Самолет прилетел 16 мая 1982 года. Коростылев встретился с экипажем как с родными, они тоже приветливо приняли его на борт. В самолете осталось несколько ящиков с гробами. За эти пять дней летчики устали: Коростылеву видны были их осунувшиеся лица.
В Николаеве разгрузили погибшего лейтенанта Зиновьева. Оповещенные майором «Черным тюльпаном» из Ташкента, его встречали мать, отец и военные из райвоенкомата г. Первомайска, что на севере Николаевской области, откуда родом лейтенант.
Мать, почерневшую от горя, держали под руки, пока ящик из самолета перегружали в грузовую машину.
«Черный тюльпан» взлетел курсом на Краснодар.
* * *
Каждый человек во что-то верит. Кто в бога, кто в депутата, кто в деньги, кто в звезды. Но есть вера особая — вера матери. Никогда мать не смирится с потерей своего ребенка, она всегда верит в лучший исход. Бывает, что и после его похорон она не верит в случившееся и надеется на что-то высшее, что вдруг изменит страшную реальность.
В марте 1990 гада Коростылев служил в Крыму, в одном из степных поселков.
Прошло семь лет после его возвращения из Афганистана. Советские войска уже больше года ушли оттуда, а гражданская война там не утихает. Но это было уже их дело, афганцев.
А сердечные раны Коростылева все не заживали. Не было дня, чтобы он не вспоминал те горы, те невзгоды, их маленькие радости и, конечно, погибших друзей. Молодых и здоровых, веривших в свою счастливую звезду.
В газете «Советский патриот» под рубрикой «Отзовитесь, боевые друзья» Коростылев прочитал заметку матери лейтенанта Зиновьева. Через газету она обращалась ко всем, кто воевал вместе с ее сыном, был свидетелем его гибели. Мама просила рассказать о своем сыне, о его друзьях, как он жил в Афганистане, как погиб. Коростылев прочитал эту статью и опять на него нахлынули воспоминания того мая 1982 года…
И вот мать просит откликнуться однополчан ее сына. У Коростылева была фотография весны 1982 года. На ней изображены шесть офицеров их батальона. Среди них Коростылев и лейтенант Зиновьев. Он написал письмо его маме. На этой фотографии обозначил себя точкой и отправил по адресу, указанному в газете с просьбой вернуть фотографию, так как она у него в одном экземпляре.
Дней через двадцать Коростылев получил ответ из г. Первомайска Николаевской области. В конверте письмо и его фотография. Мама подробно рассказывала ему о своем сыне. Как он рос, учился, мечтал стать офицером. Как она уже восемь лет живет со своим горем, хотя в то, что он погиб, она не верила. На похоронах гроб вскрывать не разрешили и мать Зиновьева уверилась, что они закопали пустой гроб. Она перечисляла всех гадалок, которые по представленным им фотографиям сына, «усматривали» на снимках «черты жизни», уверяя мать в том, что ее сын живой. К гадалкам она ездила в Киев и Запорожье.
Когда в период 1989–1990 годов были освобождены несколько наших военнопленных, мама ездила к ним домой. Один из них, содержавшийся в глубокой яме, якобы, переговаривался с каким-то Лешей, сидевшим в другой яме.
А лейтенанта Зиновьева звали Алексеем… Мама приглашала Коростылева приехать к ним. Он написал рапорт с просьбой предоставить ему отпуск на три дня и автобусом поехал в г. Первомайск, в 450-х километрах от Крыма.
В дороге Коростылев снова и снова вспоминал ту гибель артиллерийского расчета вместе с офицерами. Ясно вспоминал и разорванное тело лейтенанта Зиновьева, его мокрые от крови волосы, прилипшие ко лбу. Он сам нес с солдатами к месту сбора плащ-палатку, в которой лежали его останки…
— Что говорить его матери? — думал Коростылев. — Ведь она ищет его живого.
Во второй половине дня автобус приехал в Первомайск. Спросил нужную улицу, нашел дом, квартиру и позвонил. Дома никого нет. Соседи сказали, что хозяйка и ее муж на работе. Он вышел во двор, сел на лавочку, закурил и стал ждать родителей лейтенанта.
Сомнение и волнение овладело Коростылевым. Как ему вести себя с родителями погибшего. Их сын погиб, а он живой. Хочешь не хочешь, а чувствуешь себя от этого виноватым…
Прошло около часа. К нему подходит женщина, лет под пятьдесят, и спрашивает:
— Вы Коростылев?
— Да, — вставая, сказал он.
— Я — мама Лешика Зиновьева.
Они обнялись с ней. Мама плакала навзрыд. Подошел заплаканный отец. Поздоровались, познакомились и прошли в их квартиру. Мама было начала хлопотать об обеде, но Коростылев предложил сначала съездить на кладбище к Алексею.
На их стареньком «Москвиче» они поехали за город. По дороге мама с горечью рассказывала, как в их городе неизвестные оскверняют могилы. И их памятник на могиле сына завален и сломан.
Так оно и оказалось. Черный мраморный постамент на могиле лейтенанта Зиновьева крутыми осколками валялся на холмике. Коростылев чувствовал отрешенность, грусть и тихую ярость ко всем этим вандалам, к их родным и, по большому счету, к этой бардачной стране, пославших своих пацанов на войну и не сумевших защитить их могилы.
Они поправили холмик, оградку, положили на могилу цветы и вернулись домой. После ужина они долго разговаривали. Родители говорили об Алексее, о жизни после его гибели. Ведь ему было только 21 год. Мама подробно рассказала о своих гадалках, о вернувшихся пленных и о своей твердой вере в то, что Алексей жив. Коростылев малодушно поддакивал ей, боясь пошатнуть эту веру. Ведь и матери, и отцу, видимо, легче жить, имея свою надежду.
Переночевав у Зиновьевых, он утром уехал в Крым.
Журавли, журавли, прилетайте весной.Разделите печаль и скорбь матерей.Журавли, журавли, ведь не вы в том виною,Виноваты лишь те, кто сгубил сыновей.
(Галина Ивановна Бирюкова)
— Наташа! Ну, ты идешь с нами в кино?
— А что за фильм?
— «Москва слезам не верит.» Говорят, хороший фильм. Давай переодевайся!
— Нет, девочки, про слезы не хочу.
— Да какие там слезы, Наташа! Фильм-то про любовь. Пойдем!
— Не пойду. Пусть там про любовь, а у меня своя любовь. Я лучше позанимаюсь, может, досрочно сдам экзамен. Мне как можно скорее нужно вернуться в Коммунарск. Прийдет письмо от Жени, а меня нет. Да и по Анечке я уже соскучилась.
— Как знаешь!
Наташа Потураева на другой день после Дня Победы, 10 мая оставив Анечку бабушкам, уехала в город Сумы для сдачи госэкзаменов в педагогический институт, где она училась заочно. Наташа поселилась в комнате общежития института с двумя такими же выпускницами — Леной из Чернигова и Оксаной из Полтавы. Эти девчата были незамужними и подготовку к экзаменам совмещали походами на танцы и в кино. Они сдали уже по два экзамена, и Наташа не теряла надежды на досрочную их сдачу, чтобы быстрее вернуться в Коммунарск, где ее ждали дочь и возможные письма Евгения. Все вечера она проводила в комнате, повторяя экзаменационные билеты, но мысли, нет-нет, да и возвращались то к дочери, то к мужу. В настоящее время жизнь разорвала их семью на отдельные части: Женя в Афганистане, Анечка в Коммунарске, а она здесь, в Сумах. И вроде бы и причины объективные и уважительные, но подумав об этом, у Наташи на глазах появлялись слезы.
— Ну, ничего, — думала она, беря себя в, руки. — Я закончу институт. Женя приедет из Афганистана и нас уже никакие причины не разлучат. За Женей мы с Анечкой поедем хоть в Миров, хоть в другое место, но расставаться больше «не будем.
Наташа вновь углубилась в разложенные на столе конспекты и заставляла себя вникать в их содержание. Завтра, 16 мая, третий экзамен и к двадцатому числу она рассчитывала вернуться домой с дипломом.
Наташа не знала, что «Черный тюльпан» хищной птицей приближается к ее родному городу Коммунарску…
* * *
После Краснодара самолет с погибшими в этот же день вылетел в Ставрополь. Экипаж и двое сопровождающих, Коростылев и прапорщик Москаленко из Шинданда, ночевали в казармах Ставропольского авиационного училища летчиков. 17 мая утром улетели в Ростов-на-Дону. Здесь прапорщик Москаленко и экипаж ждали встречающих три часа. После выгрузки предпоследнего гроба в самолете остался один погибший Потураев, экипаж и Коростылев. В 14 часов этого же воскресенья «Черный тюльпан» приземлился на аэродроме Ворошиловградского (Луганского) авиационного военного училища штурманов.
Все. Конечный пункт этого продолжительного полета. Только через пятнадцать дней погибший старший лейтенант Потураев доставлен на родину. Погиб 2 мая — домой прибыли 17 мая.
Экипаж и Коростылев вышли на траву, куда с рулежки съехал самолет, разминая ноги. Встречающих никого нет. Коростылев подумал:
— Час-другой подожду и за нами приедут из Коммунарска.
— Николай! — окликнул его капитан Федоров, командир экипажа. — Пойдем с нами пообедаем в столовую.
— Да неудобно как-то, Виктор, на вашей шее сидеть.
