Чутье говорило ей, что она не ошибается. Боль есть боль и в той или иной степени свойственна любому человеку. Никакой народ или человек не может избежать ее.
Пира незаметно внимательно разглядывала фальконера. Действительно ли этот человек так спокойно воспринял новость? Или испытывал такой ужас, что боялся поддаться малейшему проявлению чувств, чтобы не выдать себя?
— Прости, капитан, но я должна попросить тебя об услуге. Леди Уна помнит, что ты спасал ее от камня, и боится, что при этом пострадал сам. И этот страх может помешать ее выздоровлению.
Тарлах выпрямился.
— Мое присутствие поможет?
— Да. Чем скорее она перестанет волноваться, тем лучше. Тебе не нужно оставаться долго. При таком серьезном ранении это вообще непозволительно.
— Идем, — отрезал он. — Мы тратим время.
К этому времени наемник уже хорошо знал дорогу к лазарету, хотя при первом посещении был рад присутствию проводника. Внутри обманчиво простого здания, как и во всех остальных сооружениях Лормта, находился настоящий лабиринт коридоров и переходов. Требуется длительное знакомство с этим древним городом, прежде чем можно было не опасаться заблудиться, по крайней мере, временно, в его извилистых коридорах.
Аден ответила на стук своей подруги. Она перевела взгляд с Пиры на фальконера и одобрительно кивнула.
— Прекрасно. Я сама бы утром послала за тобой, птичий воин, но так, вероятно, лучше. Заходи.
— Леди крепости, наверно, захочет поговорить с ним наедине, — сразу же сообразила Пира. — Дела Морской Крепости нас не касаются.
Целительница Лормта поколебалась, потом сдалась.
— Ты права. Хорошо, птичий воин, но предупреди ее, что у вас только несколько минут. Она еще не в состоянии по-настоящему заниматься делами.
Когда капитан вошел в слабо освещенную комнату, в которой лежала леди долины, у него гулко стучало сердце.
Он остановился у двери. Уна сидела, опираясь на подушки. Она была очень бледна и так похудела, что ее изумрудные глаза казались огромными. Но, увидя его, она ослепительно улыбнулась.
— Тарлах, — прошептала Уна.
Он двумя шагами приблизился к постели и сел на стул, стараясь не касаться женщины, чтобы не повредить ей. Прикоснулся пальцами к ее прекрасной щеке и отвел их.
— Мне так много хотелось тебе сказать, — хрипло произнес он, — а теперь я не нахожу слов.
— Слова не нужны. Пира рассказала мне, что ты сделал для меня. — Она смотрела ему в лицо, вернее на ту часть, которая видна из-под шлема: он не решался снять его, опасаясь появления целительниц. Даже и так заметно было, как он осунулся, и у Уны сжалось сердце: ведь она виновата в этом.
«Но это в прошлом, — убеждала она себя, — сейчас Тарлах здоров». И Уна испытала новый страх. Она не одна могла пострадать тогда от камня.
— Был ли еще кто-нибудь ранен? — с тревогой спросила она.
— Нет. Кроме тебя, всем остальным повезло.
— Как Брейвери?
— Очень скучает по тебе. Не хотела даже присесть, пока я не достал из седельной сумки твое платье и не постелил ей. Твой запах успокоил ее.
— Бедняжка!
— Но сейчас она устроилась хорошо. Бросающего Вызов Буре тут побаиваются, а она со всеми перезнакомилась и подружилась.
Женщина кивнула. Так и должно быть. Брейвери — спокойная кошка, она всегда рада вниманию и должна понравиться и престарелым ученым Лормта, и их молодым помощникам.
Тарлах улыбнулся.
— Большинство, я думаю, хотели бы предостеречь Брейвери от моего общества. — Он негромко рассмеялся, видя, как омрачилось ее лицо. — Вряд ли кто-нибудь считает меня очень плохим, просто я для них слишком свиреп. Теперь, когда ты к нам вернулась, ей, вероятно, позволят проводить часть дня здесь.
— Очень хочу этого! — Уна поудобнее устроилась на подушках. — Как продвигается твой поиск?
— Я еще не возобновил его. — Видя, что она нахмурилась, он поторопился добавить: — Первые сутки я проспал, а потом был занят со своими товарищами. Они недавно уехали.
— Ваши фальконерские обычаи обременительны для старших офицеров, — сухо заметила она.
— Иногда, — признал он, — хотя в данном случае я был рад, что у меня есть чем заняться.
— Наверно, хорошо, что ты задержался. Теперь я смогу помогать тебе, как мы и планировали.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Женщина, ты в своем уме? Неужели ты воображаешь, что я позволю…
— Я могу читать в постели не хуже, чем за столом, и мне станет лучше, когда появится конкретное дело. Лежать и бездельничать, раздражаясь — это не принесет мне пользы.
— Посмотрим, что скажут твои целительницы.
Уна из Морской Крепости рассмеялась.
— Это, птичий воин, трусливое бегство!
Он собирался ответить, но ему помешал стук в дверь. Повернувшись, Тарлах увидел, что в комнату вошла женщина, которая боролась за жизнь Уны.
— Прости, миледи, — прервала их беседу Аден, всматриваясь в лицо пациентки, не переутомилась ли она, — но теперь ты должна отдохнуть. Тебе нельзя переутомляться.
Тарлах встал и, отдав владелице долины полагающееся приветствие, вышел из комнаты с легким сердцем.
Глава четвертая
Фальконер вскоре после рассвета направился в читальный зал, который указала Аден. Несмотря на то, что оба не спали всю ночь, Аден была уже там.
Эта комната напоминала многие другие такие же — и не только в зданиях Лормта, но и в его толстых стенах. В центре несколько прямоугольных столов, достаточно больших; чтобы на них помещались огромные тома, свитки и материал, необходимый для их копирования или ремонта. Стулья удобные, они сконструированы так, чтобы на них можно было, не уставая, проводить долгие часы. Свет проходил через длинные узкие окна в правой стене, а также горели свечи в многочисленных тяжелых широких подсвечниках: такие подсвечники трудно случайно уронить или пролить с них воск на драгоценные рукописи.
Вдоль стен от пола до потолка устроены полки с рядами книг и свитков. Некоторые тома переплетены в яркую новую кожу, другие свидетельствовали о глубокой древности.
Тарлах в отчаянии покачал головой. Это всего лишь одна комната, да и предназначенная для работы в ней людей, а не как книгохранилище. Как много материалов, как много знаний на самом деле хранится в Лормте? Видя это, Тарлах вполне осознал слова Квена о том, что его люди даже не каталогизировали все, чем владеют, особенно те записи, которые обнаружились после Поворота. Забота о сохранности рукописей занимает большую часть времени ученых, тех, кто может внести свой вклад в дела общины. Не все на это способны. Возраст в большей или меньшей степени сказывается на уме и возможностях самых пожилых. К ним относятся с уважением и добротой, поручают легкие дела, чтобы они не считали себя бесполезными, но в действительности они мало чем способны помочь товарищам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
