удастся, слишком уж тот был решителен, но и сдаваться – с чего бы? Где это написано, что закуток принадлежит Шнурову? Только потому, что ближе к законному месту его «лендровера»? Смешно!
Ясно, что это просто акт агрессии и хамство. Беспредел, одним словом. Может, еще и желание показать свою власть. И хотя Андрей старался не думать об этом, тревога не покидала. Нужно было все-таки что-то придумать, чтобы осадить зарвавшегося Шнурова. Только что? Обратиться к юристу? Вряд ли бы это что-то дало, кроме очередного отъема денег, причем немаленьких. Да и стоило ли? Не из квартиры же тот его выселял.
Посоветоваться бы с кем-нибудь, но с кем? С женой он об этом почему-то говорить не хотел, слишком унизительно, словно его уже опустили. Рассказать, даже с усмешкой, – значит уже расписаться в своей слабости и уязвимости, пусть даже не страх вовсе, а просто тревога. И не означало ли бы это, что вообще стены их дома не так уж крепки?
В общем, хреново.
Ситуация хоть и малоприятная, но, так сказать, не юридическая. И не криминальная. Так, коммунальная разборка. Всякие теснота и скученность чреваты разного рода эксцессами, так что и место чьего-то сундука или велосипеда в общем, заставленном невесть чем длинном (или недлинном) темном коридоре взрывоопасно. Человеку должно быть просторно, нельзя мучить человека квадратными метрами.
Андрей неожиданно набирает номер старого школьного приятеля, с которым не виделся уже лет двадцать. Впрочем, нет, однажды, лет восемь назад, они случайно пересеклись , тот уже был в чине капитана МВД, но ни своим положением, ни работой доволен явно не был. Теперь же было известно, что у него своя охранная фирма, крутые мужики, вполне процветающий и нужный многим бизнес.
Приятель неожиданно его звонку обрадовался. Они встретились в старой пельменной на Мясницкой, куда заходили еще юнцами поесть пельмешек и выпить пивка (приятное воспоминание).
– Ну, какие проблемы? – проницательно спросил приятель после часа беседы на общегуманитарные темы и лукаво улыбнулся: – Не просто же так ты мне позвонил…
Надо сказать, Андрей чувствовал себя крайне неуютно, словно призывал на помощь силы, которые лучше бы не затрагивать (под ложечкой посасывало, словно он признавался в чем-то стыдном). И вроде бы вполне безобидная улыбка приятеля его не столько обрадовала, сколько еще больше напрягла: да, по всему выходило, что он – слабое звено, а его благополучие иллюзорно и ненадежно. Сила же – вот она, улыбка приятеля, кстати, не особенно изменившегося после стольких лет, демонстрировала ее со всей яркостью. Проблема, да разве это проблема?
– Как, ты сказал, его фамилия? – секунду поразмыслив, спросил приятель. – Шнуров? Ладненько, наведем справки, что за персона. Некоторые любят брать на фуфу. А ты пока замри…
Пусть так и будет, решил Андрей. Он и пальцем не шевельнет. Если этому Шнурову неймется, пусть ломает решетку, тогда и видно будет. От приятеля он тоже особенно ничего не ждал, даже про разговор почти не вспоминал, чтобы и то неприятное ощущение тупика не воскресало. Ничего еще не произошло, а он уже суетится…
Вспоминать-то не вспоминал, однако в глубине теплилось: а вдруг приятель и в самом деле, как он выразился, наведет справки (весомые такие слова), то есть предпримет что-нибудь… Может, это для самоуспокоения, защитный такой рефлекс. Ну и ладно, а так он на него особенно и не надеялся. И впрямь ведь, если вдуматься, что за проблема, пустяк, какие-то два на полтора метра, да пусть забирает, если приспичило… И как тут, собственно, бороться? Не шины же прокалывать.
Да и вообще стоило ли думать об этом, если все вроде затихло, ушло в песок, со Шнуровым они не встречались, хотя машины его, то одна, то другая, появлялись и исчезали из гаража, видно было – функционировал человек.
Андрей, однако, не удивился, когда приятель вдруг позвонил:
– Ну что, не разобрались еще? – сразу спросил с неприятно резанувшей насмешкой.
– Да пока тихо, – ответил, хмурясь и поджимая губы (хорошо, что приятель не видел).
– Ну вот и славно, – как-то многозначительно изрек приятель, – это надо ценить, когда тихо, правда?
– Что ты имеешь в виду? – неожиданно ощутил легкий укол Андрей.
– Да нет, это я так просто, не пугайся, – приятель поражал его своей проницательностью.
– А все-таки?
– Правда, не бери в голову. А Шнуров-Шныров твой, как его там правильно, больше возникать не будет, спи спокойно. Они всегда хорохорятся, пока им вдруг что-нибудь не напомнишь. Ну скажем: а что вы, господин Шнуров, делали до 1917 года?
– Постой, какого 1917 года? – совсем растерялся Андрей.
– Как это какого? – хмыкнул приятель. – Октябрь уж наступил…
– Ну ладно, будет тебе, – почти просительно произнес Андрей, отчасти уже успокоенный.
– Идеальных людей, мой друг, нет, – наставительно сказал приятель. – Часто бывает достаточно намекнуть человеку, что он далеко не идеален и не все в его жизни всегда было так гладко, как ему хотелось бы. Вот и все. И тут же происходят, должен заметить, удивительнейшие метаморфозы. Иной раз человек просто неузнаваемым становится. Некоторые, впрочем, еще пытаются пыжиться, даже агрессивными становятся, угрожать начинают, но потом все равно сдуваются, как проколотый шарик. Главное – это владеть соответствующей информацией. А нервишки у всех, увы, плохенькие, жизнь никого не щадит. Тут и святой задергается, не то что грешник. Чем человек выше залетел, тем ему страшнее. Может, за ним даже и нет ничего серьезного, а все равно. Да ты сам понимаешь.
Понимал ли Андрей ?
Возможно. Ему вроде как полегчало (сколько уже недель висело), а все равно смурно, будто и за ним тоже невесть что, о чем могли бы намекнуть, так, между прочим.
– В общем, Шнуров или Шныров твой сдулся, – подытожил не без самодовольства приятель. – А если что – звони. И вообще не пропадай, раз уж объявился. Гут?
В итоге все в общем образовалось.
Как-то вечером Андрей снова постоял-покурил во дворе, поглядывая на шнуровский четвертый этаж, где в одном окошке горел свет. Как-то не так он горел, как прежде. В смысле не так ярко, не так беспечно, не так нахально. То ли шторка была призадернута, то ли лампочку пожиже вкрутили вместо перегоревшей. Октябрь уж наступил, пронеслось в голове у Андрея. При чем здесь октябрь?
А еще через несколько дней (он как раз возился в тускло освещенном закутке с велосипедом сына) Шнуров припарковался на своем джипе, покопался в кабине, что-то доставая, пискнул сигнализацией, бросил хмурый косой взгляд на Андрея, но сказать ничего не сказал, только набычился, да так и ушел, низкорослый, мрачный – крошка Цахес.
Удивительное дело: Андрею, поднявшему голову ему вслед, уходящему по полутемному туннелю подземного гаража, вдруг стало жалко Шнурова. И себя, впрочем, тоже.
Как спасали Муру
КинобыльШут его знает, чего она испугалась. Может, собаки, подбежавшей к калитке, может, еще чего, но сидит она на дереве так высоко, что ее можно снять только разве с помощью пожарной лестницы. Надо же, угнездилась едва ли не на последней развилке ствола, почти у самой вершины, надрывно мяукает.
– Мура, Мура, – зовет ее Ирина Сергеевна, – иди ко мне, ну иди! – на что кошка отвечает только еще более заунывно и жалобно.
– Да спустится, – утешает Игнатьич, – раз сама забралась, значит, сама и слезет. Это ж зверь, у него инстинкт. Среди животных самоубийц не бывает.
– Не спустится, – бормочет Ирина Сергеевна, – она боится. Надо что-то делать, она может упасть.
– Ну уж и упасть, кошка-то, – возражает скептично Игнатьич.
– Бабушка, бабушка, она может разбиться, да? – начинает хныкать пятилетняя Настена, а за ней и младший Ежик, он же Егор.
– Не придумывайте, – успокаивает Игнатьич, – посидит, оголодает и спрыгнет. Голод не тетка.
(Крупный план: небо, трепещущие листья березы)Так они стоят, задрав головы к небу, верней, к верхушке той самой березы, куда неведомо как и неведомо отчего взмахнула, будто на крыльях, всеобщая любимица, серо-белая кошка Мура.
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Веселые истории про Антона Ильича (сборник) - Сергей и Дина Волсини - Русская современная проза
- Элегiя на закате дня - Олег Красин - Русская современная проза
- Правда о золоте Кубанской рады. Информация. Мистика. Приключения - Владимир Болховских - Русская современная проза
- Анфиса в Стране чудес - Наталья Рубанова - Русская современная проза
- Голос моря (сборник) - Виктор Меркушев - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Полиция Бога - Виталий Васильев - Русская современная проза
- Рассказ в стихах «Ночной разговор», или Сказка-матрёшка «Про Мирана, про перо и про кое-что ещё». Книга 1 - П. Саяпин - Русская современная проза
- Тени иного. Рассказы - Алекс Ведов - Русская современная проза