Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты читал новые сцены? – спросил Перикл.
– Они хороши, – кивнул Эпикл. – Ты сам увидишь. Эсхил должен стать первым.
Перикл стал читать, бормоча под нос, чтобы оценить ритм и размер каждой фразы. Эсхил действительно был искусен и вполне мог рассчитывать на победу. Он обладал поразительным талантом, но… ничего подобного Перикл еще не видел. До сих пор на празднике в честь Диониса была поставлена только одна пьеса, действие которой происходило в настоящее время. Зрителям она не понравилась, и судьи оштрафовали автора на целый талант серебра, сумму, которая могла разорить даже богатого хорега.
– «Ксеркс: Моим стенаньям стоном вторь! – прочитал он. – Хор громко причитает».
– Он дома, в лохмотьях, – объяснил Эсхил, и его глаза вспыхнули внутренним светом. – Он стоит перед толпой, побежденный, сломленный. Это кульминация, Перикл, заключительные строфы! Его отец явился призраком и ушел. Ты должен прочитать и эту часть. Его матери рассказали обо всем, что потерял сын. Я перечислил половину Персии. И вот на сцене остаются только хор и Ксеркс, великий царь Персии. Он начинает, и они отвечают, как будто он не в силах закончить в одиночку. Говорю тебе, у этого жирного дурня Фриниха нет ничего подобного. Читай дальше, читай.
Следующие строфы Перикл произнес вслух:
– «Хор: Ступаем по каменьям острым.
Ксеркс: Трехъярусные корабли…
Хор:…нас сокрушили!»
Перикл сделал паузу. Его охватил благоговейный трепет. Он говорил голосом персидского царя. Он знал, что афинской публике понравится каждая строфа, ведь это было написано для победителей при Саламине!
– И он падает! – провозгласил Эсхил и проткнул воздух сжатыми наподобие птичьего клюва пальцами. – Здесь все сосредоточено на поражении. «В дворец меня сопроводите». Это нужно произнести с отчаянием. Лампы гаснут одна за другой… и наступает тьма.
Перикл оторвал взгляд от папируса.
– Отлично. Но ты уверен? Половина зрителей побывала при Саламине или Платеях. Эти скамейки сделаны из затонувших персидских кораблей! Все это было так недавно. Все остальные пьесы – о богах и героях прошлого. Я слышал, Фриних работает над пьесой о мойрах.
– Если так, то ничего хорошего у него не получится, – усмехнулся Эсхил. – Он же уличный рифмоплет, а не драматург. А это… это наша жизнь, перенесенная на сцену. Клянусь, Перикл, эти строфы лились рекой, как вино, как песня, словно я не имел к ним никакого отношения. Меня вела невидимая рука. Уверен, зрители будут с нами.
– И судьи! – сухо добавил Анаксагор. – Те, кто определяют победителя. Тебе их надо тронуть, а не толпу.
– Ты ошибаешься, мой друг, – улыбнулся Эсхил. – Если я смогу обратиться к толпе, если смогу сделать так, что зрители затаят дыхание и сердца забьются быстрее… если они полюбят моих героев, то мне не важно, что думают судьи.
Драматург говорил так страстно, что Перикл невольно задался вопросом: а можно ли завоевать публику, но проиграть по решению судей? Такая мысль пришлась ему не по душе.
– Но мы ведь попытаемся склонить на свою сторону и судей?
Пальцы у Эсхила были в чернильных пятнах, которые выглядели так, будто смыть их уже не получится. Перикл даже немного испугался, когда драматург похлопал его по плечу, а вернее, по новому белому хитону.
– Попытаемся, – сказал Эсхил. – Я слышал, у Фриниха в чашке сухо. У него хорошо получаются комедии, но трагедии – его слабое место. И ничего столь же хорошего, как у меня, у него нет.
Он забрал драгоценный лист, с которого читал Перикл, со словами:
– Добавлю сцену при персидском дворе, и все будет реально.
– В конце концов, что такое реальность? – пробормотал Зенон.
– Да, – кивнул Эсхил. – Вот именно! Потому что самая сильная история – это настоящая жизнь. И пусть пузан Фриних попробует выдать что-нибудь столь же значительное!
Где-то за пределами театра вдруг раздался звук, напоминающий шум моря. Смех стих, все повернулись на странный шум, который только усилился. Приветственные крики и пение звучали все громче.
– Что это? – спросил Анаксагор у окружавших его афинян.
Перикл сглотнул. Он сразу понял, что означает шум, поскольку ждал, когда это случится, не один месяц. На Кипре он потерял невинность и немного крови. Возвращение в Афины разделило два мира. Здесь он был хорегом праздника Диониса, наследником знатной семьи и сыном афинского героя. Там, где сливались в едином ритме голоса гребцов и гоплитов, он почти чувствовал запах моря в воздухе. Там он был кем-то другим.
– Это флот, – тихо сказал Перикл, и Анаксагор, удивленным тем, как странно прозвучал знакомый голос, посмотрел на него. – Флот вернулся домой.
С давних времен местные мальчишки завели обычай доставлять новости за небольшую плату – один обол. Полагаясь на быстроту ног, они мчались наперегонки прежде всего в более богатые демы.
Выйдя из театра, Эсхил заметил одного из таких гонцов и, свистнув, поднял руку, показывая монету. Мальчишка устремился к нему, как рыба на крючок с наживкой.
На всякий случай Эсхил схватил его за тунику:
– Ну?!
Мальчишка ухмыльнулся и попытался вывернуться.
– Корабли в Пирее! Их там сотни!
Эсхил повернулся к Периклу, но это было еще не все.
– Кимон вернулся домой, куриос. Ходят слухи, что он привез кости Тесея и к ним может прикоснуться любой желающий.
Эсхил отпустил тунику, и сорванец умчался, крича на бегу, что у него есть новости для каждого, кто готов заплатить. Драматург уже собрался что-то сказать, но тут все услышали грохот барабанов и рев рожков. Этот звук Эсхил знал хорошо, а потому закрыл рот и повернулся к улице с напряженным лицом.
Анаксагор и Зенон застонали. Перикл, нетерпеливо постукивая пальцем по бедру, смотрел туда же, куда и они. Он хотел пойти на агору поприветствовать Кимона. Почему бы и нет? По крайней мере, можно погреться в лучах чужой славы. В конце концов, он заслужил место по правую руку от Кимона. Но вместо этого ему пришлось стать свидетелем появления трагика Фриниха.
Знаменитого драматурга окружала толпа из двадцати или даже тридцати мужчин и женщин. Некоторые из них несли маленькие барабаны, отбивая рукой ритм. Другие, с длинными металлическими трубками, дули в них, издавая нестройные звуки. Необычное шествие привлекло к себе всеобщее внимание. Прохожие останавливались и глазели на них с улыбкой. Некоторые приветственно махали.
Словно бросивший якорь военный корабль, Фриних внезапно остановился. Это был крупный мужчина, на голову выше Перикла, и, пожалуй, только Анаксагор мог смотреть на него свысока. Остановить такую, с трудом помещающуюся под одеждой, массу живой плоти – что выглядело необычно на афинской улице – было, наверное, трудно.
– А, Эсхил! – изрек он, наклоняясь, как будто чтобы учуять запах дыхания того, к кому
- Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден - Исторические приключения
- Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден - Историческая проза / Исторические приключения
- Царь Горы, Или Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов - Историческая проза
- Звон брекета - Юрий Казаков - Историческая проза
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Василий Седугин - Историческая проза
- Спартанец - Валерио Манфреди - Исторические приключения
- Великолепный век. Роксолана и Султан - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Белая обезьяна, чёрный экран - Ольга Николаевна Аникина - Русская классическая проза
- Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4 - Александр Солженицын - Русская классическая проза
- Золотой лев - Уилбур Смит - Исторические приключения