Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня уже небезопасно, — сказал Польман, садясь. — И все-таки Йозефу придется сегодня остаться здесь. Того дома, где он скрывался вчера, уже больше не существует. Днем надо будет подыскать что-нибудь, ведь у меня опасно, Йозеф, только поэтому.
— Я знаю, — ответил Йозеф. У него неожиданно оказался низкий голос.
— А вы, Эрнст? — спросил Польман. — Я на подозрении, теперь вам это известно, и вам известно также, что это значит, если вас захватят ночью у такого человека, да еще вместе с другим человеком, которого ищут.
— Известно.
— Возможно, этой ночью ничего и не случится. В городе такой кавардак! И все-таки нельзя быть уверенным. Значит, готовы рискнуть?
Гребер молчал. Польман и Йозеф переглянулись.
— Мне лично рисковать нечем, — сказал Гребер. — Через несколько дней я возвращаюсь на фронт. Но моя жена — другое дело. Ведь она остается здесь. Об этом я не подумал.
— Я сказал вам это не для того, чтобы избавиться от вас.
— Знаю.
— Вы можете кое-как переночевать на улице? — спросил Йозеф.
— Да, от дождя мы укрыты.
— Тогда лучше оставайтесь там. Вы не будете иметь к нам никакого отношения. А рано утром внесете сюда ваши вещи. Ведь вам главным образом это нужно? Но вернее будет оставить их в церкви святой Катарины. Причетник позволяет. Он честный человек. Правда, церковь частично разрушена, но подвалы еще уцелели. Туда и снесите ваши вещи. Тогда вы будете днем свободны и сможете поискать жилье.
— Я думаю, он прав, Эрнст, — сказал Польман. — Йозеф разбирается в этом лучше нас.
Гребер вдруг ощутил, как в нем поднялась волна нежности к этому усталому пожилому человеку, который теперь, как и много лет назад, снова называл его по имени.
— И я так думаю, — ответил он. — Мне жаль, что я напугал вас.
— Приходите завтра утром пораньше, если вам что понадобится. Стукните четыре раза — два слитно и два отрывисто. Только негромко, я и так услышу.
— Хорошо. Спасибо.
Гребер вернулся к Элизабет. Она продолжала спать. Когда он улегся, она лишь приоткрыла глаза и тут же опять уснула.
Элизабет проснулась в шесть часов утра от того, что по улице протарахтел автомобиль, и сладко потянулась.
— Чудесно выспалась, — сказала она. — Где мы?
— На Янплац.
— Хорошо. А где мы будем спать сегодня?
— Это мы решим днем.
Она снова легла. Между плащ-палаткой и шинелью пробивался свет холодного утра. Щебетали птицы. Элизабет откинула полу шинели.
Небо было залито золотистым сиянием восхода.
— Прямо цыганская жизнь… Если смотреть на нее так… Полная приключений…
— Да, — оказал Гребер. — Мы и будем смотреть на нее так… С Польманом я виделся ночью. Он просил разбудить его, если нам что понадобится.
— Нам ничего не понадобится. Кофе у нас еще есть? Ведь мы можем сварить его и здесь, правда?
— Это наверняка запрещено, как и все разумное. Но это пустяки. Ведь мы — цыгане.
Элизабет принялась расчесывать волосы.
— За домом я видел в лоханке чистую дождевую воду, — сказал Гребер. — Как раз хватит умыться.
Элизабет надела жакет.
— Пойду туда. Прямо как в деревне. Вода из колодца. Раньше это называли романтикой, да?
Гребер рассмеялся.
— Для меня это и теперь романтика — в сравнении со свинской жизнью на восточном фронте. Важно — с чем сравнивать.
Он связал постель. Потом зажег спиртовку и поставил на нее котелок с водой. Вдруг он вспомнил, что не захватил в комнате Элизабет продовольственные карточки. В эту минуту вернулась Элизабет. Лицо ее было свежим и юным.
— Карточки с тобой? — спросил он.
— Нет, они лежали в письменном столе у окна. В маленьком ящичке.
— Черт, я забыл их захватить. Как же я об этом не подумал? Ведь времени у меня было достаточно.
— Зато ты вспомнил о вещах поважнее. Например, о моем золотом платье. Мы подадим сегодня заявление насчет новых карточек. Теперь часто случается, что они сгорают.
— Но это же продлится целую вечность. Немецкого чиновника с его педантизмом даже светопреставление не прошибет.
Элизабет засмеялась.
— Я отпрошусь на час, чтобы получить их. Привратник даст мне справку, что дом, где я жила, разбомбили.
— А разве ты пойдешь сегодня на фабрику? — спросил Гребер.
— Обязана. Дом разбомбили — так это самое обычное дело.
— Я бы сжег эту проклятую фабрику.
— Я тоже. Но тогда бы нас послали куда-нибудь, где еще хуже. А мне не хотелось бы изготовлять боеприпасы.
— Почему бы тебе просто не прогулять? Откуда они могут знать, что с тобой вчера случилось? Ведь тебя могло ранить, когда ты спасала свои вещи.
— Это нужно доказать. У нас есть фабричные врачи и фабричная полиция. Если они обнаружат, что кто-то из нас отлынивает, его наказывают сверхурочной работой, лишением отпуска, ну, а когда и это не помогает, прописывают пройти в концлагере полный курс воспитания в национальном духе. Кто оттуда возвращается, тому уж больше не захочется прогуливать.
Элизабет сняла кипяток и вылила в крышку котелка на молотый эрзац-кофе.
— Не забудь, у меня только что был трехдневный отпуск, — сказала она. — Нельзя требовать слишком многого.
Гребер понял, что причиной был ее отец — она надеется хоть таким способом ему помочь. Это петля, которая накинута на шею каждого.
— Проклятая банда! — сказал он. — Что они с нами сделали!
— Вот тебе кофе. И не сердись. У нас уже нет на это времени.
— В том-то и дело, Элизабет.
Она кивнула.
— Знаю. У нас остается ужасно мало времени, и все же мы почти не бываем вместе. Твой отпуск кончается, и чуть не весь он ушел на ожидание. Мне следовало быть похрабрее и не ходить на фабрику, пока ты здесь.
— Ты и так достаточно храбрая. И все-таки лучше ждать, чем уж ничего не ждать.
Она поцеловала его.
— Ты быстро выучился находить верные слова, — сказала она. — А теперь мне пора идти. Где мы встретимся вечером?
— Да, в самом деле, где? Там уже ничего не осталось. Надо все начинать заново. Я зайду за тобой на фабрику.
— А если что-нибудь помешает? Налет или оцепление?
Гребер задумался.
— Я сейчас уложу вещи и отнесу их в церковь святой Катарины. Пусть это будет вторым местом встречи.
— Она открыта ночью?
— Почему ночью? Ведь ты же вернешься не ночью?
— Как знать! Однажды пришлось просидеть в убежище шесть часов. Если бы на худой конец можно было кому-нибудь сообщить, в чем дело! А условиться о месте встречи — это теперь недостаточно.
— Ты хочешь сказать — если с одним из нас что-нибудь случится?
— Да.
Гребер кивнул. Он понял, как легко им потерять друг друга.
— На сегодня мы можем воспользоваться Польманом. Или нет, это ненадежно. — Он задумался. — Биндинг! — сказал он, наконец, с облегчением.
— Вот этот вполне надежен. Я показывал тебе его дом. Правда, он еще не знает, что мы поженились. Впрочем, это неважно. Я пойду предупрежу его.
— Пойдешь, чтобы опять его пограбить?
Гребер рассмеялся.
— Я, собственно, больше не хотел этого делать. Но надо же нам есть. Вот так и разлагаемся понемногу.
— А эту ночь мы будем спать здесь?
— Надеюсь, нет. У меня целый день впереди, постараюсь что-нибудь подыскать.
Лицо ее на мгновение омрачилось.
— Да, целый день. А мне надо уходить.
— Я быстро соберусь, заброшу барахло к Польману и провожу тебя на фабрику.
— Но я не могу ждать. Мне пора. До вечера! Значит, фабрика, церковь святой Катарины или Биндинг. Какая интересная жизнь!
— К черту эту интересную жизнь! — воскликнул Гребер.
Он смотрел ей вслед. Вот она переходит площадь. Утро было ясное, и небо стало ярко-голубым. Роса блестела на развалинах, словно серебристая сеть. Элизабет обернулась и помахала ему. Потом торопливо пошла дальше. Гребер любил ее походку. Она ставила ступни, будто шла по колее: одну впереди другой. Такую походку он видел у туземных женщин в Африке. Она еще раз кивнула и скрылась между домами в конце площади. «Совсем как на фронте, — подумал он. — Расставаясь, никогда не знаешь, увидишься ли снова. Нет, к черту эту интересную жизнь!»
В восемь часов из дому вышел Польман.
— Я хотел узнать, есть ли у вас что поесть. Немного хлеба у меня найдется.
— Спасибо. Нам хватило. Можно оставить здесь узел и чемоданы, пока я схожу в церковь святой Катарины?
— Конечно.
Гребер внес вещи. Йозеф не показывался.
— Может быть, вы не застанете меня дома, когда вернетесь, — сказал Польман. — Тогда постучите два раза слитно и два раза отрывисто. Йозеф услышит.
Гребер открыл чемодан.
— Прямо цыганская жизнь. Вот уж не ожидал.
Польман устало улыбнулся.
— Йозеф живет так уже три года. Несколько месяцев он ночевал в поездах. Непрерывно ездил. Он спал только сидя, да и то вскакивал каждые четверть часа. Так было еще до налетов. Теперь и это уже невозможно.
Гребер вынул из чемодана банку мясных консервов и протянул ее Польману.
- Станция на горизонте - Эрих Мария Ремарк - Классическая проза
- Унесенные ветром. Мировой бестселлер в одном томе - Маргарет Митчелл - Классическая проза
- Игра с огнем - Мария Пуйманова - Классическая проза
- Когда горит снег - Александр Перфильев - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Всего лишь скрипач - Ганс Андерсен - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- Солнце тоже звезда - Юн Никола - Классическая проза
- Солнце живых (сборник) - Иван Шмелев - Классическая проза
- Победивший дракона - Райнер Мария Рильке - Зарубежная классика / Классическая проза / Разное