Форма входа
Читем онлайн Парабола моей жизни - Титта Руффо
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Весь этот тревожный канун отъезда прошел в хлопотах и приготовлениях. Я написал письмо маме; купил кое-что необходимое для собственного обмундирования; сбегал попрощаться с супругами Казини. Они, конечно, пришли в восторг от происшедшего, но, узнав сумму предложенного мне гонорара, Казини заверил, что если бы я запросил даже пять тысяч лир в месяц, импресарио был бы вынужден выложить мне и такую сумму. Дон Джоан, как оказалось, законтрактовал Дельфино Менотти, который, подобно Котоньи, Морелю и Кашману, был одним из самых знаменитых баритонов того времени, и договорился с ним о гонораре в девять тысяч лир в месяц, гонораре в то время максимальном для первоклассного баритона; но буквально в последнюю минуту Менотти заболел. Во всяком случае, Казини, сам мечтавший о Чили, сказал, что этот договор, даже в удешевленном виде, является для меня большим шагом вперед. На другой день, распрощавшись с Меннини, я — на этот раз в коляске — поехал на вокзал. Дон Джоан был уже там и с ним вся труппа в полном составе: артисты оркестра, кордебалет, солисты, хористы и хористки, в общей сложности сто шестьдесят человек. В суматохе, среди багажа и всевозможных чемоданов, окруженный людьми, спешившими занять самые удобные места, я растерялся, но постарался взять себя в руки. Среди всех этих новых для меня людей, в большей или меньшей мере взволнованных и суетившихся, мне бросился в глаза красивый высокий человек, чисто выбритый, по типу скорее русский, чем итальянец. Это был первый бас труппы, звали его Паоло Вульман, и он очень энергично хлопотал, наводя порядок и указывая артистам их места в купе. Дон Джоан, представив меня Вульману, поручил ему заботиться обо мне и посадить меня в купе первого класса. Вульман был по отношению ко мне как нельзя более внимательным, но обращался со мной как с маленьким мальчиком. Провожая меня на место, он говорил со мной так, как мог бы говорить опекун с порученным ему на время путешествия ребенком. Когда я, наконец, пришел в купе, носильщик, тащивший мои чемоданы и переходивший за мной из одного вагона в другой, воскликнул: «Ах ты, моя дорогая! Наконец-то! Да чего же вы туда напихали! Свинца, что ли, черт возьми?» Я дал ему хорошие чаевые потому, что чемоданы были на самом деле неимоверно тяжелы: в один из них я даже засунул утюг.
Когда поезд тронулся, я был ни жив ни мертв. Этот стремительный отъезд, необходимость уладить такое количеств дел в столь ограниченное время — написать письма, попрощаться с теми и другими, сбегать туда и сюда, чтобы купить себе необходимое, — все это меня вымотало. Я задремал, Вульман, сидевший рядом со мной, разбудил меня словами: «Баритон, время идти кушать». Но у меня не было никакого аппетита, и я от еды отказался. Сидя один в купе, я принялся считать оставшиеся у меня на руках деньги. После всех расходов, включая сюда то, что я послал домой маме, после отправки телеграмм, в частности — телеграммы отцу, в которой я просил его проявить немного терпения и старался доказать ему, что я по-настоящему вступил на артистический путь, — сумма, показавшаяся мне первоначально громадной, превратилась в сумму самую ничтожную.
Когда ужин кончился, купе наполнилось людьми, рассмотреть которых раньше я не мог, так как пребывал в полусне. Вульман поспешил представить меня. Мы обменялись немногими словами, так как я почти сразу же опять задремал и крепко проспал почти до четырех часов утра.
Была половина июня и стояла невыносимая жара. На рассвете я стал прохаживаться по коридору: чувствовал себя одиноким, подавленным и к тому же разбитым оттого, что проспал столько времени в неудобной позе рядом с Вульманом, храпевшим, как работающий мотор. В то время как постепенно разливался утренний свет, мною овладевали сомнения: правильно ли я поступил и стоило ли отказываться от привычного, чтобы идти навстречу неизвестным испытаниям, среди неизвестных мне людей, будучи сам неизвестным, разлученным с семьей и не имевшим даже возможности обнять маму. Меня охватила глубокая растерянность. Мне хотелось поделиться с кем-нибудь своими сомнениями. Великолепие солнца, поднимавшегося все выше и выше и освещавшего прекрасные французские пейзажи, вместо того чтобы подбодрить меня, переполнило чашу моей огорченной души, и я почувствовал, что горячие слезы заливают мне лицо.
Из Парижа мы сразу же проехали в Гавр. Наш пароход, скромное английское судно под названием «Лореллана» стояло на якоре, готовое к отплытию на следующее утро. Я остановился в маленькой гостинице вблизи порта. Мне попалась грязная комнатенка, где витало зловоние нечистоплотного человечества. В соседних комнатах помещались французские матросы. Они явились ночевать очень поздно, были вдребезги пьяны и продолжали шуметь и галдеть до рассвета. Иные из них засыпали под пение «Марсельезы». Само собой разумеется, что я провел ночь без сна. И в это утро тоже, при восходе солнца слезы потекли по моим щекам.
Когда я, наконец, поднялся на борт, то увидел Вульмана, наблюдавшего за погрузкой театрального имущества. Он повел меня в четырехместную каюту, где помещались он, я, баритон Черетелли, флорентинец, и некий южанин, заместитель дирижера оркестра, фамилию которого я начисто забыл. Когда вся труппа была размещена и всем были указаны места за столиками в столовой, приступили к церемонии официального представления. Я оказался самым младшим среди славного артистического войска. И тут я в первый раз увидел обаятельно-прекрасную темноволосую синьору. Я знал о ней только то, что два года тому назад она пела в Ла Скала, вызвав восхищение и энтузиазм миланской публики. Эта синьора — я скажу об этом дальше — оказала неповторимое влияние на мою личную жизнь и на формирование мое как артиста. Я буду говорить об этом в свое время. А сейчас вернемся к дону Джоану.
Он вез с собой очень странную молодую особу. Странным было и ее имя, так как звали ее Иреос Миртеа. Во всяком случае, она требовала, чтобы ее звали именно так. По виду невероятно хрупкая, с глазами цвета морской волны, волосами светлого золота до того легкими, что они казались неестественными, всегда овеянная — может быть, в честь своего имени — радужно переливавшимися газовыми тканями, она в общем производила впечатление создания, которое вот-вот растает в пространстве. Законтрактована она была лично доном Джоаном и занимала смежную с ним каюту. Дон Джоан, пользуясь своим положением могущественного импресарио, ездил каждый год в Америку в обществе какой-нибудь красивой девушки и каждый год избирал себе другую спутницу. Мне почему-то выпала честь получить место за их столом, где за каждой трапезой специально для Миртеи подавались гренки с икрой, засахаренные фрукты и изысканные ликеры. Благодаря ее любезному вмешательству лакомства и рюмочки ликера перепадали и мне, и если я от них отказывался — а отказывался я, как правило — Миртеа говорила голосом, исходившим, казалось, с небес или зарождавшимся в ее радужно-переливчатых газовых одеяниях: «Берите, прошу вас, у нас ведь большие запасы». И при этом она как-то особенно жеманно выговаривала букву «е». Я почтительно благодарил и совершенно не знал, что отвечать на это. С каждым днем мне становилось все труднее и труднее. Дело в том, что из желания угодить даме сердца импресарио у всех за этим столом выработалась неестественная манера держаться, все натянуто улыбались и старались подражать Миртее даже в манере произношения. Я еле мог дождаться конца любой трапезы, чтобы вернуть своему лицу его естественное выражение и, когда мне наконец удавалось выскочить из столовой, я полной грудью вздыхал с облегчением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Парабола моей жизни - Титта Руффо бесплатно.
Похожие на Парабола моей жизни - Титта Руффо книги
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Чайник, Фира и Андрей: Эпизоды из жизни ненародного артиста. - Андрей Гаврилов - Биографии и Мемуары
- Великие евреи. 100 прославленных имен - Ирина Мудрова - Биографии и Мемуары
- Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Не жизнь, а сказка - Алёна Долецкая - Биографии и Мемуары
- Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1 - Николай Любимов - Биографии и Мемуары
- Прощание с иллюзиями: Моя Америка. Лимб. Отец народов - Владимир Познер - Биографии и Мемуары
- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
