Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дед тяжело помирал — не хотелось.
Комкал пижаму в лиловой руке.
Слово какое-то долго вертелось
На онемевшем его языке.
Как он давился его составными!
Но ни промолвить, ни выхрипеть — нет!
Что там рождалось? Раскаянье? Имя?
Жалоба, может, а может — совет?
Кто нам наврал, что глаза — говорящи?
Стонут глаза, умоляют, зовут.
Слово — в его оболочке звучащей
Деду хотелось успеть еще тут .
Нет! Оторвавшись от ткани измятой,
Пальцы уже не осилили жест.
Всё заглушил и замял виноватый
Плачущих родичей траурный съезд.
Солнце на трубах серебряных стыло,
Зимние листья ручьями несло.
Слово — оно не хотело в могилу,
Мертвые губы кривило и жгло.
И, атеист, я взмолился украдкой:
Господи! Так ли умру, от свинца ль —
Только позволь мне уйти без загадки,
Дай досказать, что хочу, до конца!
18 января 1980
* *
*
Поплакать в добрые ладони,
Как надоела колея,
Как треплет ветер на перроне
Газет промасленных края,
Как был талант — теперь уж нету,
Как был я добр — да вышел весь,
Как я устал держать планету,
А ты опять уедешь в шесть.
12 февраля 1981
* *
*
До конца открыта даль
Театрального романа.
Жмет таперша на педаль,
Раня ухо меломана.
А сюжет скрипит, как воз,
Рассыпаясь по дороге.
Настоящих только слёз
Не случилось бы в итоге.
18 февраля 1981
* *
*
Не жди от женщины беды,
Не суетись, не лги.
Не торопись воздвигнуть льды,
Укоротить шаги.
Теряешь сладко и светло,
Находишь второпях.
Тебя ли, желчного, несло
На ласковых волнах?
И все же жесты жестам — рознь.
Спокойное “не тронь”
Тебе вонзается, как гвоздь,
В спешащую ладонь.
Еще и “вы” лишь в мыслях “ты”,
А жизнь — к ногам, к ногам.
И за мгновеньем немоты
Всеобщей — гром и гам.
Но солнца тусклую юлу
Запустит новый день,
Оставив шпильки на полу
Да на бумаге тень.
1 декабря 1981
* *
*
Рождается новый мотив
В совсем захиревшем сюжете.
Поводья едва отпустив,
Связали из них себе сети.
Форель же, пробившая лед,
В сетях оказалась и плачет.
Ответа никто не дает
На множество “что это значит”.
Добраться до детского рта,
Чтоб слову опять не явиться,
Чтоб там — чистота, немота,
И незачем, нечем делиться.
8 — 9 ноября 1982
* *
*
Трижды виделись мы в кошачьем месяце.
Трогательно белела шея,
Гуще высыпали веснушки на голом локте.
Но ты была не в духе,
И я казался себе твоей ошибкой —
Маленькой, сидящей на краешке стула,
Как муха на краешке блюдца.
30 марта 1983
* *
*
Такой вот: краснеющий тут и там,
Погудку бубнящий одну и ту же,
Я в Нижний, как будто к святым местам,
Хочу побрести по дождю и стуже.
Там тоже не лето, там лязг и лед,
Но есть удивительный дом в овраге,
Где время обманывать устает,
Где лёту его не хватает тяги.
Я здесь, привалившись к стене, сижу,
Старательно прячу грешки и рожки,
Но времени окись, заразу, ржу
Снимает с меня, как ножом с картошки.
И, ежась и пыжась, башкой крутя,
Я собственной кожей дышу и пышу,
Молюсь, чтобы снова, грехи спустя,
Вползти разрешили под эту крышу.
22 ноября 1985
* *
*
По “всем дорогам, ведущим в Рим”,
Мы, убогие, ходим редко.
Тихо маленький хлеб творим,
Брезгуя каждым римским объедком.
В Риме мрамор и медь (я сказал на четыре “м”),
Каждый третий солдатик — обученный вами варвар.
Я сначала свинцом ваш кишечник дотла проем
И в провинции дальней построю Гарвард.
7 мая 1998
* *
*
Просыпаешься от тоски
Но среди поредевшей тьмы
Кто-то мне рассказал, что мы
На господних весах легки
[Весна — лето 2008;
найдено в последних бумагах]
Завоевание Индии
Мираж
I
В 1713 году из Хивы в Астрахань приехал некий Ходжа Нефес, который, скоро сошедшись с комендантом Астрахани князем Самановым — авантюристом, крещеным персом из Гиляна, поведал ему о плане овладения Хивою, который он хочет предложить русскому царю: для этого, открыл он секрет, достаточно повернуть реку Аму-Дарью в старое русло, в Каспий, куда она и изливалась до тех пор, пока хивинцы, испугавшись бесчинств на море казаков Разина, не перегородили старое русло плотиной и не пустили реку в Арал. Также поведал он о золотом песке, который будто бы добывается при Аму-Дарье. Честолюбие Саманова запылало золотым огнем, и он немедля решился препроводить Нефеса в Санкт-Петербург, так и не выяснив толком, какое место занимает тот в Хивинском ханстве и с какой стати предлагает его русскому царю в качестве трофея.
Жизнь Хивы и Бухары — узбекских ханств, оставшихся от грандиозной империи Тамерлана, всегда была скрытой и полной интриг; мало того что эти ханства враждовали друг с другом, они вдобавок окружены были ордами подвластных им кочевников, киргиз-кайсаков, которые служили им охранительной оболочкой.
По происхождению Ходжа Нефес был туркмен. Туркмены в то время широко расселились в Средней Азии, они были союзниками Хивы и играли определенную роль при дворе. Ходжа Нефес мог быть посланцем правящего хивинского хана, который, зная о шаткости своего положения и о заговоре, грозившем не только его власти, но и жизни, пытался привлечь русского царя, чтобы сохранить престол. Хану не у кого было заручиться поддержкой, кроме русского царя, в подданство которого он однажды просился и благорасположением которого заручался, имея по крайней мере своего посла, Ашур-бека, в Санкт-Петербурге. Во всяком случае Нефес, призывая русских, преследовал какие-то очень конкретные, одному ему ведомые цели, о которых недалекий Саманов ничего не знал.
В Санкт-Петербурге Ходжа Нефес очень кстати сведен был с любимцем царя, князем Александром Бековичем-Черкасским. Бекович был родом из Кабарды, но, крестившись, принял княжеский титул. К тому же Бекович воспитывался в доме «дядьки» Петра, князя Бориса Алексеевича Голицына, и был женат на его дочери, и хотя к интересующему нас времени Голицын уже давно впал в немилость и доживал последний год жизни в монастыре, князь Бекович, молодой поручик лейб-гвардии Преображенского полка, в числе многих дворянских детей ездивший за границу обучаться морскому делу, по-прежнему был в фаворе у царя. Так состоялось свидание Ходжи Нефеса с Петром. Ходжа завлекал царя верноподданническими уверениями и золотым песком, не подозревая, что наибольшее впечатление произвели на Петра слова о перекрытом русле Аму-Дарьи и возможности повернуть ее обратно в Каспий, а следовательно, имея флот, проникнуть вглубь Азии, может быть — и к далекой Индии.
Как нередко бывает в подобных случаях, все тут стало подбираться одно к одному: явился рапорт сибирского губернатора князя Гагарина, что в Малой Бухарии, при городе Иркети (теперешний Яркенд в Китайском Туркестане), тоже найден золотой песок и он, князь Гагарин, готов выслать отряд из Тобольска, который бы, следуя на дощаниках по Иртышу, достиг Ямышева озера, построил здесь крепость, а другую на Балхаше… И хотя от Хивы до Балхаша — полторы тысячи километров, а от Балхаша до Яркенда — еще девятьсот, бывают минуты, когда все это не идет в расчет, царь загорелся, благо направление было одно — юго-восток, на Индию, и дал добро на обе экспедиции. Тогда же, обласкав хивинского посла Ашур-бека и отослав его в Хиву с подарками хану (6 пушек с порохом и снарядами), велел добраться до Индии и привезти ему в подарок барсов и попугаев. Новая затея определенно нравилась царю: теперь, как европейский государь, он тоже мог поучаствовать в розыгрыше мирового кубка под названием «Индия», в борьбу за который уже вступили Португалия, Голландия, Англия и Франция.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Сборник рассказов - Марина Степнова - Современная проза
- Снег - Максанс Фермин - Современная проза
- Поздно. Темно. Далеко - Гарри Гордон - Современная проза
- Все рассказы - Марина Степнова - Современная проза
- Тигр, светло горящий - Трейси Шевалье - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Сны Флобера - Александр Белых - Современная проза