сможешь протянуть? – отстраняюсь и смотрю в его сумасшедший взгляд. – Без кафоликона. Я буду продолжать размешивать его содержимое в какой-нибудь порции еды, и тебе придется съесть её в таком случае всю. Ты не почувствуешь его вкус и не узнаешь, когда и где именно он будет, ведь ты потеряла всякий ориентир во времени.
Сердце сжимается в груди, когда я осознаю все его слова.
– Да, Эйви. Это будет твой единственный шанс не обратится или не сдохнуть. Мне интересно, как далеко ты готова зайти.
Дэрил ещё некоторое время смотрит, после забирает оставшийся суп и уходит.
Меня трясет ещё сильнее.
Запах преследует, тошнота возвращается волнами, но я цепляюсь за остатки здравого рассудка.
Я не смогу отказаться от еды, даже если буду знать, что он подмешал туда останки моей знакомой. Не смогу ли?
Мысль о том, что я проглочу случайно частицу Сюзанны или другого человека, а также бульон из их частей тела, чтобы не превратиться в монстра, вызывает новый приступ рвоты. Я корчусь на полу, пытаясь выплюнуть горечь, но она остается. Это не только вкус, но и осознание моей беспомощности.
Нет. Я не могу…
Или могу?
Не знаю. Сворачиваюсь в кокон прямо на полу рядом с собственной рвотой и просто смотрю в одну точку.
***
У меня стоят уже три пластиковых тарелки с едой, к которой я так и не прикоснулась. Возможно, где-то в них есть кафоликон, который я отказываюсь принимать.
Я просто думаю и представляю, как это готовилось. Стоит говорить, что мне становится ещё хуже?
Не могу.
Я не могу заставить себя съесть это.
Мысли возвращаются к пожирателям, и я представляю, что могу стать такой же тварью. Могу обратиться в любой момент, если так и не сделаю этого.
Внутри всё ломается, когда я думаю об этом.
Не хочу.
Я не хочу становится пожирателем. Лучше уж просто умереть. Если бы я была уверена в том, что меня ждет смерть, то… вероятно, я бы так и не притронулась к еде. А так? Что чувствует человек, обращаясь? И чувствует ли? Мне известно, что он уже к тому моменту мертв, но я не хочу, чтобы моё тело даже после моей смерти продолжало функционировать. Только не пожиратель, всё, что угодно… Но не обращение в эту тварь.
Прикрываю глаза и качаю головой.
– Ты должна съесть это, мышка.
– Не могу, – шепчу два слова, хотя Ашера здесь и вовсе нет.
– Знаю. Думай о брате, Эйвери.
Усмехаюсь, только на это и остаются силы, понимая, что… всё. Сколько уже прошло? Сколько Дэрил меня мучает? Кажется, что вечность.
Я уже не тешу себя надеждами на прекрасное будущее. И не верю, что мне удастся сбежать.
Мне больше не удастся увидеться с собственным братом. Если только в собственных воспоминаниях, но не в реальности. Я знаю это. И Ашер, сидящий в моей голове, теперь тоже.
А без Тоби я не справлюсь… Он, хоть и младше меня, но Тоби моя опора. Мы всегда были друг у друга, всегда заботились с самых ранних лет, когда он только едва начал говорить.
Без Тоби всё это не имеет никакого смысла.
Но и пожирателем я не хочу становиться. Лучше просто умереть… Однако, я не смогу себе свернуть шею. Не только по той причине, что сил не хватит, но и духа. Повеситься на цепи? Тоже. Я слаба для этого.
– Тогда ешь, – велит ликтор. – Ешь, если не желаешь обращаться. А после, как будет…
– Знаю, – шепчу я, обрывая его на полуслове. Прекрасно знаю, что он хотел сказать.
Я подношу дрожащую руку к пластиковой ложке и сжимаю её, зачерпывая лишь раз только жидкость поначалу. Подношу ко рту и смотрю на содержимое, впервые чувствуя запах чего-то тухлого.
Меня мутит, но я терплю.
Закрываю глаза и ем, после повторяю так несколько раз, начиная давиться, ощущая рвотные позывы и слёзы, стекающие одна за другой.
Когда съедаю половину, то вынимаю из тарелки части тела, что попадаются и выкидываю их.
Давлюсь уже собственными слезами.
Внутри лишь тошнотворный привкус гниения, застрявший в горле, и обжигающее ощущение унижения, разлившееся по всему телу.
Каждая ложка – это пытка, каждое движение – борьба. Борьба с собственным отвращением, с желанием выплюнуть всё обратно, с желанием закричать.
Мои руки трясутся все сильнее, ложка выскальзывает, падая на пол.
Я пытаюсь сглотнуть в очередной раз, но не могу. Ком в горле не дает мне дышать. Кажется, будто меня душат изнутри.
Соленые слезы смешиваются с противным вкусом во рту, создавая адскую смесь, от которой хочется бежать без оглядки.
Убираю эту уже опустевшую тарелку и повторяю так с двумя оставшимися, поднимая ложку.
Каждый раз подавляю в себе приступ рвоты, стараясь это запить водой, что тоже успела накопиться.
Когда заканчиваю, то перед глазами мелькают темные пятна. Меня трясет. Я чувствую себя грязной, оскверненной и сломленной.
Глава 24
Каждый раз, когда мне приносят новую порцию еды, то я молюсь. Знаю, что никто не услышит мои молитвы, однако продолжаю это делать. Прошу прощения, что совершаю это. После – ем, стараясь сделать это, как можно быстрее.
Дэрил приходит иногда и смеется, говоря, что и не сомневался во мне. Что я его не разочаровываю.
Я не обращаю более внимания на него, и это иногда злит его сильнее. Он выбивает из меня последние силы, последние крохи сопротивления, и это работает.
Мужчина наслаждается моей слабостью, смакует каждую мою неудачу. Его смех – это как лезвие, которое медленно режет мою душу.
Мой разум затуманивается, а тело становится все более вялым. Я превращаюсь в тень самой себя, в пустую оболочку, лишенную воли и желаний.
Пытки так и не прекращаются, и всё чаще во время них я просто отключаюсь. Не физически, нет, мои глаза по-прежнему остаются в такие моменты открыты, но мыслями я нахожусь не там. Где? Не знаю. Просто где-то… где нет боли, страха и всего этого.
Меня так и не выводят отсюда. Ещё ни разу. Дэрил сам приходит с плетью, заставляя своих людей перед этим раздеть меня, разорвать всю одежду, чтобы я осталась нагой.
Он бьет меня этой плетью. И не только по спине, как было раньше, а по всему остальному телу, наслаждаясь каждым ударом. После каждой порции боли, я возвращаюсь в себя, но это лишь мгновение перед следующим ударом.
Его сестра, Селин, часто наблюдает за всем со стороны. Она специально приносит для этого стул и садится на
