class="p1">Эдвальд отрядил к крепости пять десятков миррдаэнских головорезов с осадными крюками, и те без труда взяли её. Верного Эркенвальдам ригенского рыцаря, казнил сир Гильям Фолтрейн, трактир островитяне разграбили и сожгли.
Похожая судьба наверняка ждала бы и нынешний гарнизон, если бы ему не велели оставить крепость, вот только Сфорца почему-то упорно не хотел этого признавать. В конце концов, как бы безумен ни был Эдвальд, он не станет разбрасываться военной силой. Или же аккантиец не желает верить именно словам Таринора? Подозревает его в чём-то после того, что тот сделал?
Не то, чтобы наёмник ожидал какого-то особого расположения от кондотьера, но… Да нет, чёрт возьми, ожидал. Отправившись во вражескую крепость в одиночку, он сохранил жизни многих людей. Неужели Сфорца так взъелся, потому что не услышал того, чего хотел? Быть может, он не такой уж умудрённый опытом командир, как о нём говорят?
Стоило Таринору сделать несколько шагов от шатра, как его окликнул знакомый голос:
— Сир Таринор!
К счастью, голос не принадлежал никому из тех, кто был в шатре. Наёмник обернулся и увидел Дэйна Кавигера, уверенно шагающего к нему.
— Думал, вы пробудете там дольше, — добавил он.
— Сфорца скорчил недовольную мину и велел уйти. В любом случае, мне ему больше рассказать нечего. Разведчики прочесали Око вдоль и поперёк, но ничего не нашли. Не пойму, что Сфорца хочет услышать от меня. Что в башенную стену вмурован маг-самоубийца с бочкой крови земли, которая рванёт, как только командиры окажутся внутри?
— Думаете, Эдвальд на такое способен?
— Просто чушь, что пришла в голову… Хотя я бы не удивился. Неспроста же он сгоняет в столицу магов со всей округи… И прошу, зови меня по имени. Не хочу чувствовать себя старше, чем есть.
— Хорошо, тогда перейду сразу к делу… — проговорил Кавигер и, набрав воздуха, негромко выдавил из себя: — Научи меня сражаться левой рукой.
— Вот как? — усмехнулся Таринор. — От кого узнал?
— От людей Таммаренов. Говорят, ты держишь кружку левой.
— Эх, — наёмник хлопнул себя по лбу. — Тут я, конечно, прогадал. Теперь со мной в карты играть не сядут. «Лукавая рука оставит в дураках». И зачем только Кальдор раскрыл мою леворукость?..
— Кальдор… Моэн? — глаза Кавигера округлились.
— Ага, он самый. Ну, если хочешь, я тебе потом расскажу. Мне б сейчас к себе вернуться, пожевать что-нибудь. Чёртов Сфорца выдернул меня прямо с ужина… А вот как перекушу, могу и дать пару уроков.
— Нет. Лучше… Лучше встретимся, когда совсем стемнеет. Не хочу, чтобы меня кто-то видел. Приходи к шатру её высочества, когда будешь готов. Я всё время там.
Сказав это, Дэйн Кавигер зашагал прочь. Таринор же, пожав плечами, направился к своей палатке.
Вернувшись, наёмник взглянул на заботливо оставленную ему снедь и вздохнул по подарку от Сфорца. Несмотря на все старания растянуть остатки деликатесов на последующие дни, закончились они даже быстрее, чем серебро Тогмура. Маркитанты драли втридорога, а северянин в последние дни каждый вечер покупал там снедь с выпивкой и наведывался к своим новым аккантийским приятелям, чьи имена Таринор никак не мог запомнить.
— Или вы сегодня на редкость щедры, или солонина успела подтухнуть, — усмехнулся наёмник, глядя на едва ли наполовину опустевший котелок с чечевичной похлёбкой.
— Не, — махнул рукой Игнат, — со снедью всё в порядке. А вот Тогмур приуныл. Ну, сам расскажешь или мне придётся?
Северянин прокряхтел что-то и поднял взгляд на Таринора:
— Да я сегодня как обычно пошёл к Карло и Доминико, а серебро-то кончилось ещё вчера. Ну, я этих оглоедов кормил-поил несколько дней к ряду, думаю, теперь их черёд пришёл. А они глаза свои бесстыжие нахмурили, руками замахали…
— Вместе с деньгами кончилась и дружба, — многозначительно поднял палец Игнат.
— Угу. И так обидно за себя дурака стало, что даже в рыло им не дал.
— Хочешь, дадим? — оживился Таринор. — Мне вдруг захотелось от души съездить по какой-нибудь аккантийской морде…
— Да ну их, — буркнул Тогмур. — Я и сам хорош. Лучше отдохну и поем похлёбки, пока Игнат не вычерпал оттуда всю солонину. И как в тебя столько влазит. Тощий же, как щепка…
— Это всё внутренний огонь, — маг похлопал себя по животу. — Да и что делать, если ты каждый вечер вместо ужина с теми засранцами пропадал? Не выливать же. Я ещё с дракентальских улиц так привык, что хуже нет поступка, чем еду выкидывать. Когда на площади кого-нибудь казнили, его местные гнилой капустой закидывали, а мы с ребятами недоумевали: как она у них сгнивать умудряется? Мы б даже с одного кочана столько похлёбки наварили…
— Вряд ли они голодали как вы, — заметил Таринор.
— Эти точно. А для нас каждый кочан — чья-то спасённая от голодной смерти жизнь. Залезем, бывало, на крышу и смотрим, как в бедолагу в колодках летят десятки жизней. И так погано на душе становилось, что хоть плачь… Плесну-ка ещё похлёбки.
Солнце опустилось за горизонт, и над лагерем снова поднялась серая пелена от сотен костров. Таринор услышал знакомый звук хлопающих крыльев и взглянул вверх: белое пятнышко пронеслось над лагерем и растворилось в сумерках. «Как бы дыма не наглоталась. Или, может, воронью глотку не жалко?» — подумал наёмник, хмыкнув.
Он взглянул в котелок, где густой похлёбки оставалось ровно на одну плошку и вздохнул. «Нет, иначе Миране не останется. Было бы досадно уморить голодом последнего представителя дома Рейнаров. Во всяком случае, из тех, что хотя бы иногда бывают в человеческой форме. Интересно, сохраняется ли за Дерианом-драконом право первородства на управление Долиной?»
Таринор представил, как тычет в драконью морду договором с подписью Алистера Рейнара, и ему стало смешно. В этот самый момент он заметил, что к их палатке кто-то быстро приближается, и вскоре пляшущее пламя костра осветило невысокую фигуру Тиберия. Он нервно теребил рукав, переступал с ноги на ногу и несколько секунд не решался заговорить, пока Таринор со вздохом не спросил сам:
— Ну чего там? Теперь патриарх хочет проверить, не научился ли я читать мысли короля на расстоянии в… сколько там до столицы осталось? Полсотни миль или больше? Или опять Сфорца?
— Нет, — ответил аэтиец. — Шатёр сеньора Сфорца переносят в крепость. Он послал разведчиков во второй раз и, кажется, его убедили, что там
