Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орлов молча и задумчиво лежал на диване.
— Так ты думаешь, — проговорил он спустя некоторое время, — что опасность существует действительно? Что этому безумцу действительно удастся вызвать восстание среди шлиссельбургского гарнизона и освободить узника?
— Василий Мирович пользуется огромным влиянием, — ответил Ушаков, — он сострадателен и щедр и не обращает внимания на мелкие проступки солдат; те обожают его и слепо верят ему. Им не известно, кто заключен в каземате крепости; и если Мирович скажет им, что они стерегут потомка Петра Великого, который уже в колыбели был императором, то ему будет нетрудно разжечь их и заставить пойти на самое отчаянное предприятие. Он обещает наградить всех щедро, если предприятие удастся, и я считаю этот план выполнимым. И опасность, по моему мнению, будет велика, если Иоанн Антонович будет выпущен на свободу и покажется народу. Поэтому я прошу вас, ваша светлость, как можно скорее удалить Мировича; до сих пор он еще ничего преступного не сделал, за мысли же судить нельзя; для него будет высшей милостью, если воспрепятствовать ему при их осуществлении или хотя бы даже при попытке к этому.
— Нет, — сказал Орлов, — это было бы глупо; в другом месте он может быть опаснее, чем там, где его знают и где за ним, наблюдают.
— Ваша светлость, — снова начал Ушаков, — если вы довольны моею службою, то дайте приказ об аресте Мировича, чтобы я мог остановить этого несчастного при его первой попытке привести в исполнение задуманный план.
— Нет, нет, — проговорил Орлов, по–видимому приводивший в порядок свои мысли, — нет, нет! Я тобою доволен, Павел Захарович, но столь важное дело я не могу поручить твоему усмотрению.
— Как будет угодно вам, ваша светлость! — произнес Ушаков, несколько уколотый отказом фельдцейхмейстера. — Но как должен я поступать? Осмелюсь просить вас, ваша светлость, дать мне определенные приказания и точные инструкции.
— Верно, верно, Павел Захарович, слушай же, — проговорил Орлов. — Пока тебе ничего не надо делать, наблюдай лишь за каждым шагом Мировича; постарайся снискать его доверие, чтобы он делился с тобою каждою своею мыслью.
— А я в свою очередь буду стремиться отговорить его от своего плана, — воскликнул Ушаков, — и доказывать ему всю несбыточность его мечтаний.
— Постой, Павел Захарович, это было бы неразумно, так как в таком случае он не стал бы больше доверять тебе. Наоборот, тебе следует соглашаться с ним, предоставить себя в его полное распоряжение — понимаешь? Он должен считать тебя своим единомышленником, своим товарищем, чтобы сообщать тебе все, что он собирается делать, ты будешь повиноваться и слепо исполнять все его поручения.
— О, ваша светлость, вы знаете, насколько я всегда готов служить вам и нашей всемилостивейшей государыне, но мне тяжело будет повиноваться Мировичу и его преступным замыслам; к тому же он всегда был моим другом и никогда ничего дурного не причинил мне. И потом, — прибавил офицер, бледнея, — если я на самом деле стану исполнять его поручения, не окажусь ли я его соучастником и не попаду ли тогда на эшафот?
— Как можешь попасть ты на эшафот, — возразил Орлов, — раз ты исполняешь мои поручения?
— А если вы, ваша светлость, забудете обо мне?
— Ты глуп, Павел Захарович, — проговорил Орлов, с насмешливой улыбкой взглядывая на возбужденное лицо Ушакова. — Да, ты глуп, потому что тебе приходят подобные мысли. Если бы я не хотел защищать тебя, то что мешает мне сейчас арестовать тебя, как соучастника Мировича, который, по твоему собственному признанию, разговаривал с тобою о своих преступных намерениях? Неужели ты думаешь, что кто‑нибудь потребует отчета от Григория Орлова, если он отчислит поручика Ушакова от Смоленского полка и пошлет в Сибирь?
Ушаков содрогнулся; он всем существом понял ужасающую истину слов Орлова и покорно склонил голову.
— Теперь ты видишь, — продолжал Орлов, — что тебе нужно буквально исполнять мои приказания, так как только я могу защитить тебя и вознести к почестям и богатству.
— Я буду исполнять все, что прикажете вы, ваша светлость, — глухим и дрожащим голосом проговорил Ушаков.
— Ты же в свою очередь будешь сообщать мне все, что замышляет Мирович. Понимаешь? Все! — Ни одна мелочь не должна ускользнуть от меня. Я позабочусь, чтобы ты регулярно доставлял сюда рапорты коменданта Шлиссельбургской крепости.
— Я забыл доложить вам, ваша светлость, — сказал Ушаков, — что Мирович помышляет приобрести здесь, в столице, в гвардейских казармах товарищей, чтобы, когда освобождение царственного узника совершится, немедленно же провозгласить его среди здешних солдат императором.
— Ей–Богу, этот маленький Мирович не так глуп, — воскликнул Орлов. — И есть у него надежда найти здесь поддержку?
— Он дал мне поручение, — проговорил Ушаков, — потолковать об этом с одним поручиком… артиллеристом Семеном Шевардевым.
— Сделай это, сделай! — воскликнул Орлов. — И скажи мне затем, чего ты достиг!
— Кроме того, Мирович дал мне еще письмо к актрисе Аделине Леметр, но оно чисто любовного содержания и не имеет никакого отношения к его замыслу.
— Как плохо знаешь ты свет! — возразил Орлов. — Дай сюда записку, мы посмотрим, о чем идет там речь; нити всех политических заговоров всегда находятся в руках женщин.
Ушаков передал графу письмо. Орлов при своей пылкой, дикой натуре вскрыл его без особых предосторожностей и медленно прочел.
— Он говорит о блестящей будущности и заклинает Аделину оставаться верной ему. Ты отдашь это письмо артисточке. Заставь ее написать ответ, но принеси его мне. Ты выкажешь готовность доставлять их корреспонденцию, но ни одно ее письмо не должно быть передано Мировичу: понимаешь?
— Точно так, ваша светлость! — ответил Ушаков.
Орлов снова запечатал письмо и затем отпустил Ушакова, подтвердив еще раз, что он должен выказать в этом деле всю свою ловкость.
— Все идет великолепно, — воскликнул он, когда офицер вышел из комнаты. — Этот Мирович — драгоценная находка, и счастье еще не оставило меня. Екатерина содрогается перед опасностью, которая появится столь близко от нее и которая могла бы угрожать ее престолу, если бы ее не спасла бдительность Григория Орлова; вместе с тем вскоре на далекой степной окраине вспыхнет бунт; с двух сторон поднимется на нее кровь Романовых, которую она лишила престола, и только один Григорий Орлов окажется в состоянии, благодаря своей отваге и сильной руке, защитить ее. Тогда Екатерина почувствует, поймет, что я необходим ей, чтобы ей остаться на троне!
Ушаков отправился к Аделине Леметр. Он застал красавицу в слезах, так как, несмотря на надежду, поданную императрицей, ей пришлось выслушать немало упреков от матери за самостоятельные действия. Старуха опасалась придворных интриг, а миллионы Фирулькина манили ее больше, чем все надежды, которые подавала императрица ее дочери. Тем не менее она не осмелилась не принять Ушакова, который передал дамам поклон от своего приятеля.
Ушаков, воспользовавшись минутной отлучкой старухи из комнаты, передал Аделине письмо Мировича и просил ее приготовить ответ, который он придет взять при ее возвращении с репетиции.
Слезы молодой актрисы быстро высохли, и ей пришлось сдерживать себя, чтобы не выказывать радости при матери.
Вскоре Ушаков распростился и под впечатлением дружелюбного приема отправился в артиллерийские казармы, где имел продолжительную беседу с поручиком Семеном Шевардевым, молодым офицером из старомосковской партии, которая с глухой ненавистью сносила царствование чужеземки–императрицы.
Уже первые намеки о задуманном плане Мировича были приняты Шевардевым с воодушевлением; он заявил, что может рассчитывать среди своих солдат на достаточное число приверженцев, которые увлекут за собой остальных; если же артиллерия признает Иоанна Антоновича императором, то никто не будет в состоянии оказать сопротивление, так как пред жерлами пушек отступят даже преданные императрице полки.
Печально и мрачно слушал Ушаков планы и надежды Шевардева. То была новая жертва, готовая погибнуть, благодаря его предательству. Он сам ужаснулся себе. Как ни Хладнокровно преследовал он до сих пор заманчивую цель, все же еще ни разу в жизни он не ставил на карту судьбы своих друзей. Но делать было нечего, он выдал себя Орлову, и ему пришлось бы погибнуть, если бы он вздумал оказать сопротивление могущественному царедворцу. Поэтому он заглушил голос совести и все более укреплялся в циническом мировоззрении, что жизнь есть борьба всех против всех за власть и наслаждение, что с каждой ступени, на которую хочешь подняться, сперва нужно свергнуть других и что завоеванное место приходится защищать от сотни других, столь же беспощадных конкурентов.
- Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич - Историческая проза
- Князь Серебряный - Алексей Константинович Толстой - Историческая проза
- Последний год - Алексей Новиков - Историческая проза
- Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой - Фритцше Клаус - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза