Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Дискомфорт от захвата сменился дикой болью от гвоздя, с ударами молотка пробившего кожу, сокрушившего кости кисти и расшевелившего их обломки при дальнейшем смещении к тыльной стороне запястья и вхождении в доску перекладины. Это продолжалось до тех пор, пока шляпка гвоздя не упёрлась в кожу поверх переломанных костей и разорванных мягких тканей. Затем история повторилась и со второй рукой.
Всё это время Крипс кричал как никогда до того (может быть, лишь в момент своего рождения…), его выпученные глаза грозили выпрыгнуть из глазниц, а голосовые связки – порваться от напряжения. Где-то на фоне кричали «жертвенный агнец» с Пименом, но собственный крик всегда чётче. Боль от тернового венца терялась, почти не ощущаясь поначалу, хотя кровь из ран лилась ручьями, заливая лицо и попадая в рот. Разве может быть ещё хуже?
Оказывается, может. Легионеры разом отпустили тело и руки своей жертвы. Сердце старика едва выдержало эту боль (возможно, было бы даже лучше, если бы оно разорвалось, и на этой высокой ноте страдания закончились), а вопль заставил некоторых зрителей заёрзать в креслах. Девушка на заднем ряду нюхнула кокаин из косметички.
«Совсем чуть-чуть, ведь ради него пришлось совершить немало „подвигов“».
Мужчина в строгом костюме поморщился – большая часть криков обычно не достигала его ушей (зато они то и дело звучат в квартирах людей, которым предстоит съехать из-за долгов перед его банком), но сегодня кричали особенно громко.
– Зачем?.. – прохрипел Крипс в лицо одному из палачей.
Тот беззлобно рассмеялся и кивнул в сторону зрителей.
Впрочем, ничего нового.
А может, кое-что новое всё-таки есть?
Из зрительного зала на сцену поднялся человек (ни Крипс, ни Пимен его не знали) и подошёл к центральной жертве. Та подняла голову; остальные жертвы не видели выражения лица «Иисуса», но по шумному дыханию можно было предположить смесь страдальческой надежды и искрящейся где-то в глубине зрачков злобы.
– Рядом с тобой – воры, убийцы и обманщики, – начал незнакомец (агнец огляделся, насколько позволяло положение), – но у каждого должен быть шанс на прощение. Поэтому я спрашиваю: прощаешь ли ты их?
– Да! – воскликнул «Иисус».
– Хорошо, – ответил незнакомец, после чего один из легионеров обнажил клинок, стилизованный под гладиус, и освободил страдальца от мучений.
– Он попадёт в рай, а вы здесь сдохнете!
Легионер, выполнявший роль курьера, надел на голову самой отдалённо и одиноко сидящей в зале особы мешок и поволок жертву за кулисы…
Дар моря
Евгения Юрова
Живу я тут с мамулей, вы ее видели?
Да-да, она мне разрешает гулять, мы уже освоились. Конечно, я рад таким новым друзьям, как вы: там у меня совсем не было компании, ну, кроме бабули, разумеется. Нет, она пока осталась, к сожалению. Мы не успели ее забрать. Надеюсь, пра-прадедушка что-нибудь придумает, он очень умный, как оказалось.
Я?
Да, в общем-то, привык, мне очень нравится. Не, не холодно: нырял с раннего детства. Чего, рассказать в подробностях? А вы что, не видели? Как это «тут родились»?! Разве можно? А, новое поселение… ну, ясно. Постараюсь, но вы уж не обессудьте, раз что непонятно. Мне кажется, важнее всего были последние дни, до этого скучно.
***
Наш домик стоял прямо у линии прилива, в двух сотнях метрах максимум. Город – городишко на самом деле – располагался выше, на небольшом утесе, туда вела одна-единственная стародавняя каменная лестница. Наверное, тамошние жители считали, что так защищаются. Смешные. Еще они неустанно сетовали на промозглый климат, вечно пасмурное небо, долгие дожди, сменяющиеся густыми и еще более долгими туманами.
Дураки, а?
Это ж надо предпочитать жару и солнце, вы послушайте!
Сколько себя помню, любил нашу погоду, море и спокойный берег. Кроме того, каждый раз, когда я хотел, небо становилось темным, как ночью, и шел дождь, превращавший воздух в сплошную водную взвесь, мелкий или крупный, по желанию – это тоже подарок, который мне долгое время казался совпадением.
Прекрасно, правда?
Вы тоже расскажите потом о своих подарках. Может, мы сможем устроить игру.
Бабушка не работала: она была совсем слабая и худенькая, часто кашляла, иногда я замечал кровь на ее платке. Нырять меня научила мама – это очень пригодилось. Когда мы с ба остались в домике вдвоем, то первое время еды было мало, но вскоре, годам к семи, я стал зарабатывать достаточно, чтобы кроме добытой рыбы и моллюсков на столе были молоко, масло, хлеб или даже пирожки от миссис Пейнсон. Это такая еда, с начинкой. Неважно.
Увы, бабушке это не слишком помогло: она уже не могла нормально есть, ей становилось плохо, так что я кормил ее все больше рыбным бульоном и размоченным в нем хлебом с маслом. Все равно большую часть рыбы я уносил в свой секретный тайник.
Да, жилось нам вместе хорошо, но соседство не радовало, и скучал я по…
Почему раньше не пришел? Да я и не знал… а если знал, то боялся, наверно. Я ж половинчатый. Ха-ха, ну да, сейчас уже не скажешь, а изначально мама была из этих, незнающих.
А?
Ясное дело, хотелось. Мне снилось море, пра-прадедушка, прабабушка. Чем дальше, тем больше. Часто я ощущал, что стоит мне заплыть за рифы и перестать подниматься за воздухом, радостным рывком опуститься в бездну… ну, вы понимаете сами, ага. И вот там все будет совсем по-другому: соседи не станут гонять меня и зло перешептываться, все заживут счастливо, и никто никуда не денется. Никогда. Может, чувствовал, вы правы.
Но каждый раз я выныривал – не мог же я оставить бабушку.
Что мне больше всего нравилось, после плавания, конечно, это наблюдение за чайками, бакланами, альбатросами, слушать их мелодичные голоса. Это такие птицы, тоже любят море. Ну, небесные рыбы. Так вот, я любил раскрошить остатки хлеба и кинуть в воздух – чайки подхватывали прямо на лету, так красиво! Они очень умные и не просто галдят и носятся, как думают люди там, над обрывом.
А вот что было страшнее всего – плохое здоровье бабушки. Она говорила, это плата, и ее нужно выносить с достоинством, но я же видел, я знал, что у городских докторов получалось – не всегда, но временами – вылечить и не такие болезни. Маму они тогда бросили, да. Даже не пришел никто, даже не попытался. А теперь отмахивались от бабушки. В особенно меланхоличном настроении я невольно представлял, что может случиться – я ж не был в курсе, ну… полагал, останусь там чуть ли не навсегда. Я мог, конечно, прокормиться один, но очень уж я люблю бабулю. И мама любит. Мы ее обязательно заберем!
Я обнимал ее, подчас плакал, как маленький, и просил никуда не уходить от меня.
Бабуля ничего не обещала, так как никогда мне не врала, а только трепала по волосам и выговаривала:
– Фу тебя, плакса, только бы ныть. Никто никуда полностью не девается, ерунду говоришь. Чего ж тут бояться, милый мой, разве что скучать немного. Мне такой старой не очень и удобно. Глядишь, стану тварью какой морской или вон чайкой.
– И тогда я тебя отпущу.
– Да, сынок.
Когда становилось совсем грустно, я выходил на крошечную террасу домика и дотемна смотрел на серое небо, представляя, что бабушка стала одной из чаек. Становилось легче. Я навещал свой тайник, от чего на душе теплело окончательно, и спокойно возвращался спать, чтобы утром снова отправиться в море.
Как бы тихо я ни собирался, бабушка всегда просыпалась и начинала помогать, попутно бормоча свое обычное:
– Иди осторожно, сынок, рыбаков остерегайся, совсем глубоко не заходи, возвращайся до темноты и не слушай голосов, если не видишь света. Хотя если видишь, тоже не слушай – это рыбаки…
Она звала меня именно «сынок», может
- Разговоры с живым мертвецом - Павел Владимирович Рязанцев - Городская фантастика / Ужасы и Мистика
- Хуже, чем смерть - Максим Кабир - Ужасы и Мистика
- Улица мертвой пионерки (СИ) - Кабир Максим - Ужасы и Мистика
- Неадекват (сборник) - Максим Кабир - Ужасы и Мистика
- Гидра - Максим Ахмадович Кабир - Сказочная фантастика / Ужасы и Мистика
- Бастион - Павел Вербицкий - Научная Фантастика / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Проект "Плеяда" - Андрей Каминский - Ужасы и Мистика
- Темный рыцарь - Эллен Шрайбер - Ужасы и Мистика
- Мистические истории. Призрак и костоправ - Маргарет Уилсон Олифант - Ужасы и Мистика
- Иные (СИ) - Волков Влад - Ужасы и Мистика