Рейтинговые книги
Читем онлайн Ведьмины тропы - Элеонора Гильм

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 70
голландские торговые гости приставали каждое лето к берегу. В прошлом году, сказывали, было пять десятков кораблей. На летней ярмарке иноземцы продавали сукно, олово, свинец да железо, мушкеты, сукна, каменья, лимоны, благовония. Закупали, нагружая большие корабли, кожи, зерно, сало, мягкую рухлядь, икру, смолу, деготь. И за все отдавали немалые деньги в русскую казну. Строгановы имели своих людишек на архангелогородских торгах, но Степан там не бывал, о чем жалел сейчас, глядя на гостя.

– Ишь как устроился! Цистый правитель, – говорил Викентий, и Степан понимал его через слово.

Гость обшаривал глазами заимку – большой дом, пристроенные клети, сараи, избы, лепившиеся чуть поодаль у тына; две дюжины жеребцов.

– А у вас что ж, от немцев теснота да бедность? – не сдержал ехидство Степан.

– У нас сребро от немцины. Показывай товар, – не оценил шутки архангелогородец.

Степан кивнул и повел его в укромные клети, где хранился мамонтов рог и мягкая рухлядь. Архангелогородец шел медленно, озирался, занимал его пустыми рассказами о сплаве по Каме и непотребных домах в Соли Камской.

– Батюшка, – пискнуло что-то крохотное, и за его спиной раздался топоток.

Феодорушка – отцова кровь – вовсе не боялась оказаться под его огромными сапожищами, догнала, схватила за порты и дергала, дергала, точно щенок матерого медведя. Вот чудо чудное.

– Батюшка, батюшка, – повторяла она, и темные глазки поблескивали.

Гость замер рядом – без сомнения, ухмылялся в белые усы. Где видано, чтобы малое дитя столько воли имело. Да еще дочка. Длинен волос – ум короток.

– Феодорушка, после, – строго сказал Степан и не удержался, погладил ее льняную макушку. – Анна, отчего не глядишь за ней?

А жена Витьки Кудымова уже бежала, подхватив подол сарафана, и ноги ее сверкали непотребно – на радость мужикам, что толпились во дворе, ожидая исхода торга. Она склонилась к Феодорушке, что-то жарко зашептала той на ухо.

«Негоже», – услыхал Степан и хмыкнул. А дочка рвалась из рук, попробуй удержи, и наперекор всем вновь пискнула:

– Батюшка. А матушка умерла, да? – И, не дожидаясь Степанова ответа, бросилась в объятия Анны, которую только что отталкивала.

– Живая матушка, живая. Дочка, угомони слезы, – неловко повторял Степан.

И оттого, что сие безобразие видел гость из Архангельска, и оттого, что сам денно и нощно думал об Аксинье, боялся исхода затянувшегося дела, он захотел выпить крепкого вина и забыть о зареванных глазах младшей дочки и синих глазах старшей, кою он не видел давно.

Викентий глумиться не стал. Гость не задал ни единого вопроса, но, когда они подошли к деревянной крепкой клети, где хранилось сокровище, проронил:

– Смацна[94] та рыжая молодуха. Я б ее всласть помял.

И что-то в голосе его намекало: мол, пообещай мне утехи с той молодухой, и стану сговорчив с радости такой, куплю по той цене, что ты назвал. А Степану тотчас же захотелось влепить ему промеж наглых глаз. Не кровница, не сестра и не жена, Анна растила его дочь, вела себя достойно и славно и не заслуживала таких слов.

Да вспомнил, что много лет сам судил девок да молодух по одному рожну: мять – не мять.

* * *

– Желта кость. А трещины каки глубоки, погляди! Воротит нос немцина от такого товара. Не захочет покупать, – повторял Викентий Пятигуз. И даже мамотовы зубы, казалось, готовы были вцепиться в его глотку.

– Сказывал же тебе: в искусных руках желтое да треснутое обращается в белое и справное, – говорил Степан и сам себе изумлялся. Раньше бы давно сказал все, что думает о пятигузе[95] из Архангельска.

Все ради ведьмы. Будь неладна жизнь…

Сам бы увез зубы следующим летом, да сторговал хорошую цену с глупыми иноземцами. Нет того времени, ни месяца, ни седмицы, ни денька… Срочно продать надобно, чтобы рублишки были на подкупы да подарки.

– Сколько просишь?

– Рубль за две больших гривенки[96]. Немцам продашь с двойным прибытком. – Степан приподнял желтоватый мамотов рог здоровой шуей и деревянной десницей, крякнул: восемь пудов – не шутка.

Тут же подскочил казачок, подхватил тяжесть, заботливый сукин сын, оттеснил Хозяина, точно Степан стал немощным, вместе с положением наследника Строганова потерял и силу.

Белобровый наглец без всякого стеснения постучал по деревянной руке, присвистнул и сказал иным голосом:

– По рукам ударим завтра. Ежели будешь добр… А на ноцлег у тебя устроимся. Не откажешь, друг?

«Серый волк тебе друг», – чуть не молвил Степан, а потом кивнул. Не убудет.

* * *

Еремеевна поджимала губы, но вслух говорить не смела. Кто ж будет худое сказывать про хозяина? Да и то, намучился он, сердечный, за последнее время.

Анна Рыжая поглядывала на нее, вздыхала – о чем, обе и так понимали, с самой весны обе служанки, старая да молодая, вели хозяйство в полном согласии.

Анна орудовала ножом, точно решила искромсать все подчистую. Не верила она Строганову, когда тот забрал в дом синеглазую Нютку, не верила, когда пригрел Аксинью и предложил ей место подле себя, не женой, не служанкой, Бог весть кем. Слишком статный, слишком громкоголосый и самоуверенный, он казался Анне Рыжей притворщиком. Да кто ж она такая, чтобы советовать что-то Аксинье, знахарке многомудрой?

Многое с той поры поменялось.

Хозяин относился к дочкам с такой лаской, что сердце стонало – от тоски по своему батюшке, Георгию Зайцу. Хозяин бросил ради знахарки молодую невесту и богатства, о том талдычили казаки. И казался безумным сейчас, пытаясь вызволить Аксинью из монастыря, – а кто ж оттуда вызволит? Невест да жен у Бога не забирают. И какое-то теплое чувство, не в обиду милому мужу, поселилось в ее сердце. Уважала она Хозяина, хоть и был он беспутним. А что ж от мужика ждать?

Сейчас Еремеевна и Анна Рыжая резали хлеб огромными ломтями, наливали квас, раскладывали на блюдах сохатину и белорыбицу. И вздрагивали, заслышав очередной возглас. Хозяин устроил пир.

Белоголовый купец и его люди бесчинствовали. Упившись вина, кидали костями в собак, горланили похабные песни про вдовиц.

– Соцны бабы, – гоготали люди архангелогородца, когда Анна и Маня приносили яства, расставляли ладом на длинном столе и, боясь раскинутых пьяных рук, спешно покидали трапезную.

Анна понесла большое блюдо с окороком, застыла в дверях да поглядела на хозяина. Он развалился на своем стуле, резном, с яшмовыми подлокотниками, равнодушно глядел на гульбище, изредка отхлебывал вина и отвечал что-то белоголовому.

– Это ж срам, – не выдержала Анна, вернувшись в стряпущую, а Еремеевна лишь вздохнула.

* * *

Белобрысый что-то говорил, смеялся, показывал большие неровные зубы, ел за троих, пил за четверых, бранился и так надоел Степану, что тот готов был придушить его к полуночи.

Какой бес попутал, какая кикимора сбила с дороги, когда решил он продать мамотову кость архангелогородцу? Отец сказывал, и он накрепко запомнил ту присловицу:

– Богатый ум купит, убогий и свой бы продал, да не берут.

Викентий свой ум утопил.

После пяти чарок вина Степан уже не замечал гостей. Забыл он и про епитимью, наложенную еловским священником. Думал об одном: как вывести на ровную тропу жизнь да не оступиться. Знахарка, заточенная в обители среди черных птиц, глядела на него каждую ночь печальными глазами – он таких и не видал у нее. Радостные, злые, возмущенные, удивленные – за годы, что прожили вместе, видал всякое. А здесь

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 70
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ведьмины тропы - Элеонора Гильм бесплатно.
Похожие на Ведьмины тропы - Элеонора Гильм книги

Оставить комментарий