В интимном плане… 
– Сделаем, – хохотнул Иван. – И лизунка, и феминистинг, все что хочешь. Мне нравится делать людям приятно. А женщина – практически человек.
 – Предупреждаю, – не обращая внимания на провокацию, продолжала Няша, – я… Как тебе это сказать… Очень активно себя веду. Повторяю, активно. Некоторые, кто не ждал, пугаются. Ты точно не боишься?
 Иван немного напрягся.
 – Немного боюсь, – сказал он. – Главное, чтобы сверла не было. У тебя ведь нет вроде?
 Няша отрицательно покачала головой.
 – Точно?
 – Ты же проверил сумочку, – улыбнулась Няша. – Думаешь, я не поняла?
 – Ну и ладно тогда… Как-нибудь выживу.
 Он сильно сдавил головку вейпа – и, как только раздался характерный термощелчок, протянул его Няше.
 – Давай.
 Няша больше не возражала – взяв вейп, она умело потянула в себя пар и засосала даже чуть больше, чем ей полагалось по весовой калькуляции. Иван не особо вежливо вырвал у нее спичку и дотянул все, что в ней оставалось. Не, вроде нормально. Хватит.
 Он откинулся на спинку своего сиденья – и бросил Няше:
 – Посиди минуты три спокойно пока не устаканится. Не шевелись. И ничего не бойся.
 Няша кивнула и замерла в кресле напротив.
 Стафф был нереально сильный – кабинка сразу вытянулась в длину, и стало казаться, что они с Няшей сидят в разных концах вагона конки. За окном все сделалось тускло-лиловым, и Иван некоторое время силился понять, что это – подсветка или действие препарата.
 – Тебе лилово? – спросил он наконец Няшу.
 Та посмотрела в окно.
 – Угу. Это не мне, а вообще. Они так ад изображают.
 – Ты что, уже здесь была?
 – А то, – засмеялась Няша. – Это же сансара.
 – Понятно, – ответил Иван. – А смеешься чего?
 – Ад не такой.
 – А какой?
 – Показать?
 Ивану стало страшно.
 Происходило что-то стремное – он ехал в вагоне конки вместе с непонятной фемой сквозь фиолетовые сумерки, и совершенно не помнил, как в эту конку залез. Он даже не знал, ехала ли фема в конке раньше – или влезла вместе с ним. А теперь она хотела показать ему ад.
 – А ты откуда знаешь, какой ад? – спросил он.
 – Я в нем родилась, – ответила фема. – Я Няша, если ты забыл.
 Ага, понял Иван, значит, познакомились еще до конки. Девушка из ада. С чего это у меня такие знакомства… Наверно, неспроста…
 – Куда мы едем?
 – Дальше в сансару, – ответила Няша и опять засмеялась. – Не бойся, из ада скоро уедем.
 Смех у нее был жутковатый. Словно звоночек будильника, который слышен сквозь сон – но не будит, а только делает сновидение тревожней.
 – Ты вейп выкинь, – сказала она. – Он окислился и сейчас вонять будет.
 Иван увидел в своей руке потемневшую пластиковую спичку. Она и правда уже начинала вонять какой-то едкой химией, и он кинул стерженек в тусклый лиловый сумрак за окном. Конка покачнулась, но устояла.
 – Мы дернули, – сказала Няша. – Ты забыл?
 – Ага, – ответил Иван, – дернули. А что мы дернули?
 – Счастливый, – сказала Няша. – Как тебя штырит классно. Прешься в моменте. А я вот ничего забыть не могу. Вообще ничего и никогда.
 – Злопамятная? – спросил Иван. – Я тебе что-то сделал? Ты меня сюда привела, чтобы отомстить? Ты хочешь, чтобы я умер?
 – Ага, – ответила Няша. – Умер от счастья.
 Она встала, и, покачиваясь как моряк в шторм, пошла к Ивану через весь бесконечный вагон. Она шла долго – а когда наконец приблизилась, оказалось, она такая огромная, что ее голова теряется под темным готическим сводом, где пылает люминесцентное ГШ-слово. Иван вспомнил, что тартарены-боевики после смерти возносятся к огромным небесным женщинам. Он даже знал, как их называют. Может быть, это одна из них?
 – Ты гурия? – спросил он.
 – Я фурия, – ответила Няша и засмеялась.
 Иван вспомнил, что они в аду. Правильно. Тут не может быть гурий, только фурии.
 Фурия опустилась перед ним на колени.
 – Сиди тихо, – сказала она, – и не раскачивай лодку. Все будет хорошо.
 Лодка. Они не в конке, а в лодке, правильно. Конка была раньше. А за окном вода. Поэтому там зеленый свет. Водный трамвай на дельфинах увозит их из ада. Надо же было так ошибиться с профессией при жизни – мог пойти на водные трамваи, а пошел на конные.
 – Няша, ты на кого училась? – спросил он.
 – М-м-м-м, – промычала Няша. – М-м-м-м.
 Правильно, вспомнил Иван. Она не может говорить. Она занята. Она фурия и поедает его заживо. Очень даже хорошо и гуманно поедает, между прочим, так, что его становится не меньше, а, наоборот, больше. Все больше и больше. Ей уже трудновато его есть, и она теперь делает паузы, чтобы отдышаться. Мы победили ад. Смерть, где твое жало?
 – Устала, – сказала Няша. – Давай ты.
 Она встала, вознесясь головой в небо, покачнулась – и начала медленно рушиться назад. Так падала когда-то вавилонская башня, с благоговением и страхом подумал Иван. Но небо было на стороне Няши – оно сгустилось в кресло и поймало ее.
 Няша, оказывается, держала его за руку – ее падение заставило Ивана сперва подняться к небу, а потом рухнуть на колени. Ноги Няши упали на его плечи. Ее левая нога называлась «Сцилла», правая «Харибда» – а он должен был провести свой речной трамвай между ними и остаться в живых.
 Иван ушел в борьбу со стихиями: преодолел волны платья, кружевную пену трусиков – и отважно нырнул к тому, что было спрятано под ними.
 Вот он, вход в священную пещеру, откуда вышло человечество. В ней горит вечный огонь, костер жизни, которому четыре миллиарда лет. Непрерывная цепочка любви от первой живой клетки до Няши. А он – охотник, вернувшийся в пещеру с добычей. Ну или с обещанием, что добыча будет. Его должны пустить.
 Но все не так просто. Сезам надо уговорить.
 Иван припал к крохотному острому уху и зашептал свое «откройся», повторяя его так и эдак – жалуясь, объясняя, что он замерз, устал, и скоро умрет, как умерли все, кто приходил к пещере прежде. Он уверял, что кроме этой норы со скрытым в ней костром ему некуда податься в ночной мгле – и сам в это верил, и сезам наконец поверил тоже, заплакал от жалости и открылся, пустив его к огню.
 Иван торопливо расстегнул ремень и ворвался в пещеру.
 Теперь можно было не волноваться. Огонь был где-то рядом. Вот только найти его оказалось непросто. Костер, где жил бог, делался то ближе, то дальше, и Иван стал метаться по пещере в его поисках. Но бог все время откатывался, уворачивался, и Иван понял, что тот специально играет с ним в прятки. Огонь убегал. Он хотел, чтобы Иван догнал его, и Иван побежал быстрее, еще