Савинков. Кстати, именно сегодня, 7 мая, он покончил с собой…
— Дата, однако… Темная, так сказать, память. Это же он сказал — черт меня дернул родиться русским?
— Он. И про «народ-богоносец», который либо раболепствует, либо бунтует, либо кается…
— Либо хлещет беременную бабу по животу, либо решает «мировые» вопросы, либо разводит кур в ворованных фортепиано… Тогда еще было сказано. А как будто о нас сегодняшних. Без конца бросаемся в крайности… Строим и тут же ломаем, не доведя дело до конца… Ну что мы за люди такие! Как будто и не люди мы, а нелюди… — сокрушенно произнес Петрович и поник головой.
«Вот и весь сказ, — думал Садовский, задумчиво глядя на окончательно опьяневшего командира поискового отряда. — То бьем себя пятками в грудь, то расцарапываем лицо и посыпаем голову пеплом. В психологии это называется амбивалентность. Следующая стадия — амбитенденция, расщепление волевого акта. А там и до шизофрении недалеко. Так и живем…»
— Ладно, — очнувшись от мрачных дум, сказал Петрович. — Деревенские нужники и всякие там джакузи мне никогда не нравились. Предпочитаю слияние с природой.
И удалился в заросли. Вслед за ним исчез и Гена. Потом вернулся и со всей серьезностью спросил Садовского:
— А знаешь, почему мирная жизнь у нас никак не строится?
— Почему?
— Потому что мы народ, не вернувшийся с войны.
Сказал — и пошел спать.
С его уходом оживилась Аля, которая с каждый выпитым стаканом становилась все смелее и раскованнее.
— Ой, девочки, чего ж так хочется спать, а не с кем? — сладко потянувшись, певуче произнесла она и красноречиво посмотрела на Садовского. Взгляд ее говорил: вот только предложи мне что-нибудь, кобель. Отошью так, что мама не горюй…
Есть женщины, которых уместнее всего пригласить в театр, ресторан или на художественную выставку. А есть те, кого можно позвать в баню. И только в баню… Поэтому у него и в мыслях не было куда бы то ни было ее приглашать.
— Отчего-то, отчего-то спать охота, спать охота. Отчего же, господа, спать мне хочется всегда! — отозвался Андрей.
— И обстановка располагает, — продолжала подначивать Аля.
Андрей украдкой взглянул на Юлю, которая все теснее прижималась к Садовскому. Вечер был холодный.
— Отчего-то, отчего-то петь охота, петь охота. Отчего же, господа, петь мне хочется всегда!
Он взял в руки гитару и с пафосом произнес:
— Алевтина, станьте моей музой!
На что она незамедлительно ответила:
— Андрей, станьте моим мужем!
— И так во всем, — посетовал он. — Как соединить несоединимое? Музу и мужа, коня и трепетную лань?
Аля обвила его шею руками и вкрадчиво проговорила:
— Спой-ка что-нить, касатик. Сыграй какую-нить музычку. Красивую такую, задушевную.
Андрей покосился на ее бюст и игриво произнес:
— Эх, с такой грудью я бы потетешкался…
Он продолжал заигрывать с Алей, хотя было видно, что сох явно не по ней.
«Может быть, не будь третьего лишнего, что-то и получилось бы у него с Юлькой…», — с сожалением подумал Садовский.
— Я так толком и не научился играть, — сказал, перебирая струны, Андрей. — Одно время, в школе еще, брал уроки гитары. Сначала ходил как положено. Потом перестал ходить. Потом снова пошел. Опять бросил. Потом мать выяснила, что никуда я не ходил, а просто транжирил деньги. На кино, на мороженое. То есть, получается, ходил, но не туда, куда нужно.
— Давай… Эту, белогвардейскую… — попросила Аля.
Сделав проигрыш и выдержав паузу, Андрей негромко запел:
Как я молод был — присягал царю,
Чтоб стояла страна неповерженная.
За Отечество пасть готов в бою
Был я юнкером несдержанным.
И поднялись в год чернедь-мужички
Объявили их разбойниками.
Их давила война, словно семечки
Со святыми вместе угодниками.
Затупил я сталь о мужицкий лоб,
Огрубел душой, стал почти кремень.
Но поставил царь и московский поп
На судьбе моей бел-горюч камень.
Отступали мы и надеялись,
Что Россия вся за нами стоит.
А когда с юнкерами разделались –
Не Арбат за спиной, а Бейсоутер-стрит.
Мне кабак у дороги милее стал
Я вино лью на память зеленое.
Господа, я погоны где принял, там сдал
Вот такая жизнь несмышленая…
Гитара была привычно расстроена, звук плавал, что вполне соответствовало жанру бардовской песни в антураже чернеющего леса и бликов костра, придавая ей недостающую в любых других декорациях достоверность.
— Кто автор? — спросил Садовский, сразу узнавший чуть измененную мелодию и подкорректированный текст. Эту песню написал его друг еще в восьмидесятые. На первом курсе они, как корью или ветрянкой все до одного переболели белогвардейщиной. Почти каждый вечер в казарме под гитарный перезвон четвертые сутки пылали станицы, поручик Голицын раздавал патроны, а корнет Оболенский наливал вино, из рук в руки переходил затертый до дыр самиздатовский «Конь вороной» и раритетные номера «Нивы» времен Первой мировой войны.
— Один парень из «политеха». У нас группа была, я с ним одно время играл…
Садовский не стал оспаривать эту версию. Зачем, если песня ушла в народ и отправилась бродить по свету? Зато как обрадуется его друг, когда узнает, что плоды его песенного творчества не затерялись в училищных курилках. Да и не хотелось портить впечатление, которое пытался произвести на слушательниц Андрей.
Но когда речь идет о женщине — прощай мужская солидарность. Тут каждый сам за себя.
— Прогуляемся? — спросил Садовский.
— Могу порекомендовать тебе свою подругу, — заартачилась Юля.
— Знаешь, есть такое правило бестолковой девочки. Если одна бестолковая девочка рекомендует другую, то вероятность того, что та, другая, окажется толковой, обратно пропорциональна бестолковости первой. Мне хочется побыть с тобой.
— Как может порядочная девушка остаться наедине с незнакомым мужчиной?
— Да, это такой стресс для незнакомого мужчины!
— Ладно, — согласилась она.
— Мы не надолго, — объявила Юля достаточно громко, как бы убеждая своих друзей и прежде всего саму себя в том, что скоро вернется.
— Что нам теперь остается? — вздохнул Андрей, глядя, как они удаляются. — Уткнуться лицом в колени любимой женщины и ждать, когда исчезнут мысли.
— А кто твоя любимая женщина?
— А какой сегодня день недели?
— А какая разница? — изумилась Аля.
— Ладно, — сдался Андрей. — Наливай! А поскольку алкоголь обостряет мою восприимчивость к женской красоте, не премину выпить за присутствующих здесь дам…
— Вообще-то я здесь одна. Дама…
— За тебя! Дама!
— Ой, от такой няшечки прям сердечко млеет… — умилилась Аля.
Между тем, Садовский завел Юлю в самый бурелом и обнял за талию.
— Чувствуется рука опытного специалиста. По женской части… — как-то тревожно, неуверенно хихикнула она.
— О чем ты говоришь… Но я еще помню, что такое женская талия.
— И что же это такое?
— Итак.
