Форма входа
Читем онлайн Полибий и его герои - Татьяна Андреевна Бобровникова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
образ действий правильным, — несколько саркастически замечает Полибий, — позволительно сомневаться, всегда ли он применим» (XXVII, 8). И сейчас римляне приняли послов так, как будто это они только что одержали над македонцами победу, а не были разбиты несколько дней назад. С видом холодным и презрительным, который они так любили на себя напускать, они заявили, что их не могут удовлетворить предложенные уступки: они требуют полной и безоговорочной капитуляции. Македонцы потеряли дар речи, «пораженные надменностью ответа». Македонские вельможи пришли в ярость: они кричали, что римляне в глаза над ними смеются, и царь не должен более даже говорить с этим высокомерным народом. Но Персей вдруг струсил, струсил, словно собачонка, которая услыхала грозный окрик. Он юлил, лисил, торговался, слал римлянам посла за послом, предлагал все новые и новые уступки. Но чем униженнее и раболепнее победитель царь молил о снисхождении, тем неумолимее разбитые римляне требовали безоговорочной сдачи. Удивительный парадокс!
Персей не умел пользоваться удачей. Зато от малейшей неудачи он терял голову, впадал в панику и проявлял позорное малодушие. Консул Марций вторгся в Македонию. Это была безумная, совершенно неподготовленная авантюра. Вся армия могла погибнуть.
Царь купался, когда ему доложили, что римляне в Македонии. Пулей вылетев из ванны, он понесся по дворцу с воплем:
— Разбит без битвы!
«И тотчас же пошли чередой трусливые решения и приказания» (Ливий). Он немедленно призвал двух вельмож и послал их — одного в Пеллу, чтобы бросить в море царскую казну, другого в Фессалоники сжечь флот. Сам же царь выхватил из святилища золотые статуи — как он выразился, чтобы они не достались врагу — и бежал к Пидне, гоня перед собой всех местных жителей. А между тем он мог тогда легко отрезать римлян, и они погибли бы. Только когда римляне отступили, Персей понял, что поторопился. Он пришел в отчаяние и спешно отправил послов, чтобы отменить свои нелепые приказы. Увы! Надежд почти не оставалось. Но не все еще погибло. Оказалось, что Андроник, которому велено было сжечь флот, тянет время, рассчитывая, что царь одумается. А вот второй, Никий, уже побросал золото в море. Боже! Что тут было! Царь рвал и метал. Срочно вызваны были ныряльщики. Царь обливался слезами. К счастью, почти все золото вытащили. Конечно, ныряльщиков пришлось умертвить, а заодно и Никия с Андроником (Liv. XLIV, 6–10).
Однако и сами римляне находились в опасном положении. Война шла мучительно трудно. Консулы были дурными полководцами, во всяком случае, совсем не годились для борьбы с сильнейшей державой мира. Неудачи преследовали их. Эпир и почти вся Беотия перешли на сторону Македонии. Одно только для них было счастьем — бестолковое поведение Персея.
Ахейские политики
Вся Эллада пришла в смущение и смятение. Надо было срочно сделать выбор и примкнуть к одной из воюющих держав. Но греки выжидали, чтобы пристать к сильнейшему. Они с удивительным хладнокровьем наблюдали, как римляне напрягают все силы в борьбе с Македонией, и вовсе не спешили помочь.
Первая победа Персея поразила умы. Дотоле все убеждены были, что римляне неодолимы. Теперь вдруг ореол непобедимости сорван был с их головы. Глубокое заблуждение. Один римский поэт того времени писал: «Римский народ часто и многократно бывал побежден в битвах, но никогда в войне» (Lucil. XXVI, 25). «Когда в Элладе разнеслась весть о победе македонской конницы над римской, сочувствие народов (имеются в виду греки. — Т. Б.) Персею, до того времени большей частью скрываемое, прорвалось наружу ярким пламенем», — говорит Полибий. Чем бы это ни объяснялось — ошибками, допущенными римлянами, тем ли, что у греков, как говорит Моммзен, вдруг взыграли национальные чувства, и они поняли, что самое гнусное национальное управление лучше, чем «свободная конституция, которая была результатом самых благородных намерений великодушных иноземцев»{30}; тем ли, что в каждом городе появились свои Калликраты, и все они хвалились дружбой с римлянами; тем ли, наконец, что люди вообще не любят слишком сильных и слишком благополучных и каждое их благодеяние воспринимают как личное оскорбление — как бы то ни было, Полибию стыдно за своих соотечественников. И он всячески пытается подыскать им оправдание. «Мне кажется, — говорит он, — что это сочувствие было особенное какое-то, которое наблюдается на состязаниях». Часто бывает, что, когда против прославленного, считающимся непобедимым атлета, выступит молодой борец, все симпатии зрителей обращаются на его сторону. И он вспоминает знаменитую в Элладе историю. Был среди греков кулачный борец Клитомах, который слыл неодолимым. Птолемей же захотел, чтобы пальма первенства досталась Египту. И он послал на Олимпийские игры своего борца. И что же? Все болельщики немедленно переметнулись на сторону безвестного атлета. Его поощряли криками, рукоплесканиями, каждый промах прежнего любимца встречали восторженными воплями. Дела Клитомаха шли все хуже, и вот во время короткого перерыва он неожиданно подошел к краю арены и заговорил со своими бывшими поклонниками. Он спросил, почему он вдруг утратил их любовь? Может быть, он ведет игру нечестно и против правил? Иначе непонятно, отчего они болеют за египтянина, ставленника царя, а не за эллина, который отстаивает честь Эллады. Слова старого борца разом отрезвили зрителей. Теперь они горячо сочувствовали своему прежнему кумиру, поддерживали его ободряющими криками, и вскоре он вышел из боя победителем.
Нечто подобное, продолжает Полибий, было и здесь. Персей вызывал симпатии как более слабый противник. Но если бы кто-нибудь, подобно Клитомаху, «образумил тогда эллинов смелым вопросом: неужели они желают предоставить такой перевес силы одному человеку, хотели бы выносить господство самодержавного, вполне безответственного владыки, я уверен, они одумались бы… Если бы еще при этом напомнить им, хоть в немногих словах, те тягости, которые они претерпели от царственного дома македонян, и те блага, которые принесло им с собой римское владычество, они тотчас глубоко раскаялись бы в своем поведении… Я вынужден был остановиться на этом, — заключает Полибий, — чтобы кто-либо по незнанию человеческой природы… не стал укорять эллинов в неблагодарности» (XXVII, 9–10).
Увы! «Образумить» эллинов было некому. Поэтому дело, конечно, не ограничилось одним сочувствием. Многие греки состояли в тайных сношениях с Персеем и готовились предать римлян при первой возможности.
Лидеры партии Ликорты сошлись на тайное совещание. Их было десять человек, включая самого престарелого Ликорту и Полибия. Стали думать, что делать. Ликорта настаивал на полном нейтралитете и, «прозревая непомерное могущество будущего победителя, говорил, что содействовать тому или другому из воюющих грозило бы гибелью всем эллинам». Но Архон возражал, что это чересчур опасно. Надо вести себя с сугубой осторожностью и приноравливаться к обстоятельствам. Иными словами, если
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Полибий и его герои - Татьяна Андреевна Бобровникова бесплатно.
Похожие на Полибий и его герои - Татьяна Андреевна Бобровникова книги
- Всеобщая история. - Полибий - История
- Воспоминание о развитии моего ума и характера - Чарлз Дарвин - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис - Биографии и Мемуары
- Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй половины ХХ столетия - Б. Г. Якеменко - Военная документалистика / История
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Воспоминания о Дмитрии Борисовиче Мертваго - Сергей Аксаков - Биографии и Мемуары
- Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов - История
- Тарковские. Осколки зеркала - Марина Арсеньевна Тарковская - Биографии и Мемуары
