дни, что он провёл после «демонстрации» после приезда Апостола, он провёл в проповедях перед народом, рассказывая им о том, как хорошо и радостно, что у них есть такой лидер. А Императора Рейха ему было приказано облить грязью и Давиан с пламенем в речах, и огнём в каждом слове выполнил указ. Он с самозабвеньем и лихостью распевал язвительные и гневные памфлеты в сторону Канцлера Империи, называя его «маразматиком», «гнусью» и «проклятой язвой на теле Земли».

– Но что мои слова? – шепчет юноша себе, в надежде разобраться, что им двигало на проповеди.

Ненависть к Канцлеру? Её давно перекрыла злоба иного рода, ибо не Рейх сотворил с Паулем то, что привело Давиана в ступор. Благодаря Форосу, который как-то не в меру разговорился, Давиан узнал, что Пауля подвергали самым страшным пыткам, морили голодом и жаждой, а затем и провели лоботомию и гипнопрограммирование, сделав из юноши покорного раба, счастливого приверженца всех идей Директории.

«Он теперь не человек, а машина, шестерня в социальном механизме» – повторяет Давиан.

Страх и желание скрыться? Юноша понимает, что, скорее всего именно эти чувства заставили его говорить столь пламенно, чтобы ни у кого не возникло подозрений в неверности его Директории. После того, что учудила толпа, Давиан стал опасаться того, что подобное могут сделать и с ним. Он искренне боится того дня, когда толпу фанатиков направят и против него.

Спустя три дня быт Улья вернулся в привычное русло. Люди – работают, молятся во славу духа коммунизма и его Апостола, а также прыгают с головой в простейшие развлечения – совокупляются, пьют до потери сознания, и смотрят единственный канал. Жалкий и убогий повседневный быт, смысл которого удовлетворить простейшие животные потребности – залог того, что народ будет лоялен Партии и станет рабом самому себе, а равно то же самой партийной организации, которая проводит единство

Даже выходя сегодня из Холла, Давиан застал картину, как не менее тридцати человек вместе с пятью механическими андройдами, смахивающими на людей, сплелись в единой пьяной оргии, «тем самым показывая свою равенство и отвержение от всех буржуазных принципов пуританской морали».

«Холл… сота… улица, квартал, улей, район, коммуна, вся Директория. Всё это повязано единым стремлением и бытом людей – воздавать хвалу партийному кумиру и искать развлечение в алкоголе и беспорядочном совокуплении. Инстинкт размножения вытравлен, стремление к искусству – выбито, желание творить – изъято, воля к созданию семьи – поменяна на коллективизм. Действительно, а зачем деталям в механизме что-то иное?» – ужаснулся Давиан.

Парень ощущает, как страх медленно его пробирает, как ужас от того, что несколько сотен миллионов человек на участке Земли, которая отдана Директории Коммун, связаны единой волей и равным, абсолютно равным бытом, который представляет собой убийственную помесь низкосортной забавы и партийного идолопоклонства, притравленного духом идеологии.

«А храмы, проповеди, гобелены, архитектура» – пытается оправдать Директорию Давиан, в надежде найти в ней что-нибудь, что сказало бы о том, что эта страна полна культуры и хоть чего-то светлого.

Однако сию секунду Давиан вспоминает, что тут нет ни культуры, ни искусства, а есть только «политическая необходимость». Если необходимо нарисовать картину, то полотнище будет посвящено Партии или идее «общности коммунального народа», а его образ будет срисован с сотни и тысячи таких же. Если необходимо будет написать песни и стихи, книги или статьи, то каждое слово в них, каждая строчка будет полыхать жарким огнём идейного язычества. А само слово, которым будет изложена пламенная речь, будет вторить тысячам таким же.

«Лишь подобие искусства и культуры» – разочаровался Давиан, подняв голову и увидев, что его окружает.

Улицы в этом месте Улья узки, чем-то напоминают улочки старых итальянских городов – такие же маленькие и скрыты в тени гротескно нависающих построек. Стены, безликие и мрачные, зданий пышут ходом и неприветливостью, аж мороз и мрак пробирают до самых глубин души. И всюду попадаются плакаты. Глаза, горящие огнями адских углей, лидеров Партии смотрят, неустанно, прямо в душу, вызывают кипящее чувство страха. Стяги и флаги измараны символикой и предостережениями. «Не сотвори себе партии иной, ибо есть только ода истинная – Великая Коммунистическая». «Да пребудут с тобой мудрость и ум Маркса и Энгельса – пророков первокоммунистических». «Почитай Партию и общество».

– Проклятье, – шёпотом выругался парень, минуя эти самые флаги и стяги, которые прорезали сознание лозунгами и призывами, сквозь монохромную бесцветную бытность.

Едва ли всё это можно назвать воплощением человеческой натуры в искусстве. Это его подобие, продукт, который используется для создания атмосферы плавления, душевного жара, который необходим, чтобы сплавить народ в единую массу, мешанину. А так намного легче управлять толпой, когда она не что иное, как массивное образование.

Ноги несут Давиана прочь от всего этого. Он улочка за улочкой, переулок за переулком юркнул в небольшой поворот и вскрылся с глаз тысячи камер и ушёл прочь от вездесущего ока общественности.

Здесь он может наконец-то отдохнуть от идей, к которым раньше питал неистовую любовь. В этом месте его дух умиротворялся, а сознание приходило в порядок, освободившись от ежесекундного гнёта народного контроля.

Давиан шагает по длинному тоннелю, идя прямиком навстречу острому свету, что влечёт подобно фонарному столбу мотыльков и мошек. Ещё пару метров парень миновал и яркий свет рассеялся, даруя обозрению прекрасное и практически забытое место, что делает пребывание здесь ещё милее. Местность, совершенно небольшая, метров пять на пять, ужата малоэтажными постройками, обращёнными сюда торцами, лишёнными окон. Тут, в тени невысокого дерева, спрятанного крышами домов, настигает приятное ощущение свободы и лёгкости.

– Вот ты где, – не боясь быть услышанным, Давиан сказал в полный голос, когда увидел небольшую лавочку.

Юноша присел на старенькие деревянные выцветшие доски и скинул вуаль капюшона с лица, давая себе увидеть прикрасы этого места в полную силу. Дерево, сбросившее листву и выстлавшее ковёр жёлтых листьев, у подножья совсем не качается, стоит мирно и тихо. Кустарники у стен скрыли подножья зданий причудливой мишурой веток.

– Как же тут тихо и спокойно.

Давиан не стесняется здесь говорить самим с собой. Он рад, что вчера, во время прогулки ему это место показала Юлия. Бедная девушка после адской демонстрации долго скиталась по Улью, не зная, куда податься, чтобы спрятаться от всевидящих тысячи глаз народного контроля и однажды попросту забрела сюда, чисто случайно. Скорее всего, это место раньше использовалось для партийных собраний и народных голосований, сила решений которых не более чем улица. Но не теперь. Ныне место это освобождено от тлетворного влияния Директории Коммун, поскольку попросту забыто ею. Вот так

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 94

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос бесплатно.

Похожие на Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос книги

Дорогой скорби: крушение Ордена - Степан Витальевич Кирнос - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Периодические издания
Поражающий фактор. Трилогия (СИ) - Михаил Гвор - Социально-психологическая
Ультиматум [сборник] - Василий Головачев - Боевая фантастика
Путь в тысячу ли (цикл) - Степан Вартанов - Социально-психологическая
РОЗА И ЧЕРВЬ - Роберт Ибатуллин - Социально-психологическая
Русская фантастика 2008 - Юрий Нестеренко - Боевая фантастика
Терион. Сага о чести и долге - Александр Кипчаков - Боевая фантастика
На осколках чести - Роман Куликов - Боевая фантастика
Правосудие королей - Ричард Суон - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Фэнтези
Мечник из забытой земли - Пол Андерсон - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Фэнтези

Оставить комментарий