Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недавно я отметил свое двадцатилетие, второй раз в армии сидел за столом именинников, а от Оли поздравления не было. Мама в этот раз не встретила, не напомнила. Ну а переписка наша завязалась случайно и поддерживается Олей от случая к случаю. Это я придавал ей такое значение, подтекст искал, а Оле я просто знакомый, один из многих. Плохи мои дела! Обидно. Выгляжу бедным родственником - писал ненужные письма, вроде бы даже навязывался и надоедал Оле. Но мне действительно не хочется потерять ее. Пусть курит, пусть! Это же ерунда. Но то, что я для нее безразличен, - это очень горько. Ладно, поживем - увидим. Скоро службе конец. Я теперь не Витя-школьник, сумею и за девушку побороться!
Дела житейскиеДыхнилкин получил из дома очередное письмо и загрустил. Такого с ним прежде не бывало. Я спросил:
– Что, Семен, случилось?
– Мать хворает, - ответил он.
– В больнице лежит?
– Нет, дома. Надо какие-то лечебные ванны принимать, ноги у нее болят, а где она гроши возьмет. И у меня нет их. В карты выиграл бы, так здесь никто не играет.
– А много надо?
– Рублей двадцать.
Вот и у Дыхнилкина «лед тронулся». Никогда раньше о матери не вспоминал. А тут пожалел, забеспокоился. Значит, происходят и в нем какие-то не видимые для постороннего глаза перемены.
Пошел я к командиру взвода, рассказал про письмо.
– Может, помочь как-то матери? Есть же льготы для семей военнослужащих.
– Верно говоришь, - согласился Жигалов. - Посоветуюсь с Шешеней, организуем письмо в военкомат, чтоб помогли.
Шел я от взводного и думал: пока напишут письмо, пока оно дойдет, пока раскачаются в военкомате, а может быть, там еще и денег не окажется. В таких случаях надо действовать быстро.
Вечером, когда Дыхнилкин ушел покурить, я поделился своими мыслями с ребятами отделения.
– Давайте скинемся кто сколько может и пошлем матери Семена.
Юрик, сержант наш, так много натерпелся от Дыхнилкина, что сразу вздыбился:
– Такому помогать? Да я лучше выброшу эту трешку! - Но, сообразив, что в устах командира подобные слова звучат кощунственно, объяснил: - Не заслужил он нашей помощи.
– А ты подальше смотри, - сказал Степан. - Дело тут не в трешке, а в том, как это на Дыхнилкина повлияет. Не может это не затронуть его душу.
– Правильно говорит Кузнецов, - поддержал Игорь Климов. - Соберем деньги, дадим ему и скажем: на, хоть ты и не стоишь этого…
Мне такое предложение не понравилось:
– Нехорошо получается: оказываем помощь и тут же укоряем. Давайте соберем деньги и молча, чтобы Дыхнилкин не знал о них, отправим матери сами. Потом он узнает, мать напишет ему.
Ребята одобрили мой план, только Юра, давая трешницу, все же проворчал недовольно:
– Не поймет Сенька ваших тонкостей, у него извилин не хватит.
Собрали всего восемнадцать рублей. Скудно! Пошел я к Вадиму. Надежды, правда, было мало: не любил Соболевский эти филантропические затеи. Но Вадим тут же полез в карман.
– По скольку скинулись?
– По трешнице. - Он дал и тут же объяснил свой поступок: - Представляю, сколько натерпелась бедная женщина от этого подонка. Для нее могу и десятку выложить.
– Не надо. Курсовка стоит всего двадцать. А у нас теперь двадцать один…
* * *В полку траур - умер майор Никитин. Случилось это на глазах Вадима. Шли они утром на склад химического имущества.
Шли вдвоем. Никитин чем-то был расстроен. И вдруг посередине двора на гладком месте споткнулся и упал. Вадим помог ему встать. Спросил: «Что с вами?» «Сердце кольнуло, - сказал Никитин. - Так и концы отдать можно». И тут же опять упал… и умер. Инфаркт! Болезнь века.
Занятия в полку шли своим чередом. Но где-то в столярной мастерской срочно строгали доски, делали гроб. В клубе готовили место для прощания. На кладбище пошли несколько человек рыть могилу. После обеда все было готово.
Мы идем прощаться с майором. Играет траурные мелодии оркестр. В читальном зале на возвышении, покрытом ковром, стоит красный гроб. В нем Ефим Иванович Никитин. Лицо у него серое и пористое, как дрожжи. В ушах звучит его голос: «Подожди, мать, дай насладиться службой!» Оказывается, офицеры и в мирное время умирают как в бою - на ходу. Утром ушел на работу, а в три часа дня уже похороны. Мне как-то не по себе от этой спешки. Нина Христофоровна и Поля, которые рыдают у гроба, наверное, опомниться не успеют, а майор уже будет в могиле. Но ничего не поделаешь, такие у нас места. Жара страшная. Надо торопиться…
Я прошел мимо гроба со своей ротой и остался у двери. К родным Никитина не пошел, неудобно, не такой уж я близкий. Там командование полка. Альбина и Вадим. Соболевский правильно сделал: сейчас надо помочь этой семье. Да, именно сейчас. А потом? Постепенно уйти в сторону? Если, конечно, он не любит Полю и не собирается жениться…
Вадим поддерживает Нину Христофоровну. С Полей - Альбина. Жены офицеров обложили гроб цветами. Не легко найти в нашей пустыне цветы. Но женщины принесли из своих квартир комнатные, в горшках, и поставили вдоль гроба. На красных подушечках ордена и медали майора. Много сделал он для Родины. И жизнь отдал. Нина Христофоровна не раз ему говорила: пора на пенсию. Теперь вот уедет отсюда одна с дочкой. Служба их кончилась…
Офицеры выносят гроб и ставят его на грузовик с опущенными бортами. Машина застелена ковровыми дорожками. Под похоронный марш процессия медленно движется через городок. Жара невыносимая, пот льется по лицам, но все идут медленно, скорбят о Никитине. Простой и добрый был он. Почему-то лишь после смерти замечают в человеке все хорошее. Вадим идет за гробом рядом с Ниной Христофоровной и Полей, лицо у него бледное.
На кладбище ни одного деревца. Сухие, потрескавшиеся холмики могил. Кое-где ограды из металлических прутьев и выгоревшие жестяные звездочки. В стороне свежая, не просохшая еще, откинутая от могилы земля. Как окоп. Последний окоп майора Никитина.
На холм поднялся подполковник Прохоренко, он подавлен. Я впервые замечаю, что замполит уже пожилой и, наверное, нездоровый человек; кожа на лице его обвисла.
– Товарищи, сегодня мы прощаемся с ветераном нашего полка майором Никитиным Ефимом Ивановичем… - Голос у замполита дрожит, ему явно трудно говорить. Это, наверное, единственный случай, когда политработники не могут говорить и никто их за это не осуждает.
Прохоренко рассказывает о простой и трудной жизни Никитина.
Выступали и другие офицеры. Грянул залп. И вслед за ним, поняв, что это последние минуты, громко зарыдали Нина Христофоровна и Поля. Мне тяжелый ком сдавил горло. Вадим стал совсем белый, но не плакал.
Без стука на крышку гроба сыпался мягкий песок. А величественный гимн уже звал людей назад, к делам, к жизни, которая продолжается…
* * *…Заместитель командира полка подполковник Прохоренко встретил меня около библиотеки, взял под руку, как барышню, и отвел в сторону:
– Здравствуйте, коллега! Очень приятно, что вы решили пойти в политическое училище. Вам предстоят интересная учеба и работа.
– Поэтому я и выбрал.
– А почему мне ваш выбор особенно приятен? Ну-ка, раскиньте светлым умом, проанализируйте, - шутливо предложил подполковник; его добродушное лицо улыбалось и глазами, и щеками, и кругленьким подбородком.
Я не мог придумать ничего оригинального:
– Наверное, потому, что вы сами политработник.
– Не угадали. Мне кажется, выбор сделан потому, что здесь, в полку, вам кто-то очень понравился из политработников и захотелось быть на него похожим. Так? Я даже могу сказать, кто это.
– Вы не ошибаетесь, я очень полюбил старшего лейтенанта Шешеню, но не меньше его мне близок и лейтенант Жигалов. Он тоже очень яркий и достойный подражания человек. Но политработу я выбрал потому, что она мне по душе. Люблю разбираться в характерах людей, в их отношениях.
Прохоренко внимательно слушал и, соглашаясь, кивал. Потом он мне сказал слова, которые очень хотелось запомнить. Дальнейший разговор я уже поддерживал рассеянно, стараясь удержать в памяти эти значительные слова:
– Армейская служба, военное обучение сами по себе, без политического и нравственного воспитания, просто нейтральными быть не могут и в таком виде никому не нужны. Именно идейная основа определяет лицо армии. Две противостоящие стороны на войне могут быть вооружены абсолютно одинаковыми мечами, винтовками или ракетами. Их можно одеть в одинаковую одежду, они даже могут говорить на одном языке и принадлежать к одной нации. Врагами людей делает разница во взглядах, убеждениях, политические расхождения. В гражданскую войну, например, сын шел против отца, брат против брата. Конечную победу одерживает всегда тот, кто вооружен не только современным оружием, но и передовой и прогрессивной идеологией. Сейчас нет в мире более правдивой и научно обоснованной идеологии, чем наша, марксистско-ленинская. Вот ей вы и будете служить. Ее будете внедрять в души советских воинов. Вы сделали очень правильный выбор, даже завидую вам.
- Сколько стоит песня - Алла Фёдоровна Бархоленко - Советская классическая проза
- Один день Ивана Денисовича - Александр Исаевич Солженицын - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский - Советская классическая проза
- Сельская учительница - Алексей Горбачев - Советская классическая проза
- Гуси-лебеди летят - Михаил Стельмах - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Счастье само не приходит - Григорий Терещенко - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза