Рейтинговые книги
Читаем онлайн Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 118
будучи закоренелым холостяком, он нисколько не стеснялся выказывать свою мелочную скупость, над которой столько потешались его приятели.

Радикализм политической карьеры его молодости рано оторвал его от светской среды его круга: в гостиных его можно видеть было только у его близких родственников. У него был свой мужской и женский круг, что наложило на него печать некоего своеобразия. В нем не было никакой пошлой банальности; жизнь выработала из него цельный и своеобразный тип.

Цельность его выражалась в том, что он впряг себя в какую-то телегу и всю жизнь с упорством и трудолюбием тащил эту телегу, причем управлявшим возницею редко, я думаю, бывал он сам. Я смеялся ему, что он с молодых лет впрягся в кадетскую партию и всю жизнь тащил, как вол, эту скрипучую телегу — кадетскую партию.

Но весь его житейский материализм, даже цинизм — это была скорее усвоенная им манера, одна наружная кора. В глубине он был, сам о том не ведая, идеалист и, несомненно, глубокий русский патриот. В годы революции он резко перешел в боевой, контрреволюционный лагерь и резко порвал с кадетизмом или, по крайней мере, с его левым крылом. Он деятельно работал и в деникинском и во врангелевском движениях. Работал самоотверженно, часто с опасностью от большевиков для своей жизни. Вообще много раз мне случалось быть свидетелем его редкой храбрости и спокойствия при опасности.

Относительно его политических воззрений в годы беженства я затрудняюсь сказать, в чем они отличались от направления так называемого модерного консерватизма, представляемого группою Струве «Возрождения». Он долго работал с Врангелем, причисляя себя к группе великого князя Николая Николаевича; он открыто признавал диктатуру как первую возможную для будущей России форму правления.

Но к восстановлению монархии, даже конституционной, он оставался довольно холоден и не без некоторой застенчивости при случае высказывал предпочтение буржуазной республике как форме правления. Но все эти оттенки при обстоятельствах он считал несущественными, в чем он, по-моему, был прав. А суть в том, что он не на словах, а на деле отдал последние годы своей жизни на непримиримую борьбу с извергами рода человеческого и два раза с очевидным риском для жизни возвращался конспиративно в Россию для продолжения этой борьбы. Трагедия его жертвенного конца и 19-ти расстрелянных вместе с ним произвела потрясающее впечатление во всем цивилизованном мире.

Все истинные русские патриоты, хотя бы самого консервативного лагеря, не попрекать должны князя Павла за ошибки и прегрешения его прошлой политической карьеры, а преклониться перед его самоотверженным, всё искупающим концом, который должен послужить многим из нас не только примером исполнения гражданского долга. За претерпение смерти он увенчан славою и честью (Евр. 2:9). Кровь не пролилась даром.

Ментона

полвторого ночи на 29-е июня 1927 года

Зарубежная Церковь молится за многострадальную родину нашу, и верных чад ее. Он был верное чадо родины. Мир и покой душе его!

<Зима в Никольском — лето в Рябове>[175]

Русский дом,

Ментона

8 июля 1927 года

Я и сам не сужу о себе (1 Кор. 4:3)

Но благодатию Божией есмь,

что есмь (1 Кор. 15:10).

Эти слова, мне думается, означают, что окончательный суд о себе мы предоставляем Господу. Но они не означают, что человек не должен познавать недостатки свои и дурные поступки свои, чтобы от них избавляться. Испытывайте себя. Блюдите, как опасно ходите. Даруй ми зрети мои согрешения... Наконец древнее: «Познай самого себя». Тут опять — антиномии, столь частые в Св. Писании.

Главное отличие детства, мне кажется в том, что ребенок не судит о себе самом, но Божьей милостью он есть, что есть. Преобладающее чувство у ребенка — это непосредственная радость бытия, не затемненная и не отравленная самоанализом. Революционеры стремятся, чтобы простой народ стал «сознательный». «Сознательный» — это у них высшая похвала. А в детстве мы именно бессознательны и в этом — все счастье детства. В детстве и звери веселы, кротки и ласковы. Щеночек доверчиво ласкается ко всем. Медвежонок так мил и забавен. Даже тигренок, как говорят, бывает ласков. А потом вырастают и становятся всё злее. Отчего это так бывает? Мне думается потому, что только что родившийся, маленький, беспомощный видит от матери, от окружающих только заботы и добро к себе. Ни дитя, не щенок еще не знают злого к себе отношения. Отсюда его смирение, он радуется бытию, отсюда его веселость и нетребовательность.

Доверчивость, смирение, жизнерадостность, ласковость — вот черты ребенка. Будьте, как дети, это значит сохраняйте в себе и в зрелом возрасте эти черты, а не то, чтобы оставаться и разумом младенцами. Если бы дети были во всех отношениях лучше взрослых, то зачем бы Богу не сократить жизнь всем людям до десяти лет?

Недавно я прочел в одной книге, что будто бы дети от природы мистичны и склонны к вере в Бога. Я признаю такое утверждение совершенно неправильным. Первые мысли о Боге внушаются детям их воспитателями. Так, если отличительной чертой детства признать непосредственную радость бытия и отсутствие «обращения на себя», то мое детство кончилось довольно рано.

Первые тучки внутреннего затемнения у меня начались лет с девяти. Благодаря направлению моих воспитателей, я рано стал заниматься собою и судить о людях и о себе. Когда мне было лет двенадцать, один любивший меня московский профессор Д.Н. Лебедев меня дразнил, что я резонер. Я не очень понимал это слово, но был уже очень самолюбив, самомнителен, и это название меня обижало и заставляло еще чаще думать о себе. Задевало это название и мою мать, очень гордую своими детьми, и она мне часто и с упреком повторяла слова профессора, что я резонер. Но ведь моя мать и мои воспитатели сами же сделали из меня мальчика самолюбивого резонера. Но об этом после.

А теперь, прежде чем проститься с детством в моих воспоминаниях, мне хочется остановиться еще на нескольких особенно отрадных картинках-переживаниях раннего детства.

Вернувшись из долгой поездки за границу, о которой я уже говорил, в конце лета 1868 года, мы проехали в наше подмосковное милое Никольское, где прожили против обыкновения до начала декабря, помнится, из-за переделки нашего дома на Фонтанке, которая не была еще окончена. Мы, дети, стало быть, в первый раз увидали зиму в деревне. Мне осенью, значит, минуло шесть лет, моей сестре Лизе — 11 лет, брату Васе — 9 с половиной лет,

1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 118
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев бесплатно.
Похожие на Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев книги

Оставить комментарий