Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Никто ничего серьезного не знает - живое против ума прет...
Саша не понимал разницы между умом и телом и молчал. По словам Захара Павловича выходило, что ум - это слабосудная сила, а машины изобретены сердечной догадкой человека, - отдельно от ума (Ч).
Здесь снова именно Чувство оказывается творческим началом в человеке, а Ум - только чисто впомогательный, рабочий механизм.
7. Таким образом, становится понятна и та неожиданная парадоксальность постоянного противопоставления пустоты - как свободного и полностью расчищенного (под любое будущее строительство) пространства в Уме (хотя и бездушного, невозможного для жизни и дыхания) - в отличие от тесного и даже порой тягостно непереносимого для человека (сжимающего, давящего, излишне загроможденного, и потому тоже душного) пространства Чувств. И все же единственный выход из "безвоздушного" пространства Ума есть обращение к человеку, к ближнему, к его Чувствам:
Забвение охватило Вермо, когда скрылось из глаз все видимое и жилое и наступила одна туманная грусть лунного света, отвлекающая ум человека в прохладу мирной бесконечности, точно не существовало подножной нищеты земли. Не умея жить без чувства и без мысли, ежеминутно волнуясь различными перспективами или томясь неопределенной страстью, Николай Вермо обратил внимание на Босталоеву...(ЮМ)
Занятие техникой покоя будущего здания обеспечивало Прушевскому равнодушие ясной мысли, близкое к наслаждению, - и детали сооружения возбуждали интерес, лучший и более прочный, чем товарищеское волнение с единомышленниками. Вечное вещество, не нуждавшееся ни в движении, ни в жизни, ни в исчезновении, заменяло Прушевскому что-то забытое и необходимое, как существо утраченной подруги" (К).
Чувства, конечно, могут - как тучи закрывают собой небо - полностью блокировать Ум, и тогда уже человек "погибает" для общества:
Сарториус чувствовал, как в тело его вошли грусть и равнодушие к интересу жизни, - смутные и мучительные силы поднялись внутри него и затмили весь ум, всякое здравое действие к дальнейшей цели. Но Сарториус согласен был утомить в объятиях Москвы все нежное, странное и человеческое, что появилось в нем, лишь бы не ощущать себя так трудно, и вновь отдаться ясному движению мысли, ежедневному, долгому труду в рядах своих товарищей (СМ).
А вот во время праздничного ужина героиня "Счастливой Москвы"
Москва Честнова - забылась и ела и пила, как хищница. Она говорила разную глупость, разыгрывала Сарториуса и чувствовала стыд, пробирающийся к ней в сердце из ее лгущего, пошлого ума, грустно сознающего свое постыдное пространство.
Т.е. Ум сам придумывает себе обманы, пошлости и лжет, а сердце всегда чувствует за них стыд и - страдает. Здесь Ум словно пустая комната, а Чувства - перенаселенная коммунальная квартира, где в спертом воздухе трудно дышать и надо следить, стобы не отавить кому-нибудь ногу...
8. В сознании просто течет бесконечный поток образов. Все они - из природы, и суть ее отражения. Но они же и гонят сердце человека - вперед, вызывают те или иные Чувства, заставляют человека предпочитать одно и нанавидеть другое, иначе говоря, дают ему, чем жить.
Сарториус взял Честнову за руку; природа, - все, что потоком мысли шло в уме, что гнало сердце вперед и открывалось перед взором, всегда незнакомо и первоначально - заросшей травою, единственными днями жизни, обширным небом, близкими лицами людей, - теперь эта природа сомкнулась для Сарториуса в одно тело и кончилась на границе ее платья, на конце ее босых ног.
Подобную же увлеченность - и во-влечение Мысли в оборот реальной жизни - при посредстве Чувства переживал на себе, на мой взгляд, и П.А.Флоренский. Платоновское трепетное отношение к миру (только с виду и "как бы") неживых - вещей очень сходно с тем мистическим персонализмом Павла Флоренского, который виден уже в воспоминаниях детства - например, о том, какие факты пробуждали интерес к науке[88]:
Закон постоянства, определенность явления меня не радовали, а подавляли. Когда мне сообщалось о новых явлениях, мне до тех пор не известных, - я был вне себя, волновался и возбуждался, особенно если при этом оказывалось, что отец, или хотя бы кто-нибудь из знакомых его, видел сам это явление *. Напротив, когда приходилось слышать о найденном законе, о "всегда так", меня охватывало смутное, но глубокое разочарование, какая-то словно досада, холод, недовольство: я чувствовал себя обхищенным, лишившимся чего-то радостного, почти обиженным. Закон накладывался на мой ум, как стальное ярмо, как гнет и оковы. И я с жадностью спрашивал об исключениях. исключения из законов, разрывы закономерности были моим умственным стимулом. Если наука борется с явлениями, покоряя их закону, то я втайне боролся с законами, бунтуя против них действительные явления. Законность была врагом моим; узнав о каком-либо законе природы, я только тогда успокаивался от мучительной тревоги ума, чувства стесненности и тоскливой подавленности, когда отыскивалось и исключение из этого закона.
Положительным содержанием ума моего, твердою точкою опоры - всегда были исключения, необъясненное, непокорное, строптивая против науки природа; а законы - напротив, тем мнимо-минуемым, что подлежит рано или поздно разложению. Обычно верят в законы и считают временным под них не подведенное; для меня же подлинным было не подведенное под законы, а законы я оценивал как пока еще, по недостатку твердого знания, держащиеся. И явление меня влекло и интересовало, пока сознавал его необъясненным, исключением, а не нормальным и объяснимым из закона (Флоренский 1920: с.183).
Вещь как таковая, уже всецело выразившаяся, мало трогала меня, раз только я не чувствовал, что в ней нераскрытого гораздо больше, чем ставшего явным: меня волновало лишь тайное (Флоренский 1923: 90)
И поледний отрывок - из письма жене из лагеря, написанного незадолго до смерти, в 1937):
...Все научные идеи, те, которые я ценю, возникали во мне из чувства тайны. То, что не внушает этого чувства, не попадает и в поле размышления, а что внушает - живет в мысли и рано или поздно становится темою научной разработки.
Итак, поэтический мир Платонова населяют сложным образом взаимосвязанные образы-идеи, это в частности, Скупость и Жадность (под которыми на самом деле скрываются Великодушие и Щедрость, как мы видели), а также Ум и Чувство. Все они по-бахтински диалогичны и могут быть так или иначе поставлены друг против друга, т.е., как правило, двунаправленны и находятся либо в прямом контрасте, парадоксе и противоречии к тем идеям, которые автору (и читателю) известны и поэтому могут быть оставлены автором в подтексте, либо "пародируют", "передразнивают", "цитируют" или как-то - с той или иной степенью искренности - "заручаются" чужим мнением, пытаются разделить или оспорить его, "примерив его на себя" или "разыграв" перед читателем.
Самое интересное, на мой взгляд, в том, что эти образы свободно могут противоречить не только внешнему контексту, но и друг другу! - Система образов-идей Платонова намеренно строится на соположении друг с другом противоположностей, на рядоположении тезиса и антитезиса (а также всех агрументов в пользу как первого, так и последнего) и прямом их "соревновательном" сосуществовании, совершенно на равных, без каких-либо обозначенных авторских предпочтений, - т.е. как бы на совместном учете и взаимном подкреплении ими друг друга, или на их обязательном участии в самом "строении" и "составе" Души человека. Это говорит, как мне кажется, не о "внутренней противоречивости", как можно было бы считать, а, наоборот, о проникновении писателя в самые глубины человеческой психики, о попытке разложении всякого предмета на "окончательные" атомы смысла, дальше которых никакой - ни научный, ни поэтический - анализ пойти не может, оставляя место только "практике", или свободно творящей реальность - воле человека.
Платоновская душа :
к восстановлению смысла так и не доведенной до конца утопии
Русский дух был окутан плотным покровом национальной матери,
он тонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность,
столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой
и влажностью; в ней много еще плоти и недостаточно духа.
Н.Бердяев. "Душа России" (1918).
Душа это воображение другой жизни, другого существа.
Душа наша рождается лишь тогда, когда она истекает из нас.
А.Платонов (из набросков к "роману о Стратилате").
В языке Андрея Платонова самым характерным приемом можно считать образование неологизмов на уровне словосочетания (об этом подробнее в Михеев 1998). В частности, со словом душа в разных произведениях писателя можно встретить такие нестандартные, заставляющие "споткнуться" на них выражения:
выгонять душу (Память)[89]; расхищать душу (Крюйс); душевный надел; занимать нуждой душу; расходовать постоянно скапливающуюся душу (Государственный житель); потратить на человечество всю свою душу (из рукописи "Джан"); надстройка души (Шарманка); отдавать душу взаймы, душа сопрела (От хорошего сердца); дать слезу в душу, осуществление души, душа занудилась (Бучило); душа утекает, контузить в душу; срастаться душой с делом (В далеком колхозе); душа проваливается (Чульдик и Епишка); сгорела душа (В прекрасном и яростном мире); [душа] - дешевая ветошь (Душевная ночь); душа [слишком] просторной емкости; душа обращена вперед (Бессмертие); душевная чужбина; составить масштабную карту души; заросшая жизнью душа (Сокровенный человек); пока не опростоволосилась вся душа (Демьян Фомич); душа разрастается, теснота души, душа велика, бояться своей души, спускать свою душу, излучить [в женщину] душевную силу, изойти душой, истребить душу, [дать] истощиться душе, сторожить душу, жить в одну душу, на душе поблажеет (Рассказ о многих интересных вещах); душевный смысл; сухая душа; томящая душа; напрячь душу; почувствовать [в себе] душу; предчувствовать устройство души; давать добавочным продуктом душу в человека; отмежеваться от своей души; превозмогать свою тщетную душу; истомить себя до потери души (Котлован); выветрить из себя всю надоевшую старую душу и взять другой воздух (Ювенильное море); голые, неимущие души; душевное имущество; затраты души; убыток души; сытость души; душа течет [через горло]; [душа - это] сердечно-чувствительная заунывность; расточать суетой душу; расходовать скапливающуюся душу; [вести] собеседования со своей душой (как делает Яков Титыч в романе "Чевенгур"); разрушить душу; с уснувшей душой; совестливый вопль [звучит] в душе; питаться в темноте квартир секретами своих скрытых душ; вникнуть во все посторонние души; отводить душу людям; озаботиться переделкой внутренней души (Счастливая Москва); жизнь [Сарториуса] состоит в череде душевных погребений[90] (из набросков к роману "Счастливая Москва").
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Священные камни Европы - Сергей Юрьевич Катканов - Публицистика
- Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонов - Публицистика
- От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности - Гершом Шолем - Биографии и Мемуары / Публицистика
- He покоряться ночи... Художественная публицистика - Франсуа Мориак - Публицистика
- Oпасные мысли - Юрий Орлов - Публицистика
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Вид с дешевых мест (сборник) - Нил Гейман - Публицистика
- Чувство психологической эстетики - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Музыка после Вагнера - Евгений Браудо - Публицистика