Форма входа
Читем онлайн Зуб мамонта. Летопись мертвого города - Николай Веревочкин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Глинистый обрыв берега со следами недавнего обвала. Вывороченные корни осины. Распарываемый острыми сучьями поток. А чуть дальше каменный остров режет реку на два пенных переката. Дикая красота вызывает страх. За ней всегда прячется тоска вечности.
— Эй, засони, просыпайтесь! — кричит Пушкин. — Днища о камни пропорете.
В дожди Мамонтовы плели корзины и пели под гитару песни собственного сочинения. Поскольку большинство песен сочинялось также в дождливую погоду, были они задушевны, если не сказать печальны.
— Да, — сказал Пушкин, — а это не так просто. Все руки исколол.
На половиках ворохом лежали ивовые прутья и пахли рекой, а вокруг — на диване, на стульях, на полу — сидели Мамонтовы со товарищи. У каждого в руках — зеленое ивовое солнце с упругими, хлесткими лучиками — днище выплетаемой корзины.
— А раньше, между прочим, это было обычным делом, — сказал Антон.
— Раньше — это когда? — спросил Пушкин.
— Ну, совсем раньше.
— И с чего ты это взял?
— Вот говорят: лыка не вяжет. То есть человек настолько пьяный, что не может заниматься даже таким простым делом, как плетение лыка, то есть лаптей. Ты бы, брат Пушкин, и трезвым не смог сплести лапти, — объяснил Антон. — И вообще раньше человек все мог: дом построить, лодку сделать, шубу сшить, валенки скатать. Все. А сейчас пусти тебя, Пушкин, в городской парк с компасом, ты заблудишься и пропадешь.
Он знал, что говорил, потому что в отличие от остальных плел короб из бересты.
В открытой форточке шумел дождь, и время от времени долетали раскаты грома. Изредка порывом ветра с улицы заносило несколько дождинок, и они сотрясали букет полевых цветов, стоящих в стеклянной банке на журнальном столике. Кроме обычных дикоросов он был составлен из веточек лесной вишни с крупными красными ягодами, усатых колосьев и огромных белых шаров, похожих на одуванчики. Руслан сидел на полу, мучаясь со своим тальниковым солнцем.
— Черви, должно быть, на асфальт повылазили, — сказал Антон, посмотрев в окно, — надо бы сходить пособирать. — Но никто не откликнулся на его предложение. — Па, а где твои болотные сапоги?
Он, конечно, знал, что сапоги стоят на веранде. Где же им еще быть. Но плетущие корзины сделали вид, что не поняли, для чего он это спросил. Не дождавшись добровольцев, Антон вздохнул, отложил короб и вышел. Белый голубь вылетел из ковчега разведать: кончился ли потоп. Через минуту он постучал в окно. Полиэтиленовый плащ с капюшоном сделал из него прозрачное невесомое существо. Антон скорчил рожу и исчез в дожде.
— Вы когда уезжаете? — спросил Тучка.
Из форточки дохнуло близкой осенью, журавлиной грустью расставания. Рай в аду не может длиться долго.
— Двадцать пятого, — кратко ответил Виктор Николаевич, холодно сверкнув очками. Повисла пауза.
— А что там новенького сочинил Морковкин? — спросил Пушкин.
Старший Мамонтов отложил корзину и, не вставая с дивана, нагнулся за старой «гэдээровской» гитарой. Пока он настраивал инструмент, остальные продолжали заниматься паучьим ремеслом. Зеленые солнца крутились в руках, постукивая лучами о пол. Эти корзины у бабы Нади были повсюду — в кладовой, в сарае, в погребе, на чердаке. Из тальниковых прутьев сплетены короба, напольные вазы, хлебница и даже люстра. Корзины раздаривались потом всему вдовьему курмышу. Хорошо в них собирать картошку. Наберешь полную корзину, встряхнешь — земля сквозь прутья и просеется. А картошка чистая получается.
Жить в деревне у нас стало сложно.Прошлой ночью — ну что за дела —Мне приснилась чужая таможняНа границе родного села.
Голос у Мамонтова не сильный, с хрипотцой. Но когда он пел, закрыв глаза, вокруг него словно бы появлялось легкое золотое сияние.
А таможенник, старый приятель,Вместе с ним мы прошли Крым и рым,Конфискует в полнеба закатыИ тумана березовый дым,Контрабандные запахи поля,Грохот грома и шелест дождя,Цвет черемух и вольную волюДа тоскующий крик журавля.
Что творишь ты, товарищ мой старый?Как прокрался в предутренний сон?У кого конфискуешь гитаруИ серебряных струн перезвон?
Я проснулся. На сердце тревожно.За околицу вышел, скорбя.Там стояла чужая таможня,Старый дом отделив от меня.
— Что-то темно стало. Пушкин, посмотри — есть ли свет?
Под тальниковой люстрой загорелась лампочка, превратив комнату в заросли. На стены легли тени от прутьев. Сидишь, как в шалаше у костра. Вошел Антон в плаще, с которого скатывались капли дождя. Но вернулся он не с масличным листом.
— Там их тьма, — сообщил он в полном восторге. И стал демонстрировать всем по очереди стеклянную банку, в которой копошились дождевые черви. Повисла грустная пауза: для последней рыбалки червей было слишком много.
— Антон, — укорила его мама, — трудно снять плащ? Посмотри, какую лужу наделал. Увидела червей и совсем осерчала: — Сейчас же убери эту гадость.
— Гадость? — обиделся за червей Антон. — Ты только посмотри, какая красота.
Рядом со мной ни друзей, ни любимых,Лишь листопад да плач журавлиный.Позднею осенью выйду из дома —Всюду солома, солома, солома.
На огородах жгут лета приметы,Как демократы свои партбилеты.А от парома до аэродрома —Всюду солома, солома, солома…
Ветер предзимний в листьях последнихСнова обманет песнею летней.Но оглянусь я на голос знакомый —Всюду солома, только солома…
В поле безлюдном копна золотая.В небе вечернем клин пролетает.В серых глазах золотая истома —Всюду солома, солома, солома…
Из кухни вышла баба Надя. Руки, осыпанные мукой, она держала навесу. Прислонилась к косяку и стала слушать песню. Самый счастливый человек на планете в предчувствии скорой разлуки. В приоткрытую дверь спальни было видно, как Любовь Тарасовна и Света, сидя на полу, загодя собирают вещи.
— Надо елочные игрушки взять, — сказала Света, — всякий раз, когда елку наряжаем, вспоминаем про старые игрушки, а как приедем — забываем.
Кот подошел. Потрогал лапой старую газету, в которую был обернут серебряный шар, и, не найдя ничего интересного, ушел на свое место — на спинку мягкого кресла. Он достиг возраста мудрости. Его интересовало только то, что можно было съесть. Все несъедобное было ему неинтересно. Как резко изменятся в этом доме вещи и животные после отъезда. То, что наполнено теплом и смыслом, станет чужим, бессмысленным и диким. Желтые глаза кота излучали смертельную радиацию тоски.
— Так и не успели старую квартиру попроведать, — пригорюнилась баба Надя.
— Ну, Мамонтовы, вы даете! — удивился Тучка. — Вы же ничего, кроме рыбы, не видели. Самое интересное пропустили. С бывшей Советской асфальт содрали, на перекрестках по четыре арки во все стороны света, дорогу мостят, ну, этим, подскажите, сейчас модно…
— Брусникой, — подсказала баба Надя.
— Во, во, брусчаткой, — обрадовался Тучка и продолжал с еще большим энтузиазмом: — Представляешь: дома без крыш, развалины, березы на балконах растут — и розовая мостовая. Кремль отдыхает.
— Делать им нечего, — не разделила его энтузиазма баба Надя.
— А действительно — зачем? — спросил Мамонтов-старший. При этом лицо его стало таким забавным, что все рассмеялись.
— Как зачем? Племянник акима наладил производство брусчатки, а ее, беда такая, никто не берет. Рассыпается быстро. Вот и подвернулся последний день города.
— В отпуске есть одна отвратительная сторона, — вздохнула Любовь Тарасовна, — он быстро кончается. Не успеешь приехать, а уже надо уезжать.
— Может быть, вся наша жизнь — один маленький отпуск, — сказал Мамонтов.
— А мы с Ванькой ждем не дождемся, когда в Полярск приедем, — потянулся Тучка. — На следующий год уговорю Ларису на настоящее море съездить.
— А мы переезжаем, — сказал Пушкин угрюмо.
— Куда? — спросил Антон.
— На Алтай, к деду.
— Когда?
— Завтра.
— А чего молчал?
Пушкин пожал плечами и сказал сердито:
— Может быть, больше никогда не увидимся.
В прохладный вечер в конце августа тарантул выкарабкался из сырой норы, укрытой колючим кустом крыжовника. Настороженно и нерешительно земляной паук забегал около черного отверстия, замирая от дрожи земли. Шаги, хрустящие по мелкой гальке за оградой, шелест велосипедных шин отдавались землетрясением. Чуткие волоски вибрировали от поскрипываний, звяканья, всплесков, собачьего ворчания, утиного бормотанья и человеческих голосов. Все опасное, от чего лохматый прятался в темноте, казалось еще опаснее: ему страшно было спуститься назад, в нору, откуда его выгнал промозглый холод надвигающегося ненастья. Мир медленно впитывал сумерки. В золотистом пятне окна раскачивались тяжелые шары астр. От стен дома тянуло теплом, которое могло почувствовать только очень замерзшее существо.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Зуб мамонта. Летопись мертвого города - Николай Веревочкин бесплатно.
Похожие на Зуб мамонта. Летопись мертвого города - Николай Веревочкин книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
- Роман с Полиной - Анатолий Усов - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история - Марк Арен - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Зеркала - Нагиб Махфуз - Современная проза
- 2. Работа под прикрытием - Маргарита Гришаева - Современная проза
- Третье дыхание - Валерий Попов - Современная проза
- Пьющий время - Филипп Делерм - Современная проза
