Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Мир узнал о путешествии Драйзера в основном благодаря его книге «Драйзер смотрит на Россию», изданной в 1928 году, которую Кеннел помогала редактировать. Этот по большей части спешно написанный, сбивчивый очерк был основан в том числе на материалах ВОКСа и освещал политические и социальные аспекты советской системы, к обсуждению которых автор был плохо подготовлен. Вернувшись в США, Драйзер уже не так махал кулаками и, работая затем над книгой, существенно приглушил критику советского строя.
В противоположность этой книге дневник Драйзера — замечательный документ, и по истории его создания, и по содержанию. Фактически основная его часть писалась в путешествии не кем-нибудь, а Кеннел, вечерами; по указанию Драйзера она сразу писала от первого лица, т.е. прямо за него. По возвращении в Америку Драйзер внес в записи Кеннел некоторые поправки, но в основном текста не изменил, рассыпав там и сям заметки и наблюдения от себя. Итак, Кеннел делала записи от лица Драйзера, зная, что они будут прочитаны человеком гораздо старше ее, чью магнетическую власть над собой она очень остро чувствовала. Хотя голоса и взгляды двух путешественников причудливо переплетались, позднейшие добавления Драйзера во многих случаях должны были «подправить» или смягчить впечатление, зафиксированное Кеннел. Дополнительная сложность состояла в том, что Кеннел, тогда еще проявляя лояльность к советской власти, передала некоторые части дневника (включая описание встречи Драйзера в гостиничном номере с оппозиционером Карлом Радеком) в ВОКС без ведома писателя{406}.
В цитируемых ниже пассажах позднейшие вставки Драйзера даются курсивом, а написанное Кеннел — обычным шрифтом.
Связь между Драйзером и Кеннел длилась два с половиной месяца, и в течение всего этого времени путешественники много раз подолгу и горячо спорили о недостатках и достоинствах американской и советской систем. 24 ноября 1927 года в Гранд-Отеле они встретились с Сергеем Динамовым, и Кеннел тем же вечером записала: «Я вступил в спор с Динамовым об индивидуализме, или, точнее, об интеллектуальной аристократии как антиподе правления масс». Драйзер добавил: «Слабый ум и сильный ум получили каждый свою обычную долю в споре… Против коммунизма с его принудительным равенством я выдвинул международный, благотворный капитализм, который, вполне возможно, достигнет тех же результатов»{407}.[34] Динамов, игравший основную роль в переводах работ Драйзера и ставший в 1930-х годах крупным чиновником в Иностранной комиссии Союза писателей, был одним из тех самых советских посредников, которые нередко разрывались между личным восхищением своим иностранным подопечным, с одной стороны, и необходимостью защищать советскую идеологическую ортодоксию, с другой.
По словам Кеннел, Динамов ожидал получить большое «удовольствие» от общения с американским писателем, творчество которого он так усердно изучал издалека, однако в беседе с Драйзером ему то и дело приходилось с трудом подыскивать английские слова для защиты идеологических догм. «При коммунизме Рокфеллер и Гэри будут получать столько же, сколько свинопас? Вы хотите низвести каждое человеческое существо до единого уровня», — обвинял Драйзер. Кеннел записала их спор в тайный личный дневник, который позже и процитировала в собственной книге: «Бедняга был совершенно измучен этим испытанием, но время от времени он (Сергей) порывался атаковать». В тот раз Динамов парировал: «Вы защищаете интеллектуальную аристократию от власти масс. Все, что вы слышите и видите в Советском Союзе, вас не научило ничему. Мне стыдно за вас, Драйзер»{408}. Личное восхищение Динамова великим писателем уступило место уверенности, что лицезрение советского мира должно «научить» иностранца многому.
Большая часть наблюдений Драйзера были проницательны и критичны. Он смог разглядеть живучесть социальной и культурной иерархий в советском обществе и государстве. Он не уставал сравнивать советское образование и идеологию с хорошо знакомым ему католическим вероучением и сетовал на заполняющее все вокруг серое единообразие, которое он объяснял советским «принудительным равенством». Другим попаданием в самую точку была его ремарка одному советскому журналисту, что СССР сначала должен решить проблему беспризорников, а уже потом тратить деньги на революцию за рубежом. К лаконичной записи Кеннел о «ленинских уголках» он добавил: «Я оцениваю численность статуй Ленина, населяющих Россию, как минимум в 80 000 000». Общаясь с Бухариным, так же как и с другими крупными или более мелкими советскими чиновниками, с которыми Каменева и ВОКС устраивали ему встречи, Драйзер всегда защищал США, причем запальчиво. Он спорил с Бухариным о том, сколько миллионов советских граждан действительно согласны с идеологическими целями советского государства или хотя бы просто понимают их, и о том, отличается ли СССР в своем насаждении коммунистической идеологии от любого другого «рационального деспотизма»{409}. Драйзер исправил запись Кеннел о своей встрече с директором завода «Красный треугольник»:
Поскольку он стал нападать на Америку, я дал обстоятельный ответ о бескорыстной работе ученых в Америке и успехах американских финансистов в создании индустрии… [и] о пожертвованиях богатых людей [своей] стране… «И возможно, следующим шагом, — добавил я, — будет советская система, и я уверен: если с этой системой познакомить американские массы, они примут ее»{410}.
Как можно предположить по этим неожиданным логическим скачкам, Драйзеру удалось провидеть своего рода просоветскую «теорию конвергенции», основанную на вере в прогрессивную природу советских модернизационных программ, однако тут же, на одном дыхании, он начинал бичевать русский национальный характер и поносить советское общество как азиатское, отсталое и безнадежно отличное от западного.
Но что же Кеннел? Даже начав пересматривать свое отношение к СССР в духе драйзеровского пренебрежения, она оказывала большое влияние на своего любовника и работодателя, снабжая его разнообразными аргументами в защиту коммунизма, которые он использовал в книге 1928 года и — в еще большей мере — в произведениях 1930-х годов{411}. Однако и до завершения путешествия по СССР Драйзер перемежал свои речи в защиту Америки панегириками социальному равенству советской системы. Мол, здесь, в отличие от Америки, нет взяточничества; партийные лидеры самоотверженно работают за небольшие деньги — по контрасту с американскими «пронырливыми святошами» или коррумпированной полицией, грабящей народ; «действительное положение в обществе» определяется здесь не богатством, а «умом или умением». Позже Кеннел вспоминала об их нескончаемых спорах: «У меня было чувство, что он спорит с самим собой, а не со мной»{412}.
Визит Драйзера высвечивает те характерные черты в истории паломничества иностранных интеллектуалов в СССР в межвоенный период, которые исследованы на сегодня гораздо меньше, чем политическое низкопоклонство. В первую очередь эти черты были связаны с ярко проявившейся темой национального характера и «азиатской» отсталости. Если советское государство воспринималось как потенциально передовой социальный эксперимент, то «Россия» представала отсталой, примитивной, азиатской, восточной, грязной, коллективистской по самой сути и все же во многом волнующей и экзотичной.
Собственные рассуждения Драйзера в терминах национального характера и расы были составной частью, хотя и не так уж глубоко интегрированной, его аргументации о сильной личности и экономическом прогрессе. По пути в СССР находясь в Германии, он заметил одному из знакомых, возражая против идеи о возможности вылепить человечество по шаблону: «Я порой думаю, что у некоторых наций или рас может быть (как в случае с евреями или славянами) громадная способность к страданию»{413}.[35] Оказавшись же на территории СССР, он раз за разом пускает в ход клише женственности Востока: «Сразу можно почувствовать перемену. Что-то более мягкое — более эмоциональное, менее железное»{414}.
Драйзеровские ассоциации России с Азией можно свести в три отдельных категории. Первая была экзотической: едва прибыв в Москву, он упоминает о «чудных восточных дрожках» и «экзотического вида» священниках в «странных шапках»{415}. Это чувство необычности позволяло ему вообразить Советский Союз не затронутым теми современными реалиями, которые ему не нравились в американской жизни, и лучшая тому иллюстрация — вопрос о браке и сексуальности. В книге «Драйзер смотрит на Россию» он одобрительно писал об отношении русских к сексу, выводя свои заключения наполовину из советской политики, наполовину — из представлений о «благородных дикарях»:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
