Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор открыл глаза. Ночная тьма уже редела, и он сразу разглядел, что отец тоже лежит на боку с открытыми глазами и смотрит на него.
– Ну вот ты и проснулся. Доброе утро, сынок, – вполголоса произнёс Иосиф Кузьмич. – Спал ты беспокойно, метался, как в горячке. Видно, сны тревожные тебе снились.
– Доброе утро, папа. Твоя правда. Да только я, кажется, из сна в сон всю ночь как дезертир сбежать пытался, – признался Виктор.
– Ну, сейчас-то это я тебя разбудил, – успокоил его отец. – А то стонал ты, будто раненый.
– Да, папа, это сон такой странный мне снился! – воскликнул Виктор, приподнимаясь на локте и садясь лицом к отцу. – Сначала про болото, недаром ты его к ночи помянул, а потом про курган в степи. Будто бы лежит погребённая в кургане древняя мать, которая за жизнь сына душу свою отдала, точно как ты сказал. За ними враги гнались, и она им в руки на смерть отдалась, чтобы дать ему уйти. Кажется, он что-то и вправду натворил. А может быть, мне так кажется оттого, что он жертву своей матери принял, позволил ей за него на мучения и смерть пойти, а сам сбежал. Ведь как жить после этого? Страшно подумать!
Отец тоже приподнялся и сел, пристально вглядываясь в лицо сына.
– Страшно, говоришь? А ты подумай, не бойся. Может, и увидишь, что весь мир на том только и стоит. На жертве матери. И никто её не видит. Все привыкли…
Голос отца прозвучал строго, и глубоко поразила Виктора скрытая в его словах горечь. Иосиф Кузьмич тут же ласково тронул сына за плечо:
– Пойду-ка я, пожалуй, потихоньку, Витя, а то почти уж рассвело.
– А я тебя провожу немного, – вызвался Виктор. – Можно, папа? Короткой дорогой.
– Ну, разве что короткой, – согласился отец.
Светало действительно быстро. Шли поспешно по росистой траве. Молчали. Хотели скрыть друг от друга волнение, но главная мысль у обоих была одна и та же. И уже когда стали прощаться, Виктор обнял отца и прошептал ему на ухо:
– Скажи маме, что я всё время о ней помню. И береги её…
Жертва матери
Виктора привязывают к скамье лицом вверх. Уже в третий раз. Только что он висел вниз головой, а теперь ему вдруг начинает казаться, будто он стоит, привязанный к столбу. Вернее – она. Потому что он – это она. Верёвки туго затянуты и вонзаются ей в грудь. В грудь женщины, вскормившую ребёнка. Сына, который вышел из её чрева и дорог сердцу матери навсегда. Что бы он ни сделал. Сына, за которого она отдала себя в жертву. Сердце её спокойно, ибо оно знает, что теперь он ушёл, он свободен и его уже не настигнет лютая казнь, которую она принимает за него. Она стоит, намертво привязанная к вкопанному в землю столбу под палящими лучами солнца. Красная тьма застилает ей взор. Хотя самих глаз у неё уже нет. Они давно выбиты. И окровавленная плоть, когда-то бывшая её лицом и превращённая в сплошную рану, как будто горит в огне. Она слышит, как гудит земля от дробного перестука копыт. И каждый всадник, который приближается к ней, наносит удар плетью по её лицу и мчится дальше. Сколько их уже промчалась? Сотня? Тысяча? Новые хозяева степи с суеверным страхом чтят духов этих мест и карают разорителей курганов такой смертью. Они поверили, что это она потревожила покой того, кто спит здесь, во чреве земли. Она поменялась
- Беги, мальчик, беги - Ури Орлев - О войне
- Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. - Виктор Кондырев - Биографии и Мемуары
- Холодная война против России - Николай Леонов - Биографии и Мемуары
- О судьбе и доблести - Александр Македонский - Биографии и Мемуары
- Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер - Историческая проза / Исторические приключения / Морские приключения
- Аракчеевский сынок - Евгений Салиас - Историческая проза
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Вера Холодная. Королева немого кино - Елена Прокофьева - Биографии и Мемуары
- Царица-полячка - Александр Красницкий - Историческая проза
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне